Сказания о нартах - Страница 72

— Все мужчины наши пошли на праздничный пир в Дом к Ацата, в дальний поселок, в Хусдзагат Занартский.

— Спасибо за доброе слово, но еще больше буду я благодарен тебе, если дашь ты мне провожатого до поселка Хусдзагат.

— Кого же я могу послать с тобой? Кроме меня, во всем доме только мальчик-мальчик-несмышленышон греет ноги у огня. Коли ты захочешь взять его в провожатые, я сейчас же вышлю его к тебе.

Оставив гостя у ворот, Шатана вошла в дом.

— Чтоб ты пропал, несмышленыш, — ласково сказала она. — У наших ворот стоит гость, его нужно проводить в Хусдзагат, где в доме Ацата пируют наши мужчины.

Не торопясь поднялся мальчик. Любил он посидеть дома на камне возле очага. Но услышав о госте, вскочил, потянулся и быстро вышел к гостю. И отправились они в Хусдзагат. Гость верхом на коне, а весь испачканный в золе мальчик — пешком.

Там, где тропинка пошла круто вверх, гость сказал мальчику:

— Давай-ка я возьму тебя на своего коня.

Мальчик взглянул на всадника, потом внимательно осмотрел коня и ответил:

— Прости меня, гость, но не настолько силен твой конь, чтобы поднять нас двоих.

— Ах ты, собачий сын! Сейчас же садись на коня, иначе я плетью проучу тебя за то, что ты так разбираешься в лошадях!

Мальчик легко вскочил на коня.

Недалеко проехали они. Вдруг мальчик стиснул коня коленями, зашатался конь, закашлял, и свернувшаяся кровь показалась у него изо рта.

— Ведь говорил я тебе, гость, что не выдержит твой конь нас двоих.

— А, так ты Батрадз, сын Хамыца? — догадался гость.

— Да, Арахдзау, сын Бедзенага, я перед тобой.

И мальчик, соскочив с коня, опять пошел впереди, показывая тропинку.

Длинная дорога. Нужно отдохнуть. Остановил коня Арахдзау на повороте тропинки, в удобном месте, слез с коня и сказал Батрадзу:

— А не испытать ли нам свои стрелы, Батрадз? Ну-ка, стреляй первым.

— Никогда не достану я из колчана свою стрелу раньше гостя, — сказал Батрадз.

Достал тогда Арахдзау стрелу из своего колчана, взял в руки лук, попробовал пальцем, хорошо ли натянута тетива, как следует натянул ее, наложил стрелу и послал ее. Далеко впереди, на дороге, легла стрела.

И Батрадз пустил стрелу. Через леса и горы летела стрела, и вонзилась она в косяк двери Ацата: пришла стрела к цели. И зашатался древний дом Ацата, в котором шел пир, яства попадали со столов.

— Не тревожьтесь, добрые люди, — усмехаясь, сказал нарт Сослан. — Это стрела нашего озорника, это блажной наш идет сюда.

И правда, немного времени прошло, как к дому Ацата подошли сын Бедзенага Арахдзау и сын Хамыца Батрадз.

Поспешно встал из-за стола Сослан и вышел из дома. Он приветствовал гостя, а потом повернулся к Батрадзу и тяжелой своей ладонью со всего размаху ударил его по щеке.

— Щенок! — сказал он. — Это тебе за пробу стрелы.

Ничего не ответил Батрадз, словно Сослан и не коснулся его щеки, и подставил ему другую щеку, потому что во всем подчинялся он своему старшему. Немного погодя вышел он незаметно из дома, а тут вдруг как кинется прочь и разом, одним прыжком перекинул себя через семь хребтов и оказался перед своим домом.

И все идет по-прежнему: сидит возле очага мальчик, копошится, играет в теплой золе.

Уаиг с пестрой бородой появился в нартских горах. Не пускал он на пастбища нартские табуны, и стада, и отары. Стал погибать нартский скот. И тогда старейшие из нартов решили устроить пир, собрать на этот пир весь народ и выбрать пастуха, который сумел бы уберечь скот от пестробородого уаига.

Послал Урызмаг гонцов ко всем трем нартским родам скликать на этот пир нартов. Из дома Хамыца пришел на пир сам Хамыц. Собрался народ к Урызмагу, помолился Урызмаг и сказал, подняв куваггаг — священное приношение — три пирога с начинкой из сыра и лодыжку быка:

— Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти наши стада от пестробородого уаига, предназначено это.

Но никто не осмелился принять куваггаг. Еще раз послал Урызмаг глашатаев.

— Плохо приглашали вы первый раз. Обойдите все дома нартов, и чтоб из мужчин ни одна живая душа не осталась дома, чтобы все пришли на пир!

Еще больше собралось народа, еще раз помолился Урызмаг, опять сказал свое короткое слово — и опять не нашлось смельчака, который взял бы из рук старого Урызмага куваггаг.

И тогда Урызмаг спросил строго гонцов:

— Не остался ли все-таки дома кто-нибудь из нартов?

И ответил старший из гонцов:

— Только из дома Хамыца мальчишка один не пошёл на пир, босоногий малютка. Сидит он в золе возле очага.

— Скорей, скорей приведите его сюда! — сказал Урызмаг.

Старший гонец сам пошел за этим мальчиком и пригласил его на пир. И Урызмаг, увидев Батрадза, сказал еще раз:

— Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти стада от пестробородого уаига, предназначаю этот куваггаг.

Но Батрада не понял Урызмага. Громче прежнего повторил Урызмаг свое слово, но Батрадз, встретившись на пире со сверстниками своими, такими же мальчиками, как и он, занялся какой-то игрой и опять не услышал слов Урызмага.

Тогда Урызмаг велел всем присутствующим повернуться к нему.

— Кто сослужит службу нартскому народу, погонит наши стада на пастбища и защитит их от уаига пестробородого, тот пусть возьмет этот куваггаг! — снова громко сказал Урызмаг.

И тут наконец услышал Батрадз его слова и понял их. Вскочил он с места и подошел к старому Урызмагу. Взял он из рук Урызмага лодыжку быка и три больших пирога с начинкой из сыра, широко открыл рот и съел все сразу.

На следующий день утром рано выгнали нарты свой скот, и каждый захватил подарки для пастуха — кто чувяки, кто сумку, кто шапку.

Вот пригнал Батрадз нартские стада на высокогорные пастбища, в пышные травы. Еще не было видно там пестрой бороды уаига. Батрадз убил косулю, натянул ее шкуру и сделал себе шатер. А из мяса косули стал готовить себе шашлыки.

В это время пестробородый уаиг был в походе. Но весть о том, что нартский скот пригнали на пастбища, которые он захватил, дошла до него. И он, весь искрясь от гнева, подошел к Батрадзу.

— Что за осел? Что за собака? Кто это расположился тут на моей земле?

— И собака — ты сам! И осел — это ты! — ответил ему Батрадз. — Чего ты пришел сюда брызгать своей слюной?

Услышав такой дерзкий ответ, понял уаиг, что перед ним Батрадз, сын Хамыца, сразу перестал он браниться, смиренно подошел поближе и спросил:

— Не знаешь ли ты, юноша, нарта Батрадза?

— Как же мне не знать его!

— А не знаешь ли ты, в какие игры он играет?

— Я покажу тебе его любимую игру, — ответил Батрадз.

С силой толкнул он уаига, и тот, не удержавшись, рухнул на землю. Батрадз отрубил ему голову, насадил ее на кол и, высоко подняв ее перед собой, понес в нартское селение.

Вышли к вечеру нарты встречать Батрадза, увидели издалека голову пестробородого уаига и, подумав, что это он сам идет к ним, испугались. Но тут Батрадз подошел ближе, рассмотрели они, что несет он голову уаига, и страх их сменился радостью. Все нартское селение приветствовало Батрадза.

С тех пор скот нартов свободно пасется на просторных пастбищах.

Годы шли, и стал задумываться Батрадз:

«Нельзя мне оставаться таким, как я есть. Если не закалюсь я, то какой-нибудь враг непременно осилит меня. Пойду-ка я лучше к небесному кузнецу Курдалагону, пусть он закалит меня».

Поднялся Батрадз с земли на небо, предстал перед Курдалагоном и так сказал ему:

— Ты должен меня закалить, Курдалагон.

— Не проси меня об этом, мое солнце. Хороший ты малый, и жалко мне сжечь тебя.

— Не испугаешь ты меня этими словами! — ответил Батрадз и сам залез в горн.

Курдалагон забросал его углями и стал дуть на него, да сам себе сказки рассказывать.

Не пронял огонь Батрадза, и просит он опять Курдалагона, чтобы тот не спорил с ним, а закалил бы его.