Сказания о нартах - Страница 34

И свои подарки — меч, щит и кольчугу — преподнес Сослан на прощание сыну Уархага[53].

— Твоему отцу Уархагу дал я слово, что подарю ему эти вещи. Ты храни их на память о том, что сказанное им оказалось правдой.

Перед отъездом три золотые чаши Сослана наполнили ронгом. И одну из них принял Сослан, другую — сын Уархага, третью — молодая невестка. Пожелал им здоровья Сослан, выпил до дна, а чашу вернул обратно. Тут сын Уархага сказал ему:

— А эта чаша тебе от меня, как от младшего! — И протянул ему свою чашу. Выпил Сослан и эту чашу. А сестра Авдиуага тоже поднесла ему свою чашу:

— А это тебе чаша от невестки!

Принял Сослан и эту чашу, вознес мольбу, чтобы счастливы были все в жизни, потом за здоровье невестки помолился и выпил до дна и эту чашу.

После сноха Уархага вынесла Сослану семь пар сменного белья и одежды на дорогу. Так проводили они Сослана.

Прибыл Сослан в селение нартов, — как же иначе? Вышел на нартский нихас. Нартская молодежь спрашивает его:

— Как удалось твое путешествие, Сослан?

— Все как должно. Но если старый Уархаг выйдет к нам, пусть каждый снимет свою шапку и подложит ему для сидения: у него такой могучий сын, что поставь все три нартских рода с одной стороны, а его одного — с другой, сын Уархага окажется им равным в силе.

Суровый год настал для нартов. Глубокий снег выпал ранней весной, скрыл все пастбища, и скот голодал. Нарты сбрасывали солому, которой были крыты их дома, и скармливали ее скоту. Но особенно боялись нарты за своих коней.

— Что будем делать мы, если падут наши кони! Ведь человек без коня — все равно что птица без крыльев, — говорили нарты.

И собрались раз лучшие из нартов на большой нартский нихас и стали думать, как спасти им своих коней и свой скот.

— Знаю я такую страну, — сказал Урызмаг. — Это степи Балга в стране сыновей Тара. На берегу моря находятся эти степи. Круглый год колышутся там густые шелковистые травы, и даже зимой там трава по колено. Хорошо бы попасти на тех пастбищах наш скот. Только опасно гнать его туда. Есть у Тара два сына — Мукара и Бибыц. Если мы и спасем наш скот от первого, то от другого нам его не уберечь.

— Что делать? Иначе спасти скот мы не можем, — сказали старейшие нарты. — Мы погоним его в степи Балга. Но кто из нас будет так смел и отважен, что не побоится сыновей Тара?

Многих тогда называли нартами, но никто не соглашался гнать табуны и стада в страну Тара. Видит Сослан — никто не соглашается идти в пастухи. И сказал Сослан:

— Дайте мне Сырдоном изготовленный фандыр, который он подарил нартам, сгоните весь ваш изголодавшийся скот на дорогу, и я погоню его, если мне доверяете. Попробую свои силы.

Как не порадоваться было нартам словам Сослана!

— Как же можем мы отказать тебе и не дать фандыра, если пойдешь ты пастухом? Мы знаем: не надо и ста пастухов, ты один и наш скот спасешь, и себя в обиду не дашь.

Сослан ответил им:

— Лучше пусть я один погибну, чем все нарты.

В те времена, если кто-либо из нартов изменял своему слову, все скованное из стали превращалось в простое черное железо.

Собрался в путь Сослан, набросил на себя накидку из грубой шерсти, взял в руки пастушью палку и крикнул:

— Эй, нарты! Сгоняйте весь скот свой на Площадь игр. Если чья-либо скотина отстанет, зарежем ее к празднику.

По всем дворам засуетились нарты, согнали табун лошадей и стадо рогатого скота и передали их Сослану.

Сел Сослан на своего коня, закричал по-соколиному, заклекотал по-орлиному и погнал скот в страну сыновей Тара. Сколько гнал он его, кто знает, но вот наконец достиг вечно зеленых степей Балга. И в самом деле, трава стоит в степях Балга по пояс. Это была такая страна, в которой сразу на одних деревьях цвели цветы, с других цветы осыпались, а на третьих созревали плоды.

На высоком холме поставил Сослан свой шатер. Скот пасся на пастбищах, а Сослан пошел поохотиться. Вернулся он с добычей. Принес несколько оленьих туш да несколько суковатых деревьев приволок на растопку костра. А нартский скот так разжирел за два дня, что в одышке еле ноги передвигает.

Донесли об этом Мукара:

— Да погибнуть мне от твоего гнева, сын Тара, Мукара, но на твоей земле пасется столько чужих табунов и стад, что потоптаны их копытами степи Балга.

Разгневался Мукара, сын Тара:

— Что за глупец осмелился кричать возле моего дома? Гром не смеет греметь при звуке моего имени. Кто же из людей осмелится пригнать скот на мои пастбища?

Схватил тут Мукара того, кто принес ему худую весть, за руку, размахнулся и так его швырнул, что тот, вертясь в воздухе, словно крылья ветряной мельницы, низвергся в середину моря.

Назавтра прибегает еще один человек и кричит возле дома Мукара:

— Да погибнуть мне от твоего гнева, Мукара, сын Тара, но только взгляни, как чужой скот загадил твои балгайские степи!

— Видно, мне жизни не будет от этих глупцов! Кто осмелится пригнать на мои земли свой скот? Или есть на свете такой человек, который не слышал бы о сыновьях Тара?

И, схватив вестника несчастья, сын Тара размахнулся, и тот, завертевшись в воздухе, подобно волчку, ударился о гору и вдребезги разбился.

Но вот на третий день прибежал еще кто-то с тревожной вестью:

— Да погибнуть мне от гнева твоего, Мукара, сын Тара, но в балгайских степях трава вся выглодана до самой земли!..

Схватил и этого за рукав Мукара и только хотел размахнуться, чтобы швырнуть его подальше, как услышал он голос своей жены:

— Пропасть бы тебе! Третий день прибегают к тебе люди с тревожными вестями, а ты их убиваешь. Проведай-ка лучше свои степи! Убить его всегда успеешь.

Послушал жену Мукара, не стал убивать третьего вестника. Надел он доспехи, подвязал оружие, сел на своего вороного коня и отправился в степи Балга.

Сидит Сослан у своего шалаша, песни поет, на фандыре играет и смотрит за своим скотом, который привольно пасется и валяется в густой траве.

Вдруг видит Сослан, показалась вдали туча. Движется туча, а под ней бежит по земле глубокая борозда, и высоко над тучей летают вороны.

«Что бы это могло быть?» — удивился Сослан.

Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне — как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его сабля. И то не вороны над тучей, а комья земли и куски дерна взлетают над головой всадника из-под копыт его коня.

«Так вот каков Мукара, сын Тара! — подумал Сослан. — Силой от него ничего не добьешься, если удастся что сделать, так только умом».

Подскакал Мукара, сын Тара, и зарыдал, подобно грому:

— Небо не смеет греметь при мне, сокол боится пролетать над землей моей, муравей не смеет ползать по моим землям, а ты — что за собака, что за осел! Уж не на силу ли свою ты надеешься, что пригнал сюда свой скот?

Все табуны и стада собрались на крик Мукара. Готов с перепугу Сослан в яичную скорлупу залезть. Но что делать? Надо отвечать Мукара.

— Кто поганит землю мою? — орет Мукара и наезжает на Сослана. Знал Сослан семь языков и на одном из них ответил:

— Да постигнет горе Сослана! Это он послал меня сюда, а я человек наемный.

— Кто тебя нанял? — спросил Мукара.

— Я пастух у нартов. Глубокие снега завалили их пастбища, льды сковали землю. Скот их подыхал с голоду, вот они и послали меня на эти далекие пастбища.

Заблестели глаза Мукара, как только услышал он имя Сослана.

— Что-то много толкуют о нарте Сослане. Ты скажи мне, в чем его сила?

— Что и говорить, могуч Сослан, — ответил Сослан.

— Расскажи, какие нартские игры пришлось тебе видеть, — сказал Мукара. — Если сумею я, подобно нартам, сыграть в эти игры, тогда поеду к нарту Сослану.

— Откуда могу я знать все его игры? Нет у меня на это времени, редко бываю я в селении. Только раз видел я его игру. Вот какая это игра: самые могучие из нартской молодежи на черном камне оттачивают свои мечи и потом наводят их на оселке до того, что, если положить на острие меча волос и дунуть на него, пополам разлетится волос; и вот, намылив свою шею, идет Сослан на нартский нихас и кладет там голову на деревянную плаху. Тут изо всей силы ударяют мечами по его шее, но Сослану это нипочем, он только смеется, и даже следа не остается на булатной шее Сослана, а мечи у нартов тупятся, глубокие зазубрины остаются на лезвиях.