Сказание о ночном цветке (СИ) - Страница 39

— Подожди… Ты что, видишь меня? — огненный парень не мог поверить в то, что голограмма действительно осознавала его присутствие. — Я… Я думал что ты…

— Что я — ничего непонимающая вокруг иллюзия? — Он вскинул бровь и увидев в лице юноши утвердительный ответ, продолжил, — мой уровень магии несколько выше, чем у твоего брата, мальчик. Кстати о нём и моей дочери: где они?

— Я не знаю… Я думал, что ты поможешь его одолеть, ведь, как я заметил по кристаллам, он боится только тебя и Виссариона. — Маю было обидно, что голограмма называла его мальчиком, но после своих слов он осознал, что действительно тот самый запутавшийся маленький ребенок. По крайней мере, сейчас из-за своей беспомощности он себя таким ощущал.

Пирит спустя некоторое время молчания стал подходить к огненному парню. Угольные глаза имели строгий и мудрый, но в то же время и очень печальный взгляд. Его рука прошла насквозь грудной клетки юноши, который почувствовал, как сердце начало ускорять свой ритм.

— Сейчас в твоих жилах течет сила, недоступная ни одному живому существу. Если ты так уверен, что я смогу победить Обсидиана, то ты очень сильно ошибаешься. Посмотри на меня: я не могу даже коснуться тебя, не могу поднять ни одного предмета, я лишь заточенное в этом месте Воспоминание человека, который когда-то был мной. Огненное сердце, когда-то принадлежавшее мне, выбрало тебя не просто так, понимаешь? Оно чувствует сильную душу, и наполняет её невообразимой силой, которая теперь у тебя. Просто пойми — помочь Амалии не сможет никто, даже она сама: эфир в её теле непредсказуем до такой степени, что способен в один момент погубить всех и каждого, а может и излечить миллионы жизней… Но сейчас она беспомощна перед твоим братом… И помочь ей во всем можешь только ты. Так что поторопись, у тебя мало времени.

— Мало времени? До чего?

— До конца её казни.

Вокруг была лишь тишина, нарушаемая ветром и скрипом приоткрытых окон. Май спеша направлялся в центр Риванта, улицы которого были пусты. Неужели он опоздал? Но неожиданно до его ушей стали доносится возгласы людей, которые, скорее всего, были все на главной площади. Когда он услышал, как они все жители хором кричали: «убей», то перешел на бег.

Огромная площадь Риванта была наполнена множеством жителей всевозможных рас. Все они ликовали. Вдали, на небольшой площадке в виде сцены виднелся Обсидиан, вокруг которого стояло несколько Теней. В руках темный принц держал белоснежную копну волос, принадлежавшие девушке, скрючившейся от боли и кричащей от боли. И тут раздался голос златоглазого принца:

— Амальерис-Лелия де Фьёр, или же просто Амалия — вы обвиняетесь в убийстве члена королевской династии — Короля Виссариона Аль’Сивьери I.

В первые секунды после того, как Дарко перенёс девушку к Храму Предков, она почувствовала на коже холодный ветерок и морозный запах. Открыв глаза, Амалия увидела, что находится в какой-то пещере, вдали которой виднелся блеклое серебристое сияние.

Белокурая девушка стала идти по туннелю, в котором раздавался звук капающей воды, пока не вышла в длинный зал, освещенный серебристыми сферами. Потолок в Храме был несколько десятков метов, с которого с опасным видом свисали сталактиты. Где-то между камнями вверх ногами висело несколько, как показалось девушек, сотен, летучих мышей, которые сейчас спали. Но вызвало восторг у девушки не это, а десятиметровые фигуры, стоящие вдоль стен до самого конца зала. Это были женщины и мужчины, молодые и старые, облаченные в доспехи разных времён и народов. Скорее всего, как подумала девушка, это были правители Ain Meins. Лица бывших королей были строги, полны решимости и многие из них держали в руках оружие: мечи, топоры, клинки и лук со стрелами. Амалия всматривалась в каменные статуи, чувствуя себя такой маленькой и беззащитной по сравнению с ними. Даже в таком виде они внушали страх.

Девушка шла вдоль статуй, наблюдаю за их лицами и вслух читая имена, написанные под каждым из них:

— Церера — раса неизвестна. Хьор де Фьёр — Ain teitary, Нильён де Фьёр — Ain teitary, Эмилия-Анна де Фьёр — Ain teitary, Сифьёр де Фьёр — Ain teitary, Лелия де Фьёр — Ain teitary…

Амалия почувствовала, словно сердце остановило своё движение, когда она дошла до имени своей матери. Она посмотрела наверх, видя перед собой очень строгую, худую девушку, которая держала в руках клинки. Точно такие же клинки она видела давным-давно у своего отца. Амалия глубоко вздохнула, идя дальше вдоль стены. Но тут никакой фигуры не было, было лишь пустое пространство под статую, на котором было написано: Амаьерис-Лелия де Фьёр — полукровка, мертва.

Амалия, немного не понимая того, что сейчас прочла, быстро кинула взгляд на фигуру, стоящую рядом с пустотой и прочла: Виссарион Аль’Сивьери — Ain Sirius.

Девушка, еще раз посмотрела на пустое место, где было написано её имя, и она почувствовала в груди странное чувство. Ведь Пирит именно об этом говорил ей в детстве — она была спрятана не просто так от чужих глаз столько веков. Она была последняя из рода, чьей крови был эфир. И это Виссарион убил её мать, её семью, лишил её отца всего… Она вспомнила, как видела всё своими глазами благодаря Обсидиану:

Это был единственный день, когда на Сириусе была такая гроза. Все Боги стояли под ливнем, который закрывал их хмурые и бледные лица. В глазах у кого-то стояли так и не пролитые слезы. Звуки дождя, казалось, давили на них, заставляя чувствовать одиночество, страх и угнетенность сегодняшнего события. Это был день великой скорби: день изгнания Пирита с Сириуса.

На главной, когда-то цветущей площади на коленях пред всеми стоял Егерь огня. На нем было изорванное, местами сожженное тряпье, оголяющее его ожоги и глубокие ссадины от серебряного хлыста.

От холода и дождя его тело покрылось мурашками, а длинные волосы прилипли к лицу с холодным и злобным выражением. С каждой каплей, которая падала на него, он чувствовал себя ещё более одиноким и совершенно не понятым на этой планете. Сердце, которое еле-еле горело в его груди, стало покрываться толстой коркой сажи. Его лицо стало бледным, измученным, словно он был смертельно болен. Звуки молний и вспышки грома заставляли вернуться его в реальность. Такую ужасную, отвратительно-испорченную, какой он видел её. Девушка, спрятавшись среди людей, наблюдала за всем этим, держа за руку златоглазого принца.

И вот, зрители подняли головы вверх, когда по площади к охотнику стал идти сам король Виссарион. На нем была полностью черная, кожаная одежда, а руки в таких же перчатках. Сегодня он был похож на безжалостного палача. Остановившись в трех шагах от охотника, он даже не взглянул на него, на что Пирит лишь усмехнулся. Когда король начал говорить своим жестким, и громким голосом, в небе сверкнула молния:

— Вы, Пирит, Егерь рожденный в угле и пепле, управляющий пламенем света, объявляетесь изменником за совершенный вами поступок. Мой сын… Из-за тебя Бонфаер теперь на одной из планет, а возможно уже и мертв! Из-за тебя я лишился одного из сыновей! — король старался сдержать себя, чтобы снова не ударить охотника. Замахнувшись рукой, в которой уже появлялся черный шар, он сделал глубокий вздох, и подняв голову вверх, продолжил. — А ваш приговор: вечное скитание в пустой галактике до тех самых пор, пока вас не разорвет на атомы черная дыра. И ещё, чтобы ты не чувствовал себя в безопасности, я официально заявляю: ты больше не являешься егерем огня и навсегда лишаешься этого звания, — от каждого слова тело охотника вздрагивало, как и сердце девушки в груди — отныне, ни один из богов, ни одно волшебное существо не будет говорить с тобой. Отныне, одиночество всегда будет преследовать тебя до тех самых пор, пока твое тело не сгорит в свете звезд. — Органы сжались в один узел, как Виссарион взревел, подняв Пирита одной рукой над землей. — А также, ты лишаешься своего имени, сердца и своей силы!