Сказание о ночном цветке (СИ) - Страница 38

— Я тебе так напьюсь, дед ты старый, что вся твоя жизнь закончиться там же на месте! — хлопнула его по затылку жена, при это смеясь. Было видно, что она и сама не прочь медовьяна испить. Май наблюдал за этой сценой, скрывая улыбку. Сейчас юноше не до торжеств и веселья.

Он молча наблюдал за местными пейзажами брошенной деревни Распутье, котороя когда-то давно входила ещё существовавшую в обширную столицу — Офельвению. Поскольку сейчас они находились в летней части Цереры, то яркое солнце уже припекало бледную кожу Мая. Хвойные леса, в которых лиственницы давно потеряли свои желтоватые иголки и теперь на них росли новые, очень сильно напоминали рыжеволосому его «родные» леса. Места, где он с девушкой проводил большую часть всего своего времени. Его снова одолела печаль, скрывать которую не имело смысла. Акулина и Ильяс прекрасно знали, что сердце юноши скребет горе. Он покрепче прижал к себе дорожную сумку, спросив:

— А там точно никто не живет? Может, этот человек просто редко выходит из дома. И что вообще говорят об этом месте?

— Об этом доме много слухов ходит, как хороших, так и плохих. — начал неохотно говорить дед Илья, — понимаешь, иногда люди не хотят о чем-то говорить вслух, будто бы это тут же перекинется на них. Да и кто захочет, чтобы с ним случилось то, что произошло в этом доме… Правда, Борья, наш сосед, говорил, что там когда-то давно жил какой-то мужчина с девчонкой. Он не сильно был общителен с местными жителями, так, на рынок сходить, купить обновки, еды да и только. Он всегда проводил время с доченькой, правда… Ой, прекрати ты, глупая женщина! — Ильяс громко закашлялся, после того, как Акулина его ткнула в бок.

— Нечего ещё большую тоску нагонять на человека. Тем более, он сейчас уже сам и узнает все подробности. — Она кивнула в сторону деревьев, — милок, тебе нужно идти прямо до тех пор, пока не выйдешь на опушку, там и будет стоять этот твой пустой дом. Ближе подъезжать мы не будем, нам нужно торопиться.

Май ясно понял намек Акулины Петровны и спрыгнул с повозки. И ведь Ильяс правду сказал: «Люди бояться говорить об этом словно это перекинется и на них». Сжав волю в кулак и подтянув на плечах сумку, рыжеволосый юноша стал идти сквозь густой лес из хвойных деревьев. И чем дальше он проходил, тем больше замечал деталей, которые говорили о присутствии здесь девушки, хоть и далеком: на деревьях были вырезаны цели для стрельбы из лука. Он замечал знакомые для него узоры на коре деревьев: какие-то непонятные никому, кроме неё, завитки, кружочки и треугольники. Май коснулся этих узоров, которые царапали не только его руки, но и сердце от тоски. Медлить было нельзя: нужно найти Пирита как можно скорее.

Май шел около получаса, прежде, чем заметил вдалеке конец лесной чащи. Шаг его ускорился, когда он стал видеть очертания деревянного дома, о котором говорила Акулина, и который он видел в кристалле памяти. И вот, выйдя на опушку, сердце юноши стало биться очень быстро. Небольшой, деревянный домик стоял посередине опушки. Было действительно очень сильно похоже на то, что дом пустует тут ни один год. Неужели все надежды юноши на Пирита окажутся бессмысленным желанием сбежать от ответсвенности?

— Надеюсь, внутри он будет выглядеть менее пусто, чем снаружи. Надеюсь… — тихо произнес Май, и стал быстрыми шагами приближаться к домику, где когда-то жила его подруга. Он настолько боялся того, что встретит внутри пустой дом, и желал как можно скорее с этим покончить, поэтому незаметно для себя перешел на бег.

Деревянная дверь возвысилась над ним, словно он был маленьким мальчиком, пришедшим в дом злой ведьмы-людоедки. Сердце безумно колотилось и было готово выпрыгнуть из груди. Май закрыл глаза, сделал глубокий вдох и решил толкнуть дверь, которая оказалась открытой. Он открыл глаза и увидел Амалию. Вся небольшая комната с проломанным столом в середине была в Её портерах. Куда не взгляни — везде она. Та же легкая и добрая улыбка, те же тёмные волосы и серые глаза. Смотря на эту комнату, Май почувствовал, как больно было Пириту и как страдал он не только душевно, но и психически. Одержимость царила в этом доме ярким зловонием, как и запах пыли. Рыжеволосый не сразу смог оторвать взгляда от того количества рисунков девушки, прежде чем заметил тёмный силуэт, который стал выходить медленно из соседней комнаты.

— Я ждал тебя, — произнес глухо Пирит, который выглядел точно таким же, каким он был в памяти Обсидиана. Только в нём что-то было не так, что именно, юноша понял не сразу. — я знал, что ты придешь сюда, Амалия.

— Амалия? — Рыжеволосый слышал в свою сторону рванные имена, но такого ещё с ним не бывало. Улицы подул ветер, и пыль с листьями поднялись столбом, насквозь пролетев через Пирита. Май подошел ближе, к застывшей темной фигуре, и аккуратно провел рукой, которая прошла насквозь бывшего егеря.

«Это голограмма…» Огненный парень почувствовал, как все его надежды рухнули в один миг.

Огненный цветок почувствовал, как в одно мгновение двигать ногами стало так тяжело, словно к ним были прикреплены несколько огромных валунов. Он столько времени потратил на то, чтобы найти Пирита и в итоге что? Ничего, как и всегда. Май собирался уйти из пустующего столетиями дома, подальше от этой застывшей на месте голограммы… Но куда? В какой части огромной Цереры могла находится его подруга теперь? И что он будет делать потом, когда найдет? Жива вообще она сейчас или нет? Рыжеволосый, задаваясь этими вопросами, стал выходить из дома, как внезапно он услышал голос:

— Подожди, — снова этот глухой голос бывшего егеря. — Я понимаю, что теперь ты ощущаешь потерянность. Я знаю, какого это, уж поверь. Но прошу, выслушай меня прежде, чем сделаешь окончательное решение, хорошо?

Я знаю, что совершил в своей жизни столько ужасов и преступлений, сколько, возможно, не натворило миллионы Теней вместе взятых. И я понимаю, что в том, что случилось с тобой, виноват только я. Да, я хотел смерти Виссариону, я хотел отомстить ему за то, что он погубил меня, погубил того, кем я когда-то был… Он лишил меня силы, имени, моего дома, братьев и сестер, он лишил меня всего, что у меня было! Но знаешь… во время всех моих злодеяний, во время моих истреблений планет я смог найти одну маленькую жемчужину, которая внезапно стала мне дороже всего на свете. Мою маленькую Амалию, которая показала, что во мне всё-таки есть что-то хорошее. Она показала, что мне есть любовь, несмотря на отсутсвие сердца. Но я слишком поздно это понял, и поэтому не ценил этого чувства, о чем сейчас очень и очень сильно сожалею.

Возможно, что ты всё ещё считаешь меня убийцей, да и себя уже, скорее всего, тоже. Я могу лишь сказать: не вини себя, жемчужинка в том, чего ты не совершала. Знаю, мне тяжело верить после всей той лжи, которой я тебя окружил, но это единственное, во что я умоляю тебя верить. Ведь воспоминания не так правдивы, как может показаться…

Я помню всё, что случилось в ту самую ночь, но больше всего меня напугало даже не то, что ты говорила, а с каким взглядом, какой интонацией. Был однажды момент, когда почти всё время плакала и светилась, словно полярная звёздочка. Но не тогда. Ведь этой ночью ты нисколько на меня не злилась… Тебе было всё равно, просто совершенно всё равно. Именно тогда я понял, что потерял тебя навсегда: когда увидел в твоих глазах безразличие. Ты ушла от меня в лапы к златоглазому хищнику, и самое ужасное то, что сама попросила его стереть память. И он снова и снова делал это, как ты ему сказала. Я знаю точно, что принц никогда не стал бы тебе помогать просто так, так что вывод только один — ты ему нужна была для чего-то другого, о чем я, возможно, догадываюсь…

Понимаю, что ты никогда не простишь меня, но я всё же надеюсь на это, тем более, раз ты уже здесь, то у меня есть небольшой шанс, верно? — голограмма немного улыбнулась, натянув на лице шрамы. Черные глаза смотрели прямо на Мая, — Прости меня за то, что не могу тебе сейчас сказать ничего конкретного, ведь я лишь Воспоминание, которое обитает здесь уже не один год. А ты лишь запутавшийся мальчик, в чьей груди полыхает уголёк. — Пирит снова скрестил руки на груди, отойдя к разломленному столу и опершись об него руками.