Сказание о морде небритой - Страница 2

Дом был огромен, и так уж получилось, что небрит ни разу не собрался обойти его весь - даже когда был здесь новичком и не начались еще эти странности. Теперь дом казался небриту еще более огромным и страшным. Комнаты сменялись комнатами, и все они были запущенные и захламленные. Небрит всегда любил рыться во всяком хламе и теперь был за эту любовь вознагражден: в углу одной из комнат ему попались очки. Очки были очень красивые, но, к сожалению, были они так велики, что держались лишь на кончике носа, благо нос у небритов бывает длинный.

Вдобавок видел небрит в очках ничуть не лучше, чем без оных. Он хотел было уже снять очки - для этого довольно было бы легкого кивка, - как вдруг они стали уменьшаться и, наконец, расположились на небритьем лице самым что ни на есть удобным образом. Возможно, они были волшебные, но небрит так редко сталкивался с волшебными вещами, что не сразу поверил. А поверить пришлось, потому что и видеть он к тому же стал лучше, кажется, иногда даже и сквозь стены. Вообще говоря, не было ничего удивительного в том, что очки оказались волшебными: ведь уже много лет в доме обитала только нечистая сила, а известно, что даже самый распоследний домовой имеет при себе что-нибудь этакое.

Небрит почувствовал себя увереннее и смелее: теперь он видел всю комнату целиком, даже когда стоял в самом дальнем и темном из многочисленных ее углов.

Но ни в этой комнате, ни в других не оказалось никого, с кем можно было бы побеседовать: были тараканы и пауки - публика скучная, бессловесная и пригодная разве что в пищу домовым. Тараканы громко топали, громко чавкали, но больше никаких звуков не раздавалось, как вдруг послышались невнятные крики.

Небрит долго не мог набраться храбрости и пойти разузнать, кто кричит: начинало смеркаться, а орали, судя по всему, подозрительно близко к подвалу. Крики, впрочем, были хоть и истошные, но вполне мирные: прислушавшись, небрит разобрал, что кричащий недоволен энтропией, которая, дескать, все возрастает. Возрастание энтропии до сих пор никоим образом не мешало небриту жить, и он не очень понимал, что тут такого плохого, но ясно было, что кричит существо по натуре невоинственное. Поэтому небрит хоть и не осмелел, но, поразмыслив, решился все же поглядеть, что там такое.

Когда он добрался до источника шума, было уже темно, и небриту удавалось хоть как-то ориентироваться лишь с помощью очков. Места по всем приметам были как раз те самые, где некий голос нехорошо отзывался о некоем призраке. Небрита разобрало любопытство, тем паче что вблизи все оказалось много менее страшно, нежели можно было предположить по рассказам. Приоткрыв дверь, небрит различил фигуру, в которой нельзя было не признать духа. Дух был обширен собой и полупрозрачен до неприличия; в руке он держал прохудившуюся реторту. Дух стоял перед столом, заваленным свитками, и пытался, вероятно, в одном из этих манускриптов разобраться. Небрит постучался.

- Кто ты, презренный, осмелившийся нарушить мое уединение? - дух посмотрел на небрита сквозь реторту.

- Здравствуйте, - сказал небрит, - я небрит. А это вы тут энтропию ругаете?

- Я, достославный и премудрый, незабвенный и неизбывный дух абсолюта, гордо ответствовал дух, не выпуская из рук реторты, - то есть, конечно же, призрака реторты. - А ты, жалкий небрит, неужели же ты не способен оценить всей премерзостности оного понятия - если, конечно, разумеешь, что такое есть понятие?

- Разумею, - небрит даже не пытался скрыть обиды. - А что?

- Так она же возрастает!

В голосе духа слышался уже не столько гонор, сколько, как это ни странно в данном случае, простая человеческая тоска.

- Простите, - сказал небрит, - а это вы тут холод напускали и ругали какого-то призрака?

Вопрос был задан не в той форме, к какой дух привык, но он, видно, соскучился без собеседника, поэтому все же ответил.

- Не знаю я никакого призрака, я демонов ругал, и первого рода, и второго, и всегда буду повторять, что они, многогнусные, недостойны таковыми называться за деяния свои непотребные!

Дух помолчал немного, а потом разразился бранью, какой небрит от существа духовного даже не ожидал, хотя, если вдуматься, от столь древнего и дряхлого духа как раз и следовало ждать сугубо архаических выражений.

- А ты, ничтожнейший и небритый, признаешь ли ты? - далее следовало нечто до крайности неразборчивое: дух, похоже, и сам забыл, на чем стоит.

- М-ммм... наверное, нет, - ответил небрит после некоторого раздумья.

Поступать так не следовало, потому что дух взъярился до безобразия. Он кричал, размахивал руками, топал ногами, шелестел мантией, а под конец вовсе плюнул в несчастного небрита - и попал. Разумеется, призрачная слюна прошла сквозь него, не встретив ни малейшего сопротивления, но небриту все равно было неприятно.

Заметив неудачу своей попытки и будучи твердо убежден в необходимости нанести собеседнику физическое увечье, дух запустил в небрита ретортой.

Небрит попятился, хотя, понятно, реторта причинила ему не больше вреда, нежели причинить была вообще способна. Духов небрит вообще-то не боялся, однако общение с духом абсолюта оказалось отнюдь не весьма сладостно для души его, поэтому он выбрался в коридор и затворил за собой дверь.

Он рассеянно шел по коридору, занятый размышлениями о том, в какой мере безбожно и безосновательно был поруган демон Максвелла и, вероятно, успел бы даже примыслить за духа какое-нибудь благоприличное обоснование, - но вдруг оказался перед полуотворенной дверью. Пути дальше не было: коридор оказался для небритовых раздумий коротковат, и можно было разве что набраться храбрости и заглянуть в дверь, благо горел там не какой-нибудь странный огонь, а, судя по всему, обыкновенна свеча.

В комнате стояли колбы, реторты и перегонные кубы, и все они были настоящие, что доказывалось толстым слоем пыли: на вещах нематериальных пыль, понятно, не оседает. Вещи эти, казалось, простояли без употребления не один век, однако комната была обитаема, а именно - на массивной дубовой скамье сидело небольших размеров существо и внимательно разглядывало какой - то свиток. Признав в существе родственную душу, небрит несколько осмелел.

- Здравствуйте, - сказал небрит почти даже не дрожащим голосом, - я небрит.

- Здорово, чувак, - произнесло существо. - Небрит, значит? Заметно.

Чувак? Небрит был несколько шокирован: от домовых он, понятно, всякие слова слыхал, но домовые ведь не читают свитков!

- А я гомункулус. Слыхал про таких?

- Кажется... Только это ведь давно было...

Небрит пригляделся к существу. От человека оно не отличалось ничем, кроме малых размеров, от небрита же - гладкими щеками без признаков щетины.

- Да не, ты не думай, чувак, я настоящий. Просто алхимик, который начал меня создавать, не сообразил, что к моменту моего появления на свет он давно уже будет лежать в гробу в белых тапочках.

- В каких тапочках?!

- Неважно. Да пойми ты, наконец, что мы, гомункулусы, народ особый. Мы сотворяемся долго и тщательно, ибо скоро только кошки родятся, как говаривал некогда мой творец.

- Кошки?

- Ну да, маленькие такие зверьки, симпатичные... Да, слушай... небрит, ты, может, случаем, грамотный?

- Грамотный, - небрит собрался уже обидеться: в самом деле, кто и когда видел неграмотного небрита? Такого не бывает.

- Тогда, может, скажешь мне, что тут написано?

Небрит взял свиток и попытался прочесть. Понял он только, что текст, похоже, очень длинный, хотя, строго говоря, он не мог бы даже поручиться, что это вообще текст.

- Не знаю, - честно сказал он. - Послушайте, гомункулус, а откуда у вас этот манускрипт? Впрочем, может быть, это даже не манускрипт...

- А ты что, не знаешь, небрит ты этакий? Ты хоть слышал о домовом, которого зовут Ро?

- Ро? Кажется, слышал. Только ведь домовые вообще писать не умеют.

- Ну не умеют, так он и не писал. Так ты не что, правда не знаешь, что натворил этот Ро?