Сказание о кентавре Хироне - Страница 20

Упал бог-Врачеватель на землю, вырвался у него из ушей и ноздрей огонь, и закрыл он глаза, познавшие мыслью тайны живой жизни.

Перенесли его Силы, слуги Зевса, в глубокое, как море, ущелье, именуемое ущелье Мхов. Росли там вековые мхи мириадорукие, мириадогубые. И, когда кто-нибудь попадал в то ущелье - зверь ли, птица ли, змея ли, схватывали его мгновенно мхи, вовлекали в глубину ущелья, и тотчас обрастал он вековыми мхами. Даже раз чуть не втащили они туда Ветер. Оставил он им половину своих крыльев и еле вылетел из ущелья.

Потому-то и не знал никто на земле, где сокрыто тело Асклепия. Мгновенно заросло ущелье пышным многоцветным мхом.

Вернулся в Дельфы из Гипербореи Аполлон, и тотчас рассказала ему Артемида о свержении бога Асклепия: будто молниями поразили его Киклопы. Но где тело Асклепия, не знала.

Разъярился Аполлон на богов. Весь в огнях-лучах взлетел на небо и предстал' перед Зевсом.

Впервые увидел его таким Зевс-Кронид. Не знал он, что так могуч Аполлон. И спросил Аполлон Кронида:

- Где Асклепий, сын Аполлона?

И впервые отец богов Зевс-Кронид не дал ответа сыну Аполлону: обманул Аполлона молчанием. Только Мом, правдивый ложью, сказал:

- Аполлон, молнии куют Киклопы, - и, как всегда, усмехнулся.

Низринулся Аполлон с неба под землю, прямо в кузницу Лемноса, и еще не успел Кронид постигнуть замысел Солнцебога, как уже лежала золотая стрела солнца на тетиве его лука.

Засиял в подземной кузнице, в недрах земли, Киклопам свет вольного неба. Впервые проникло туда солнце. И с поднятыми молотами замерли Одноглазы-Киклоны: Бронт, Стероп и Apr.

Не бог-мастер Гефест перед ними, а Аполлон с золотым луком в руке. Яростно ярок, до ослепления, его сверкающий гнев. И ослеплял он подземный глаз-солнце Киклопов светом неба:

- Не ковать вам больше для Кронида трезубые молнии! Зло куете вы под землею для богов. На земле вершится оно. Убили ваши молнии Асклепия, сына Аполлона. Не быть вам больше, подземным слепцам, ковачами! Пусть Гефест кует в вашей кузнице.

Вспыхнули пожаром три солнца, три глаза трех Киклопов, ослепленных сиянием Солнцебога. Не они ли, Киклопы, отвергли волю Кронида поразить молниями Асклепия и нарушить древнюю клятву? Не боги ли поклялись Киклопам великой клятвой никогда им не вредить и с ними в борьбу не вступать?

И метнули тогда три великана вслепую, на голос Солнцебога, три молота. Стукнулись молоты в воздухе друг о друга тремя громами, брызнули тысячи искр, обожгли подземные своды кузницы. Но уже летят одна за другой три стрелы небесные в три подземных глаза-солнца. И погасли те глаза навеки.

Упали три древних титана, три Киклопа-великана, и чуть не опрокинули гору над кузницей. Но еще четвертую стрелу пустил Аполлон и разверз ею землю до тартара.

Тогда принял тартар бессмертные тела трех слепых Древних титанов Киклопов в свой глубокий мрак,

А кузницу Киклопов занял Гефест.

Выковал бог-кузнец из меди слуг-молотобойцев, дал им в медные руки молоты Киклопов и велел им ковать молнии Зевсу. И медные слуги-кузнецы ковали.

Еще меньше титанов осталось на земле. Все могучее становились Кропиды.

Так узнал сын Крона, Хирон, от последнего благого Киклопа-Телема о гибели бога Асклепия и подземных Киклопов. Но, что в ущелье Мхов лежит тело Асклепия, Телем также не знал. Только сказал после молчания:

На Олимпе собрались все боги. Судят они Солнце-бога Аполлона, убийцу Киклопов, нарушившего клятву Стиксом. Должен он, по закону Судеб-Мойр, быть низвергнут, как бог-клятвопреступник, на девять лет в тартар.

Но еще не весь сосуд горя выпил в этот день страдающий учитель героев. Ждала его новая горькая весть.

Сказание о лишении богами Тиресия дара прозрения, о громких делах Геракла и о его дарах Хирону

В этот день солнечные кони долго стояли на полдне, ожидая Солнцебога с Олимпа, где шел суд над богом Аполлоном. И не знали солнечные кони, кто возьмет теперь в руки лучистые вожжи: древний титан Гелий или юные сын Зевса Аполлон. Перебирали кони алмазными копытами, подняв кверху сияющие крылья, а над ними на золотом шесте висел солнечный венец бога. И в этот самый: долгий полдень на земле вернулся в пещеру Хирона феникс, и следом за ним брел, опираясь на посох, слепой Тиресий - уже не провидец, а просто слепец.

Узнав Тиресия, обрадовался Хирон:

- Тиресий! Верно, чрезмерность страдания мешает мне ясно видеть невидимое, то, что сокрыто от смертных глаз. Я призвал тебя: скажи мне, ясновидец, где тело бога Асклепия?

Опустив низко голову, чтобы скрыть глаза, стоял перед Хироном Тиресий, и грустен был голос прославленного провидца:

- Я и видимого мира не вижу. Я - только слепец. Понял Хирон, что утратил Тиресий дар прозрения, и спросил его:

- За что кара?

- Тайные мысли богов открывал я смертным, чтобы знали герои, что замышляют против них боги. И за это лишили меня боги дара прозрения. Закрылось для меня прошлое и грядущее. И не знаю я, где тело Асклепия. Теперь Тиресий больше не врач страдающей души и мысли - он только больной. Сам я брел по темным дорогам в поисках тебя или Асклепия. Лишили меня боги глаз для видимого мира, лишили и глаз для невидимого. И не смею спросить тебя, страдальца; где же врач, который исцелит меня?

Вздохнул тяжело Хирон и сказал:

- О Крониды, Крониды! Не слишком ли это много для Хирона? Что же еще подарите вы мне сегодня? Ведь страдание Хирона бессмертно, и нужна ему все новая пища. Шлите же ее, боги, шлите сыну Крона! Всему есть мера на земле, но, видимо, для страдания нет меры. - И, немного помолчав, добавил: - Но будет. - А затем, обратившись к Тиресию, утешил его, сам задыхаясь от боли: - Потерпи, Тиресий. Скоро вернется к тебе утраченный тобою дар.

Тогда встал с земли Киклоп-Телем и низко поклонился Хирону:

- Много веков прошли мимо Телема и большими шагами и малыми. Видел я великую меру страдания и великую меру мужества. Но ты прав: нет меры для страдания титану, как нет меры и для его мужества. Ни перед кем не склонялся Телем. Сегодня поклонился я твоему мужеству, Хирон. Превзошел ты Прометееву меру.

Но еще никто из друзей Хирона в пещере - ни Телем, ни Феникс, ни Тиресий - не знали, какой новый подвиг великого мужества замыслил мученик-кентавр.

В эти часы и дни не входило Время в пещеру на Малее и не входил туда Сон. А в мире за пещерой текли годы, но никто не вел им счета.

Полна была земля - ив мире жизни живой и в мире мертвой жизни рассказами и вестями о делах-подвигах Геракла, который вышел от Хирона, чтобы вернуться к нему с чем-то чудесно-могучим, побеждающим лернейский яд. Но умалчивали все летучие, и текучие, и сыпучие земные вестники о том, добыл ли Геракл неведомое целебное средство для Хирона, а говорили о Геракле, сыне Зевса, Истребителе титанов-оборотней, великанов и чудовищ. Не щадил он ни смертных, ни бессмертных. И ужаснулась мать-Земля Гея, и дивился титан Солнце-Гелий, и даже боги преисподней с тревогой смотрели на вход в аид: не появится ли там сила Геракла. Сам демон Смерти Танат испытал мощь его рук, и уже не было Гераклу на земле противника.

Чу! Что за ночные голоса?

То, дрожа и зябко кутаясь в водяные плащи, говорили торопливо-пугливо струи ключей и потоков на Малее:

- Вырвал Геракл рог у отца рек - титана Ахелоя, и стал быколобый Ахелой однорогим. Всегда полон этот рог плодами. Не для Хирона ли страдальца этот рог Изобилия? Не исцеляет ли он?

Чу! Снова чьи-то тяжкие шаги на Малее. И снова раздался у входа в пещеру Хирона голос, никогда не спрашивающий права на вход:

- Як тебе, Хирон. Мне войти? И ответил Хирон:

- Входи, друг.

Снова собрались в пещере вокруг Хирона все его друзья: Телем, Феникс, Тиресий и Геракл. И тут же, как всегда, лежал пьяный Силен с бурдюком.

Сказал Геракл:

- Вот рог Изобилия. Он голодного насытит в пустыне и в море, если тот радуется жизни. Только радующихся кормит этот рог. И всегда изобилие прибавляет он к изобилию. Вот колхидское волшебное зелье Гекаты из сока цветка Прометея. Неуязвимым делает оно тело. Вот бальзам из капель крови Горгоны Медузы. Оживляет он мертвых. Я хотел облегчить твою боль, Хирон. Все добыл я, чем владеет Асклепий, но не знаю, как применить. Ты же знаешь.