Сказ про Иванушку-дурачка. Закомурища тридцать третья (СИ) - Страница 4
Засим дедонька Ващще Премудрый и Иванушка-дурачек захотели позавтракать. Подобрали они две оставшиеся от зайки морковки и тут же схрумкали: хрум-хрум, хрум-хрум, м-м-м! Посем старый да малый решили во дворе хатки посидеть, отдохнуть, по-дружески поговорить и пищу переварить. Сели они рядышком на два ящика из-под пива, поставленных боком, и закемарили, вдыхая здоровый лесной воздух.
Дедочка покемарил чертову дюжиночку секундочек, чихнул, родил мысль и пнул Ивашку по голяшке:
– Иван!
– Ой! Шо?
– Шо, шо, ик, ик! Мне мысль в голову пришла!
– Пусть идет она туда-сь, откыда пришла-сь!
– Эвто очень неожиданная мысль!
– Шут с ней! А какая, ик, ик?
– А такая, шо мы с тобой – вылитые Шерлок Холмс и дохтур Ватсон, не сойти мне с энтого места! – и дедочка в возбуждении вскочил со своего ящика и отпрянул на шаг в сторону.
– Этто еще почему, не сойти мне с энтого места? – возбужденно воскликнул Ивашка и ажно вскочил со своего ящика и тожде отпрянул на шаг в сторону, токмо противоположную, ик, ик.
– Мысленный разговор недавно составили, точь-в-точь как Холмс с Ватсоном! В «Собаке Баскервилей», помнишь?
– Помню, ёшкина кошка, еще бы не помнить, ик, ик! А кто из нас Баскервиль, а кто – его собака? Тьфу, не то! Я хотел спрохать: а кто из нас Холмс и кто Ватсон, ик, ик?
Дедушка ух попризадумался, эх, подумал-подумал всего-навсего тринадесять раз по тринадцать секундишек, чихнул да и молвил:
– Ешь меня вошь, тут и думать-то нечего! Ой, ёшкин кот, меня вошь укусила, ядрёна вошь! Вай, вай, аз бедняжка, ик, ик! Аз Баскервиль, а ты – его собака! Ах, нет, не то! Аз – Шерлок Холмс, а ты – дохтур Ватсон, Ивашка! Согласен, ик, ик?
– Ага, старчугашка! – радостно отозвался Ивашка. – Кто угодно, лишь бы не собака, ик, ик!
– Стало быть, решено! Ну-с, я топерь – вылитый Шерлок Холмс, а ты топерь – вылитый дохтур Ватсон, понимаешь! Ик, ик! – провозгласил дедушка и смачно щелкнул пальцами.
В ту же секунду на Холмсе и Ватсоне черно-белые полосатые робы арестантов сменились на серые твидовые костюмы. Вдобавок на дедушке оказались серая клетчатая шляпа охотника за оленями с двумя козырьками (спереди и сзади) и серый однотонный плащ – крылатка с пелериной аж до запястий опущенных рук, а на Иванушке – черный котелок и демисезонное однобортное шерстяное пальто темно-серого цвета, в черную вертикальную полоску.
Кроме того, у дедушки с Иванушкой в руках, причем почему-то в левых, очутились длинные тонкие трости из желтого бамбука. А еще Шерлок Холмс и доктор Ватсон были мокрые с ног до головы, будто на детективов вылили по ведру какой-то жидкости. Причем оба джентльмена источали нестерпимый запах одеколона «Шипр», ик, ик.
– А що, дохтур Ватсон, хороша ль у меня крылатка, ик, ик? – спрашивает ту́туща дедушка Шерлок Холмс у Ивана свет-Ватсона.
Иван свет-Ватсон глубоко озадумался да и вопрошает у своего Внутреннего Голосоватсона громогласновато:
– А що, Гошка, хороша ли у дедушки крылатка, ик, ик?
– Хороша-то она хороша, а летать все равно не летает, хоча и с крыльями! – вдумчивовато, понимаешь, ответствует шепотом Внутренний Голосоватсон Ивану, воображаешь, свет-Ватсону.
Свет-Ватсон, понимаешь, глубоко озадумался, он, свет, подумал-подумал да и орет дедушке Шерлоку Холмсу:
– Хороша-то она хороша, а летать все равно не летает, хоча и с крыльями!
– Как не летает! Летает, толькя не высоко, ёшкин кот! – зашипел дед, гордо глянул на Ивана, выпятил грудь и хлестко щелкнул пальцами. – Гляди!
Крылатка ну тут же замахала пелериной, как крылышками, и дедушка оторвался от земли и завис в воздухе на высоте одного метра, точь-в-точь мотылек. Дедушкина вша глянула мрачно и тут же обомомлела, однозначно! От страха чуть было не околела, понимаешь! Впрочем, не будем больше о мрачном...
– Ах, ну шо за превосходная крылатка! – восхитился свет-Ватсон. – Эк мотыляет, понимаешь, крылатенькая!
– Вах, вах, вах, вах! – пропищал дед. – Ух, а как именно, понимаешь, мотыляет, а, Ватсон, мой свет?
– Ах, ах, как ба́ско* таково́!
– Вах, вах, вах, вах! – пропищал старец, рубя воздух тросточкой, будто точеной девичьей косточкой. – Я могу ешто́* вот так! И вот так, и вот так, мой свет! Вжик, вжик!
– Ну ты, дед, ващще! Куд-куд-кудах, ха-ха-ха-ха! – рассмеялась изба. – Не смеши! Коль не умеешь высоко летать – ващще не летай! Бери пример с меня! Однозначно, понимаешь!
Дедушка обиделся, но не прекратил мотылять, а, громко матерясь, принялся грыма́ть*:
– Ивашка! Друже свет-Ватсон!
– Шо?
– Шо, шо! Стало быть, решено, ёшкин кот: нонечка мы с тобой вылитые детективы за работой! Ну-с, значит, теперетька надо переодеться в рабочие халаты! – провозгласил дедушка и звучно щелкнул пальцами.
И в ту же секунду на старчушке и Иванушке, воображаешь, вместо плаща и пальто появились однотонные халаты: на старчушке – рабочий мужской синий по ГОСТ 12.4.132-83, на Иванушке – медицинский белый по ГОСТ 25194-82 с медицинским колпаком по ГОСТ 23134-78. Но шляпа охотника за оленями на дедушке осталась и желтая бамбуковая тросточка в левой руке то́ежь*. Зато у Ивана в левой руке вместо желтой тонкой трости неожиданно оказалась толстущая красная клизма – жупел капитализма, но Иван немедленно переложил эвто резиновое сокровище в правую руку. При сем Шерлок Холмс и доктор Ватсон оказались мокрыми с ног до головы, будто на детективов вылили по ведру какой-то жидкости. Причем оба джентльмена источали нестерпимый запах «Тройного одеколона», ик, ик.
А ешто в ту же самую секунду дед, понимаешь, прекратил мотылять да – бабах! – страшно грохнулся об землю: доигрался, значит, летун, однозначно! С земли поднялся и, громко матерясь, принялся грымать, размахивая тростью, как точеной девичьей костью:
– Ик, ик! И-о-а-а-а!.. Н... Н... Иоанн, а Иоанн, ёшкин кот! – вжик, вжик!
– Шо, ёшкина кошка? – спросил Иоанн, улыбаясь во весь рот и заслоняясь огненно-красной клизмой – жупелом капитализма.
– Шо, шо! Ну вот! – удовлетворенно произнес, понимаешь, преображенный Ващще Премудрый, глядя на преображенного Ивашку. – К детективной работе готовы! Хорошо б к нам какой-нибудь клиент заявился!
– Ага-сь! – радостно отозвался Ивась.
– Ну толды пусть, – в нетерпении закричал дедушка, – немедленно появится клиент, вылитый конфидент! А ощо лучше – клиентка, вылитая конфидентка, ик, ик! – и смачно щелкнул пальцами.
И в ту же наносекунду ворота некрашеного забора из похрустов с грохотом отворились и во двор швидко вбежала деушка в очень хорошо знакомых нам сапогах – скороходах и в форме автоинспектора в обтяжку, с черным рюкзаком за спиной, а ешто в огромадной фуражке – аэродроме. Эвта ди́вца была Арина Заботница, Защитница и Работница, и она была превосходно надушена духами «Красная Москва». А перед собою на вытянутой руке дивца держала трясущегося от страха зайца – беляка, сильно косившего глазами и пронзительно, понимаешь, оравшего:
– Ёклмн! Опрст! Дедуся! Ивашка! Спасайте, понимаете, своего за... за... зайчишку, ик, ик! Вы меня не узнаете? Этто я, ваш чудный за... за... зайчишка, отпущенный вами на все четыре стороны!
Попригляделись дедуся с Ивашкой к трусишке – а этто, оказывается, их за... за... зайчишка, ик, ик! Вот те раз!
– Ёшкин кот! За... за... за... зайка! – пронзительно за... закричал старичишка. – Ка... ка... ка... ка!..
– Ка... ка... какой казусиш... ка... ка... ка!.. – презрительно прошептал парниш... ка... ка... ка и погрозил красной клизмой – жупелом капитализма за... за... зайчишке-трусишке.
– Ёклмн! Опрст!
– Ваш зайчишка? – застенчиво улыбнувшись, спросила гостья низким грудным голосом.
– Наш! Наш зайчишка! – пронзительно вскричал старичишка. – М-м-м, чмок, чмок!
– Не наш зайчишка! – презрительно прошептал Ивашка и погрозил клизмой – жупелом капитализма трясущемуся бедняжке, плутишке. – У-у-у! Тьфу, тьфу!
– Ваш, ваш! Ёклмн! Опрст!
– Где ты его поймала, нашенского зайчишку? – пронзительно вскричал старичишка.