Сказ про Иванушку-дурачка. Закомурища тридцать третья (СИ) - Страница 19
Посем подумала, подумала и при предпоследних лучах заходящего солнца решительно записала вывод: «Закон царицы Екатерины номер три: царица вправе посвящать в рыцари чем ей заблагорассудится: хочь мечами, хочь граблями, хочь чем попало, трождызначно».
Посем подумала, подумала и при последних лучах заходящего солнца решительно записала в блокнот следующий вывод, щобы, не дай бог, не забыть: «Закон царицы Екатерины номер четыре: буде царица при посвящении в рыцари граблями там али чем попало допустит кое-какой перегиб, никто не вправе осудить ея за предосудительное деяние: осудить кого бы то ни было может токмо суд, четыреждызначно!» Ну, тут солнце и зашло.
Засим Огняночка, воображаешь, сунула в ка... ка... кармашек фартука сиреневый блокнот для записей рескриптов, законопроектов и кулинарных рецептов, схватила в одну руку мешок с морковкой, в другую руку – бездыханную тушку зайца и забежала в дом. И там, гремя на кухне ножом и посудой, экс-царица принялась архисноровисто готовить аппетитнейшее жаркое из зайчатины с морковкой. М-м-м, чмок, чмок! Причем время от времени Катя извлекала из ка... ка... кармашка фартука сиреневый блокнот и заглядывала туды для освежения памяти.
А получасом алибо часом раньше все присутствовавшие на суде над ка... ка... ка... каином порешили устроить пир на весь мир в честь Шерлока Холмса и доктора Ватсона, успешно завершивших расследование лжепохищения выторопня и сильно при энтом проголодавшихся.
Все, понимаешь, вылезли из окопа и с энтузизазмом и шумом, напролом через дремучий лес, через дром-бурелом непролазный, а кое-где и через металлолом разнообразный, побежали туды, куды надо. А именно во двор избы Арины, в котором отсутствовал сортир, но было немало кустов малины. Впрочем, таперичка вместе с избушкой на курьих ножках на Аринином дворе занял местечко и сортирчик на цыплячьих лапках.
Тут и стемнело. У похрустов во всех черепах засветились глаза, и во дворе стало светло, как середи́ дня.
– Вот клёво! – воскликнул сортирчик и клюнул что-то на земле.
Дедочка Ващще Премудрый звучно щелкнул пальцами, и во дворе появился стол во весь двор, а вокруг стола – многочисленные раскладные стулья из брезентовой ткани, натянутой на алюминиевые каркасы. Не пожалел дедушка и своей скатерти – самобранки, которая после его азартного щелканья накрыла весь стол, громко бранясь. Сперва она, воображаешь, накрыла стол собою, весьма увеличившись в размерах. А посем она каким-то чудесным способом выяснила, что в энту же самую эпоху экс-царя Гороха в параллельном хронотопе, в Кремлёвском дворце съездов, идет грандиозный банкет по поводу закрытия XXVI съезда. И в то же самое наноокомгновение всё содержимое банкетных столов, вместе с хрустальной посудой и мельхиоровыми столовыми приборами, перекочевало на пиршественный стол для всего мира. Запахло икоркой, красной и черной, засим колбаской сырокопченой, редиской соленой и клюквой моченой, а также молочными, воображаешь, сосисками.
– Ур-р-р-а-а-а! – закричали все присутствующие, не исключая и похрустов, и расселись на стульях. – Колбаска! Редиска! Икра, понимаешь! Сосиска!
А Премудрый добавил в восторге:
– Арина! Пекчи колобки на закуску – вкуснее нема, понимаешь, изыска!
Дивца, застенчиво улыбаясь, ушла в хату пекчи колобки на закуску, вкуснее которых нема, понимаешь, изыска – даже в сравнении с колбаской, редиской, икрой, и, понимаешь, сосиской!
И пошел пир горой, однозначно!
Похрусты на пиру так, понимаешь, назюзились и раздухарились, что принялись брататься и обниматься с шарабарашарцами. А дедушкина вша так, воображаешь, назюзилась и раздухарилась, что полезла брататься и смачно обниматься, а к тому же еще и лобызаться с дедушкой, однозначно. Впрочем, не будем больше о смачном...
А экс-царь Горох рьяно играл на баяне и радостно пел всё ту же изрядно поднадоевшую всем песню: «Молодым у нас – доска почета, молодым всегда – достойный путь!», но певца совершенно никто не слушал: не Хиль, понимаешь, и не Ободзинский, однозначно!
Во главе общего стола оказались почему-то не Шерлок Холмс с доктором Ватсоном, а не́весть откуль взявшиеся поп Абросим с чертом Кинстинктином, и все пировальщики стремились с ними чокнуться и облобызаться, ан сильно при этом ойкали: вся ряса попа Абросима была в колючих шариках чертополоха, а красные рубашка и трусы черта Кинстинктина – тожде.
Вот черт Кинстинктинкт хвать со стола мельхиоровую ложку, облизал, облобызал – и в шапочку ее, в невидимку, понимаешь.
А поп Абросим сперва обомомлел, но засимчик спрашивает черта Кистинктинчика солидным таким басцом:
– Давно я хотел у тебя спросить, чертушка: как ты улавливаешь души людские?
– Не скажу: эвто секрет фирмы! – ответил чертушка драматическим тенором и хвать со стола мельхиоровую вилку, облизал, облобызал – и в шапочку ее, в невидимку!
– Наверное, на неимоверно ценную наживку?
– Ну да!
– Мабудь, на автомобиль «Нива»?
– Да не!
– Шо, на автомобиль «Жигули»?
– Да не!
– Шо, на автомобиль «Волга»?
– Да не!
– Шо, да невжо на автомобиль «Мерседес»?
– Да не!
– А на шо же тогда?
– А на то, на шо можно иметь и то, и другое, и третье, и четвертое, и всё вместе, эдакий ты зуда!
– Шо же эвто? – изумленно спросил поп Абросим глубоким басом. – Гараж? Невжо гаражи – аж четыре гаража?
– Шо, шо! Шо, шо! Не соображаешь невжо? Эвто, попушка, наши баксы! – шепнул чертушка драматическим тенором.
– А-а-ах во-о-от оно шо-о-о! А откеда ты их берешь, наши баксы, чертушка?
– Как откеда, попушка? Я их изготавливаю вот энтими самыми руками!
Засимчик черт Кинстинктинчик хвать со стола мельхиоровый ножичек, облизал, облобызал – и в шапочку, понимаешь, в невидимку!
– Да ну?
– Да! Я вырезаю баксы из старых газет! Много лет! Для всего мира! Вот энтими самыми маникюрными ножничками! Чик-чик, чик-чик, чик-чик!
И черт Кинстинктинчик драматически выхватил из-за пазухи крохотные ножнички, чик-чик, чик-чик ими в воздухе, а засимчик-чик-чик той же лапой хвать со стола мельхиоровую лопатку икорную с красной икоркой – и в рот, а посем облизал, облобызал – и в шапочку, понимаешь, невидимку: и ножницы, понимаешь, и лопатку икорную!
– Вот энто да! А газеты откеда берешь много лет?
– В сортирах много газет! Для всего мира!
И черт Кистинктинт хвать со стола хрустальную стопку, выпил, облизал, облобызал, причмокнул – и в шапочку ее, в невидимку!
– Да иди ты! – прошептал поп Абросим глубоким басом.
– Тенчас! – тут же закричал черт драматическим тенором, схватил со стола хрустальную рюмку и хрустальный фужер, выпил, выпил, облизал, облобызал, облизал, облобызал, дважды причмокнул – и в шапочку энту рюмочку и эвтот фужерчик, понимаешь, в невидимку! – а шапочку – на голову! – и выскочил из-за стола, а там пошел по бочкам с пивом, коих вокруг общего стола, понимаешь, покоилось огромное количество!
Поп Абросим, естественно, сперва обомомлел, потеряв черта из виду, но засим сориентировался на грохот и ринулся за незримым напарником в пого́н*: во все, понимаешь, лопатки залупил!
И тутычи заявилась, воображаешь, Катя Огняночка с красной утятницей в руках, накрытой белым вафельным полотенцем. В утятнице находилось невообразимо аппетитно пахнущее жаркое из зайчатины с морковкой. Катя почтительно преподнесла энто жаркое дедушке и пояснила:
– Морковки на эвто жаркое ушло аж полмешка!
– Спасибо! А почему ты почтительно преподнесла эвто невообразимо аппетитное заячье жаркое мне, а не своему, воображаешь, супругу – экс, понимаешь, царю Гороху? – спрохал дедочка.
– А он у меня гурман – из принципа ест токмо блюда из гороха: суп – гороховый, кашу – гороховую, кисель – из гороха, пиво – из гороховых стручков!
– Ах вот оно шо, чмок, чмок! Ну ежели он такой вегетарианец, то ему ни в жизть не попробовать зайчатины! М-м-м, вкусно! – восторженно сказал дедушка и, орудуя поварешкой, быстро проглотил всё жаркое, не разжевывая объедение такое. – Но где ж эвто наш выторопень, ёлки-палки? Ведь он парень ловкий – чемпион деревеньки по стометровке! Он давно уже, ёшкин кот, должен был приволочь недостающие полмешка морковки!