Сказ про Чудище-змеище, волхва, богатыря да мудрую девицу (СИ) - Страница 7

А над Яснолесьем тучи черны, громы гремят, молнии сверкают - идет на Яснолесье несметная рать. Впереди на гнедом коне Аким-чародей, силу свою почуявший, рядом бывший царев советник Нилыч - пугается, хоронится, но дорогу показывает, за ним - яснолесские богатыри, очи оловянные, ровно во сне едут. А по Яхонтовым лугам черный круг, прахом полный аж до Бирюсины разросся. Вот-вот доберется до Синеречья, Черногорки да Ясной Поляны.

Подъехала рать охриманская к самым Яхонтовым лугам. Выходил против рати той весь яснолесский люд: старики с дубьем, бабы с кольем, девки с вилами, парни с дубинами, малые детишки по окрестным кустам попрятались, да рогатки поготовили. Выходили царские лучники, а было тех лучников ровнехонько двое. Выходили царские богатыри, а и было тех богатырей - один воевода Данила Валидуб. Нет Яснолесью спасения.

Тут, откуда ни возьмись, вылетает Чудище-Змеище освобожденное, да кричит:

– Гришка-а-а! Волхв! Ты куда запропастился?

– А ты почему тут, а не домой вернулся?

– Ага, я - домой, а вы тут пропадай, так что ли? А ну, садись быстро на меня, сейчас мы их живо!

Вскочил Григорий на чудище, возле шеи уселся. Взвилось Змеище к самому небу, заслонило крылами злые молнии. А Григорий знай пробуждающей водой сверху плещет. На кого из богатырей та вода брызнет, тот тотчас очнется, да меч свой супротив врага оборотит. Дрогнула рать вражеская. А Чудище-Змеище сверху ворогов огнем палит, крылами наземь сбивает, когтями головы сносит.

Выезжал тут вперед Аким-чародей, вызывал Григория на бой, силушкой помериться. Опускался Гриша на Яхонтовые луга, на самую черную труху, а с ним Чудище-Змеище, да еще птаха малая возле плеча вьется. Хоть и жутко Григорию, да кто ж еще за землю родную постоит.

Становился напротив Аким-чародей - глаза злые, черные, руки костлявые, в руках посох резной, а от посоха того сила невиданная веет.

Взмахнул Аким посохом, явились к нему на зов чудища невиданные, неслыханные, ростом с колокольню, о шести руках, о восьми ногах, о змеиных жалах. Принялись чудища к Грише подступаться. Сколь их Змеище огнем не палило, чудищам все нипочем.

Доставал тогда Гриша моховинку, кикиморами даренную. Откуда ни возьмись, разлились по яхонтовым лугам болота топкие, непролазные. Увязли в болоте чудища всеми своими ногами и ни взад, ни вперед. Сколько Аким посохом ни махал - не выбраться им.

Разозлился Аким, взмахивал посохом пуще прежнего. Откуда ни возьмись - наползали черви громадные, склизкие да зубастые, подступаются они к Грише. Змеище их когтями рвет, а червям все нипочем. Где десяток погиб, там сотня как из-под земли вырастает.

Доставал Гриша шишку еловую, бросал на сыру землю. Глядь, на пригорке старик-лесовик стоит, борода из мха, ручки-сучки, глазки-угольки. Выросли тут со всех сторон дремучие заросли, колючие кусты. Оплели червей со всех сторон, не выбраться им. Сколь Аким посохом не махал, только обессилел.

Осерчал тут вконец Аким-чародей, коварный злодей, стукнул он оземь посохом своим волшебным и превратился в зверя невиданного. У зверя того семь голов, девять хвостов, двенадцать лап, со страшных зубов яд стекает, а росту в нем - до небес. Топнул зверь лапой, земля раздалась, и забил из нее черный ключ мертвящей воды. Топнул другой - гора выросла огнедышащая, дым из нее валит, жар пышет. Топнул третьей - разразилась буря великая, деревья поломала, холмы поровняла, овраги песком занесла. Опутал зверь хвостами Григория-волхва, вот-вот все ребра поломает, вот-вот испустит дух добрый молодец.

Подлетела тут птаха малая да у Гриши из кармана пушинку-серебринку вытаскивала и по ветру бросала. Явилась тут туча черных волков, окружила зверя лютого. А ведет их белый волк, всех больше, всех страшнее. Шерсть у него на загривке серебряная, глаза топазовые, зубы алмазные. Зверь их хвостами бьет, лапами рвет, зубами грызет, ядом травит, да только волков меньше не становится. Загрызли, закусали они зверя страшного, тут ему и конец пришел.

Увидела это рать великая охриманская, поворотилась и побежала. А богатыри яснолесские погнали ее до самой Охриманы.

Проросли сквозь зверево тело травинки-былинки. Вот уже и нет его. А по всем Яхонтовым лугам разрасталась трава густая шелковая. Выходили на те луга богатыри яснолесские, Грише кланялись.

Выходил царь Берендей, чинил суровый суд над бывшим царским советником Нилычем: присудил его в острог посадить, чтоб другим неповадно было. А Григория хотел царь Берендей на царевне Катерине женить, да только Гриша отказываться стал:

– Есть, говорит, на свете красная девица, без которой жить не могу.

Царь тогда давай Никите Катерину в жены предлагать. А Никита:

– Да я, - говорит, - нынче отправляюсь за Лихоборье к Татьяне многомудрой свататься.

Гришка тут побелел как песок на берегу Бирюсины. Катерина-царевна с досады разревелась: два жениха, и оба от нее отказываются. Да только вдруг птаха малая, что возле Гришиного плеча вилась, об сыру землю ударилась и Татьяной многомудрой оборотилась.

– Ты, Никитушка, со сватами не спеши. Все мне ведомо: и кто путь ко мне пролагал, и кто с нечистью боролся, и кто гномьего царя одолел. А вот ложью тропку к сердцу девичьему прокладывать - не по-богатырски это!

Покраснел Никита, очи в землю потупил. А Татьяна подходила к Грише, брала его за руки:

– Не скажешь ли, молодец, по какой-такой девице сердце твое печалится?

Тут Григорий осмелел наконец:

– Да по тебе, ненаглядная моя. Ты не серчай, что слова вымолвить не мог, а люблю я тебя пуще жизни, и для тебя хоть на край света пойду!

– На край света - оно, конечно, хорошо, - согласился подошедший волхв. - А что сорняками огород зарос да муравьи твои - плясуны - весь сахар перетаскали, это и подождать может?

– Ладно тебе, дед, ворчать. Знакомься лучше с невестой моей. А с сорняками да муравьями - это я вмиг справлюсь.

Тут Никита доставал ожерелье золотое все в каменьях самоцветных, у царя гномьего втихомолку взятое, да к царевне с тем подарком подкатывался. Катерина слезы высушила, подулась еще, правда, но замуж за богатыря соглашалась.

Тут обе свадебки и сыграли. Был то пир на весь мир. Ели-пили да плясали там и Волк белый, загривок серебряный, и старик-лесовик, и кикиморы с болотниками, и Баба Яга. Даже гномьего царя Сизую Бороду приглашали, да только он отказался. Знать, боялся, что не простил его Гриша.

Пуще всех веселилось на пиру Чудище-Змеище. Царь Берендей ему за помощь в битве великой медаль на шею самолично повесил. Улетало Чудище к своим Холодным пещерам, но обещало в гости заглядывать.

Так они и посейчас живут, хлеб жуют.

И я в том царстве была, мед-пиво пила, сказки сказывала царю Берендею. Григорий-волхв меня яблоками с елки угощал. Татьяна многомудрая перышко подарила чудесное: само перышко по бумаге буквы выводит. Тем перышком я вам этот сказ и записала. Тут ему и конец.