Сказ о Владе-Вороне (СИ) - Страница 12

— Да ну?.. — не поверил Влад.

— А ты полагал, будто все ему ведомо? — усмехнулся Леший.

— Ну… да.

Леший ухнул по-совиному, головой потряс и продолжил:

— Разве из-за тебя Годиныч по науськиванию князя Настасью уволок? Тоже нет. И уж точно за вражду князя с Кощеем ты не в ответе.

— Не в ответе, — повторил Влад, словно самого себя убеждая.

Леший покряхтел, посопел и добавил:

— А каяться да злиться — это каждый может. Некому оказалось учить тебя уму-разуму, иначе знал бы: если чародей заприметит, скажем, мальчонку в ученики, да еще печать на него свою поставит и защищать возьмется, то подходить к нему права не имеет вплоть до совершеннолетия, иначе течение силы нарушить может, а то и вовсе погубить избранника.

Влад прикрыл глаза, пытаясь хоть немного совладать с чувствами, только ничего у него не вышло. Леший еще сильнее разрезвился. Судя по шуму, с пня соскочил и принялся вокруг него носиться, рычать да гикать по-звериному.

— Успокоил я тебя, добро-молодец? — внезапно спросил почти на ухо.

— Нет, дедушка, — ответил Влад и глаза все же открыл. Каково же оказалось его удивление, когда увидел Лешего по-прежнему на пне. — Я все равно не умею во плоти в птицу перекидываться, а значит, Хрустального дворца мне не достичь в положенный срок, да и Кощей видеть меня не захочет.

— А Кощей, чай, девка?! Чтой-то ты больно о его хотелках думаешь! — зарычал Леший и руками всплеснул. — Я ж уже сказал: сглупил он сам, на то и разгневался, а ты попал под горячую руку. Однако это вовсе не означает, будто его слушать надобно. Что до остального — полночь истекла, сила твоя теперь взрослая, течет по жилам бурной рекой, а не ручьем бьется. После первородного пламени ты не только вороном — волком по лесу скакать можешь, змеем по скалам ползать, щукой плавать в море-океане. Мало кто сравнится с тобой промеж людей.

— Откуда у Златоуста взяться первородному огню? — не поверил Влад.

— У волхва-то? Неоткуда. А ты забыл, в чьем лесу ритуал проводили?!

— Карк?!

— Э-эх, — махнул на него рукой Леший. — Птенец ты, едва оперившийся, дурила дурилой, самого себя не знающий да в силы свои не верящий. Ну и ладно, — добавил он, с пня вскакивая. — Я тебе, что мог, объяснил, совет дал, дальше сам разберешься. А коль нет — не моя в том вина, это ты на себя все навешивать приучен, а я — выкуси, — показал фигу и исчез.

Тотчас и волк убежал, медведь перестал спину греть, а лиса еще раньше ушла потихоньку. Влад полежал немного, а потом, когда холод ощутимо стал к нему подбираться, поднялся.

Красиво было в лесу в глухой час. Голые деревья стояли черные, недвижимые и полные какого-то внутреннего достоинства. Мертвенное спокойствие пряталось под лапами елей, но опасным не чудилось. А над всем и вся раскинулся небесный купол: чистый и прозрачный насыщенного темно-синего глубокого цвета, без единого облачка, с яркими умытыми звездами. Влад сроду столько вышних самоцветов не видел. Казалось, разлилась над головой неслышимая музыка.

«Взмахнуть бы руками-крыльями, вознестись к ним», — подумал Влад и вдруг понял, что давно уже летит. На всякий случай вернулся, сделал круг над поляной, на которой лежал, однако тела своего не увидел: значит, во плоти обернулся вороном.

Вначале поднимался все выше и выше, уж блуждающие звезды попадаться стали; две из них, хохоча, в хвост пристроились.

— Ты куда так торопишься? — спросила одна.

— За завтрашним днем поспеть хочешь или, наоборот, прошедший догоняешь? — рассмеялась другая.

— В Тридевятое царство, к Кощею тороплюсь, — ответил Влад.

— К Трипетычу, что ли? — подлетела третья и чуть не села на клюв. — Так тебе не в Правь надобно, а в самую что ни на есть противоположную сторону. Вон туда, — тонкий призрачный луч ударил на восток, где сумерки уже чуть расцветились близким рассветом, — к Синим горам.

Влад хотел возразить ей, что, сколько себя помнил, никаких гор, тем паче синих, на востоке не видел, но глянул в указанном направлении и глазам не поверил. Не просто пара пиков возвышалась у самого виднокрая, а неприступный хребет вытянулся и сверкал холодом чистейшего лазоревого яхонта. Влад прокаркал благодарность, изменил направление и быстрее замахал крыльями. Казалось, лететь ему еще три дня и три ночи.

…Небо совсем посветлело, звезды скрылись, их теперь лишь со дна колодца разглядеть и получится.

«Вот-вот Хорс колесницу погонит по небу, как бы не сжег, мимо проезжая», — подумал Влад, но решил не снижаться и не устраивать себе отдыха. Он нашел правильный путь только благодаря звезде. Вряд ли, если потеряет, посчастливится встретить ее снова.

Он летел и летел, а горы все стояли на горизонте. Никаких попутчиков не встречалось больше, Хорс не спешил показываться, и даже ветер отсутствовал. Чтобы не думать о безвременье, в котором очутился, Влад принялся считать удары собственного сердца — уж оно-то билось по-прежнему. Досчитал до тридцати трех, затем трижды по столько же, моргнул и едва успел затормозить — прямо перед клювом возник отвесный выступ. Лишь чудом сумел на крыло упасть и не разбиться. Как полет выровнял, небо сделалось угольно-черным и непроницаемым, словно кто-то вылил на него смолу. Огромная рыжая луна на нем нисколько не рассеивала мрак. Зато горы переливались всеми оттенками синего, а Хрустальный замок в отдалении — звездным светом.

Влад влетел в распахнутое настежь окно, будто специально не затворенное, прошелся по зеркальному полу, огляделся, но никого не заметил. Огромный зал простирался степью. Весь терем князя, наверное, поместиться в нем мог.

За хрустальными стенами он различал винтовые лестницы, галереи, анфилады и много чего еще. Все они постоянно менялись, будто пытаясь запутать или, наоборот, угодить его прихоти.

«Моей ли?..»

Когда позади внезапно соткалась из воздуха стена и окно отгородила, Влад расправил крылья и взлетел, да только ловушка захлопнулась, а огромный зал превратился в круглую комнату без окон и дверей. Остались лишь сталактиты, источавшие голубоватый холодный свет, да огромная люстра, свисавшая с потолка. Об нее Влад случайно поцарапался. Три капли крови упали на пол и зазвенели хрустальными бубенцами, а затем опустились туда же и три черных пера.

— И с чем же ты ко мне пожаловал? Даже запретом пренебрег, не побоялся, — голос раздавался отовсюду и точно принадлежал Кощею: глубокий, бархатный, с едва слышимым смехом, но громкий настолько, что Влад едва не забыл, как махать крыльями. — Опустись сейчас же!

Облетев вокруг люстры, Влад снизился по дуге и встал на пол. Из зеркальной глади глянула взъерошенная черная птица с испуганными человеческими глазами. Ворон только встал на крыло, пух на голове еще не сменился гладким оперением. И вообще представлял Влад собой то еще зрелище.

— Князь меня послал, — проронил он. — За своей племянницей.