Скарабей - Страница 4

— Он существует, — перебила ее Мирани.

— Да, милочка. Существует. Я знаю. Но слышала, что он давно исчез из переулков и опиумных притонов Порта.

— Возможно, он вернулся. — Мирани оглянулась на раба.

Мантора отложила зеркало и подняла глаза. Ее голос помрачнел, из него ушла вся игривость.

— Тогда скажи ему — пусть будет осторожнее. При новом режиме Аргелина воров отдают под пытки без суда и следствия. Но если он вернулся, я очень рада. — Она приложила палец с пурпурным ногтем к губам и послала воздушный поцелуй. Передай ему это от меня, — тихо добавила она. — Скажи, что скоро я потребую расплаты за должок.

Глаза Мирани от изумления округлились. То ли изо рта, то ли из пальцев женщины вылетело блестящее насекомое, голубое с золотом. Оно раздвинуло жесткие надкрылья, зажужжало крылышками, опустилось на тунику Мирани и крепко уцепилось лапками. Она отскочила, стряхнула его, существо со стуком упало на пол и покатилось.

Мирани медленно наклонилась и подняла его.

Это был жук-скарабей с широкими эмалевыми крыльями, синими с красным. Над его головой поблескивал золотой диск, изображающий шарик навоза. Солнце, которое катится по небу.

Глядя на него, она спросила:

— Вы знаете Шакала?

— О да. Скажи ему: это от Манторы. — Она улыбнулась, сложив руки на коленях, и посмотрела на Мирани. — Он вспомнит.

За спиной у Мирани раб отпер дверь. Стараясь не выказывать страха, Мирани запахнула накидку и зашагала к лестнице, высоко подняв голову, как шла бы Ретия. На лестнице ее остановил насмешливый голос.

— Какая потеря для нас. Если тебе, милочка, когда-нибудь понадобится работа, приходи, буду ждать.

Мирани невольно содрогнулась. И бросилась бежать.

Раб выпустил ее через другой выход, на боковую улочку. Послеобеденная сиеста давно закончилась. По дороге плелись ослики, их теплое, пахнущее навозом дыхание вселяло в душу покой. Мирани пропустила караван, перешла через улицу позади последнего из осликов и торопливо, опустив голову, зашагала к Северным воротам.

Надо успеть до комендантского часа. Провозгласив себя царем, Аргелин взял Порт в железные тиски. За час до заката солнца все городские ворота запирались, и любого, кто появится на улице после наступления темноты, сажали под арест. Каждый человек был обязан носить при себе бумаги с указанием имени и описанием внешности, а так как почти никто из стражников не умел читать, в помощь им были приставлены писцы. Она нащупала в кармане потертый клочок пергамента. Этот фальшивый документ соорудил для нее Креон, утащив в мастерских чернила и папирус. Трудился он тщательно, склонившись над столом и напрягая слабые глаза. Иероглифы были сложные, а Мирани читала слишком плохо и не могла разобрать, нет ли в пергаменте ошибок.

А Сетис понял бы.

Она улыбнулась. Как хорошо, что он вернулся! Теперь дела пойдут гораздо лучше. От каменной мостовой веяло теплом. Она юркнула под белую арку, прошла через лоджию небольшого театра, потом свернула за угол и очутилась в лабиринте улиц, раскинувшемся вдоль крепостной стены.

У небольшого фонтана с дельфином в сгущающихся сумерках привычно выстроились в очередь рабы и женщины с амфорами. Умирающий от жажды пес жадно слизывал брызги, падавшие на песок. Воду и пищу жестко ограничивали, наемники Аргелина стерегли каждый колодец. Мирани торопливо прошла мимо руин разоренного сада, оттуда веяло запахом мирта. С деревьев давно были оборваны все до единого лимоны и фиги, но зеленая свежесть все равно напомнила девушке пышные сады и рощи Острова. Она вздохнула. На Остров больше никто не ходил. Мост перекрыли и выставили охрану, сады в Святилище наверняка засохли, бассейн опустел, в Верхнем Доме нашли пристанище скорпионы и пауки. В загонах держали слонов Императора. Аргелин оставил их в заложниках, потому что они считались священными животными, и по ночам над морем разносились горестные трубные крики ослабевших от голода исполинов.

Амбары, должно быть, тоже опустели. И что хуже всего — никто не ухаживал за статуей Бога, оставшейся в Храме. А что сталось с Оракулом — она и думать боялась. От этих мыслей в душе у Мирани разгорался гнев.

У Северных ворот выстроилась очередь еще длиннее. Мирани тревожно вглядывалась в лица, но нигде не видела Ретии. Семья кочевников с громкими криками требовала пропустить их коз, а работники из Города — писцы, уборщики, художники — терпеливо ждали, укрывшись под стенами.

Повсюду были люди Аргелина.

— Молю тебя, — еле слышно прошептала она. — Пусть Ретия придет. — Всего второй раз за эти месяцы Мирани отважилась выйти в Порт и еще ни разу не проходила через ворота без Ретии. Рослая девушка умела пускать пыль в глаза. Она могла изменять голос и бросать шутки, от которых солдаты покатывались со смеху, строила им глазки, пропуская сальности мимо ушей. У Мирани это никогда не получалось. Она знала, что выглядит именно так, как ощущает себя, — маленькая, жалкая, напуганная, — и от этого душа уходила в пятки.

На нее упала тень. Подняв глаза, Мирани увидела насаженные на острые колья головы тех, кто пытался выступать против Аргелина. Птицы выклевали им глаза, с оголенных черепов свисали гниющие лохмотья плоти. Вонь стояла тошнотворная. Над местом казни тучами клубились и жужжали мухи.

Мирани прикрыла накидкой нос и рот.

Очередь медленно двигалась. Через другую арку, напротив, входили припозднившиеся путники. Въехала телега с солью из приисков, промаршировала фаланга наемников. Тех, у кого не было бумаг, выталкивали обратно в пустыню, остальных тщательно обыскивали, сверяя документы с висящим на колонне списком разыскиваемых преступников.

Прошли кочевники, их козы усеивали дорогу пометом. Писец жестом велел Мирани подойти ближе.

— Следующий!

Не открывая лица, она протянула ему пергамент.

Писец внимательно прочитал, потом посмотрел на нее.

— Зачем ты выходишь?

— Мой отец — художник в гробницах. Мы там живем.

— А зачем приходила в Порт?

— В гости к тетушке. И за покупками. — Она показала ему спрятанный под платьем мешочек. Писец развязал его, проверил содержимое — сушеный инжир, полотняный пакетик с солью, несколько медных монет. Потом вытащил скарабея. — А это еще что?

Она совсем забыла про него. Облизала пересохшие губы.

— Мне тетушка подарила.

В руках у писца жук казался дешевым, кричаще ярким — игрушка, какими торгуют на базарах. Она, вероятно, ошиблась — это не золото, а медь, а вместо эмали — дешевое стекло.

А может быть, это тайный символ? Вдруг Мирани поняла, что гетера предала ее.

— Кто твоя тетушка? — Голос писца изменился. Самую капельку, но она уловила перемену. Стражник подошел ближе.

— Сапфо. Она живет в квартале Горшечников.

— Неужели? — Чиновник быстро сверился со списком и поднял глаза. — По-моему, дорогуша, ты мне врешь. — Он швырнул ей скарабея и сально улыбнулся. — Пойдем-ка лучше в караулку.

Она испуганно отшатнулась.

— Но… мой отец…

Он схватил ее за руку.

— Подождет. Пойдем со мной.

— Нет! — Она в ужасе вырвалась. И в тот же миг высоко над стеной взревел рог — сигнал запирать ворота. Толпа позади Мирани заволновалась, кто-то сердито закричал, по закоулкам прокатилось эхо.

Стражник хотел схватить ее, но не успел: его грубо отпихнули.

Из пустыни, шатаясь, вошел человек. Он был одет в свободный полосатый бурнус, какие носят кочевники, лицо тщательно укутано от жаркого ветра, виднелись только глаза — темные, с обожженными солнцем веками, в складках на лбу забился песок. В руке он сжимал посох, за спиной висел потертый мешок.

Он схватил писца и рывком развернул к себе.

— Эй, ты! — рявкнул он.

Стражник поднял копье, странный гость не обратил на него внимания.

— Кто тут главный? Ты? С каких это пор писцы стоят на воротах?

— Приказ Аргелина, — огрызнулся писец и, словно злясь на себя за этот ответ, прорычал: — А где твои бумаги?

— Нету у меня никаких бумаг.