Скандал в семействе Уопшотов - Страница 8
В три он проснулся. Сияния луны или даже просто ночного неба было вполне достаточно, чтобы осветить комнату. Он сразу же понял, что разбудило его не сновидение, не греза, не предчувствие; это было нечто подвижное, нечто видимое, странное и неестественное. Ужас подействовал сначала на его зрительные нервы, а потом заставил содрогнуться все его существо; но раньше всего ужас расширил его зрачки. Каверли успел проследить, откуда шел ужас, завладевший его нервной системой, - он родился в зрачках. Ведь глаза его как-никак исходили из реальности, а то, что он видел, или думал, что видел, был призрак отца. Галлюцинация повергла его в страшное смятение, и он затрясся в психическом и телесном ознобе, задрожал от ужаса и, сев в постели, заорал:
- О отец, отец, отец, зачем ты вернулся?
Громкие звуки собственного голоса несколько успокоили Каверли. Привидение как будто бы вышло из комнаты, Каверли чудилось, что он слышит, как скрипят ступеньки лестницы. Вернулся ли отец за чашкой молока с печеньем или чтобы почитать Шекспира, вернулся ли он, потому что чувствовал, подобно всем остальным, горечь смертных мук? Вернулся ли он, чтобы вновь пережить то мгновение, когда он отказался от высшего блаженства, какое дарует человеку молодость, - когда он проснулся, чувствуя в себе меньше мужества и решимости, чем обычно, и осознал, что врачи не могут излечить от осени и нет лекарства от северного ветра? Он еще ощущал аромат своей юности - запах клевера, благоухание женской груди, столь похожее на береговой ветер, пахнущий травой и деревьями; но для него настало время освободить место кому-то более молодому. Прихрамывающий, седой, он не меньше любого юноши хотел гоняться за нимфами. По холмам и долам. То вы их видите, то они исчезают. Мир - это рай, рай! Отец, отец, зачем ты вернулся?
В соседней комнате послышался шум, как будто что-то упало. Если бы Каверли и знал, что шумела поселившаяся там белка, все равно это не привело бы его в чувство. Его нервы были слишком напряжены. Схватив свою одежду, он сбежал по лестнице и распахнул настежь парадную дверь. Очутившись на тротуаре, он остановился лишь на мгновение, чтобы надеть кальсоны. Затем он добежал до угла. Там он надел брюки и рубаху, но весь остальной путь до дома Гоноры пробежал босиком. Второпях он написал прощальную записку, положил ее на стол в холле и, как только рассвело, сел на первый же северный поезд, в котором увозили молоко, и поехал прочь мимо дома Маркемов, мимо Уилтон-трейс, мимо дома Лоуэллов, которые прежний лозунг на своем сарае "Будьте добры к животным" заменили на новый: "Бог внемлет нашим молитвам", - мимо дома, где когда-то жил и чинил часы старый мистер Споффорд.
4
Каверли, возвращаясь в Талифер, где они с Бетси жили, понял, что должен прийти к одному из двух выводов: либо он сошел с ума, либо видел призрак отца. Разумеется, он предпочел последнее, и все же он не мог рассказать об этом жене, не мог объяснить своему брату Мозесу, почему дом на Ривер-стрит пустует. Дух отца, казалось, сидел рядом с Каверли в самолете, уносившем его на Запад. О отец, отец, зачем ты вернулся! Интересно, думал он, как отнесся бы Лиэндер к Талиферу.
В поселке, где размещалось Управление по исследованию и усовершенствованию ракетной техники, насчитывалось двадцать тысяч жителей, которые, подобно всякому обществу, каковы бы ни были его притязания, делились на пассажиров первого класса, второго класса, третьего класса и палубных. Высшая аристократия состояла из физиков и инженеров. К среднему классу относились торговцы, был еще многочисленный пролетариат - механики, рабочие наземных команд и персонал пусковых установок. Большинству аристократов были предоставлены подземные убежища, а о пролетариях - хотя этот факт никогда не разглашался - было хорошо известно, что в случае катастрофы им придется сгореть заживо. Это способствовало атмосфере некоторой враждебности. Жизненно важными органами в поселке были двадцать девять пусковых установок на краю пустыни, атомный реактор, построенный в форме мечети, подземные лаборатории, ангары и занимавший две квадратные мили вычислительный и административный центр. Цели, ради которых существовал поселок, были исключительно внеземные; и, хотя здравый смысл восставал против всякого сентиментального или явно иронического отношения к масштабам научных исследований, проводимых в Талифере, и к способности ученых существовать и даже работать с энтузиазмом в столь неразумной обстановке заброшенности и одиночества, все же это был образ жизни, преисполненный резких интеллектуальных контрастов.
Чрезвычайно важное значение придавалось проблемам государственной безопасности. В газетах о Талифере никогда не упоминалось. Официально он не существовал. Эта забота о государственной безопасности мешала жить всем людям, к какому бы рангу они ни относились. Как-то в субботу днем Бетси смотрела телевизор. Каверли пошел с Бинкси прогуляться в торговый центр. Из окна Бетси видела, как мистер Хансен, живший через дорогу, убирал вторые рамы и пристраивал сетки от насекомых. Он аккуратно ставил стремянку на клумбу, поднимался наверх, снимал рамы с петель и относил их в гараж. Его жена и дети, должно быть, куда-то ушли. Вокруг не было видно никаких других признаков жизни. Сняв рамы в первом этаже, мистер Хансен принялся за окна спален, находившихся во втором этаже. Со своей лестницы он не мог дотянуться до них, и ему пришлось снимать рамы с петель, высунувшись из открытого окна, а затем, повернув под прямым углом, втаскивать их в комнату. Металлические петли одной из рам то ли искривились, то ли заржавели, и она не вынималась. Мистер Хансен, широко расставив ноги, встал на подоконник и дернул раму. Он вывалился из окна и с глухим стуком упал на небольшую площадку, которую несколько недель назад замостил цементными плитами. Бетси смотрела из своего окна достаточно долго, чтобы убедиться, что он лежит неподвижно. Затем она вернулась к телевизору. Через двадцать минут она услышала сирену, подъехала машина "скорой помощи" - все еще недвижимое тело уложили на носилки и увезли. Вечером Бетси узнала, что мистер Хансен умер мгновенно. Тревогу подняли какие-то дети. Но почему не она? Чем она могла объяснить свое неестественное поведение? В основе ее равнодушия лежала, по-видимому, всеобщая забота о государственной безопасности. Она не хотела делать ничего такого, что могло бы привлечь к ней внимание, что могло бы повести к необходимости давать показания и отвечать на расспросы. По всей вероятности, именно ее забота о государственной безопасности была причиной того, что она оставила без внимания смерть своего соседа.