Скандал - Страница 14

Прозвучал первый звонок. Публика шумно направилась к зрительному залу. Было много женщин в кимоно, вероятно, из артистического мира, и солидных мужчин – любителей старинной музыки. Кто-то, завидев Сугуро, издалека кивнул ему, он попытался вспомнить имя, но не смог. Как же у него в последнее время ослабла память! Итак, Мицу больше не будет появляться в его рабочей квартире. Это и к лучшему. Каждый раз, глядя, как она, мурлыча песенку, водит пылесосом, он вспоминал свой сон, и у него портилось настроение.

– В этой больнице работают волонтеры, несколько женщин. Помогают медсестрам, распределив между собой обязанности. Я застала там одну импозантную даму по словам медсестры, она вдова, покойный муж преподавал в университете.

Слушая вполуха то, что говорила жена, Сугуро поднялся с кресла. Когда они подходили к дверям в зал, жена сказала:

– Эту даму зовут Нарусэ, и она дважды в неделю работает волонтером. А ты знаешь, что я уже давно интересуюсь работой волонтеров. Я расспросила медсестру…

– Что ты сказала? Как зовут эту женщину?

– Нарусэ. Ты с ней знаком?

– Нет. Я ослышался.

Соврав, он вновь с любопытством взглянул на жену. Неужели это она!..

Вспомнил, что дама, с которой он пил кофе в маленьком переулке в Харадзюку, действительно звалась Нарусэ. Кажется, она упоминала о том, что работает волонтером, но он не был уверен. В этом возрасте он стал забывать даже то, что произошло накануне.

– Я тоже, пожалуй, пойду на курсы волонтеров. Как ты на это смотришь?

– Если это не скажется на твоих суставах, конечно, иди. Сын уже взрослый человек, в твоих заботах не нуждается.

– Завтра ты, как обычно, весь день у себя?

– Нет, завтра презентация моего романа в книжном магазине «Кинокуния», в Синдзюку. Во второй половине дня…

Когда на следующий день Куримото и Сугуро вошли в книжный магазин, уже выстроилась очередь из желающих получить автограф.

В основном – молодые люди студенческого вида, но были и женщины средних лет, и пожилые мужчины. Все они радостно заулыбались, увидев Сугуро.

«Вот они, мои читатели. Те, кто читает мои книги, те, для кого я пишу, моя духовная опора…»

Когда Сугуро сидел за письменным столом в своем тесном кабинете, он пытался представить, к каким людям, в конце концов, попадают в руки его книги. Его волновало, как преломляются его романы в восприятии читателей, романы, которые он лепил, точно из глины, впитавшие его телесные запахи. И вот теперь эти читатели стояли, выстроившись в ряд, у него перед глазами.

– Итак, начинаем подписывать, пожалуйста, в порядке очереди! – сказал служащий магазина в микрофон. – Просьба предъявлять выданные вам номера.

Сугуро неторопливо отвинтил колпачок черной ручки и, улыбнувшись юноше, первым протянувшему книгу, надписал свое имя.

– Если можно… мое имя тоже… – запинаясь от волнения, попросил юноша.

Служащий магазина стал возражать, но Сугуро, не обращая на него внимания, приписал имя юноши. Хотелось проявить максимум вежливости к своим поклонникам.

Когда число подписанных книг превысило полсотни, он почувствовал усталость в запястье, кончик пера притупился, стало трудно писать. Он вытер руки холодным полотенцем и открутил колпачок новой ручки.

Читатели были самые разные. Статная дама, учтиво поблагодарившая за подпись и удалившаяся, покачивая бедрами, старик, сердито пихнувший ему книгу. (Служащий шепотом объяснил, что, скорее всего, бедняга приплелся сюда по просьбе внука и был в ярости, поскольку пришлось так долго ждать.) Какой-то тип, очевидно букинист, достал из сумки десять экземпляров и потребовал подписать их все.

Подписав сотню книг, Сугуро взял небольшой перерыв. За это время образовалась новая очередь.

– Слишком много желающих. Давайте еще двадцать книг, и на этом закончим, – сказал Куримото служащему магазина.

– Нет, ничего, – махнул рукой Сугуро. – Штук тридцать я еще осилю.

Взглянув на первого в очереди, он подумал, что где-то уже видел этот синий спортивный джемпер с белыми рукавами. Молодой мужчина развязно потребовал:

– И мою фамилию заодно подмахните.

– Мы просили воздерживаться… – вмешался служащий.

– Но я не первый с такой просьбой! Напишите – «Ёсио Кобари», – он повторил для верности по слогам.

Чувствуя на себе пристальный взгляд, Сугуро написал его имя, и в тот же момент что-то точно вспыхнуло в голове. Конечно же! Репортера, о котором говорил Кано после заседания жюри, звали Кобари.

Или простое совпадение? Открывая книгу для следующего читателя, Сугуро проводил мужчину глазами – тот сразу же скрылся на лестнице. В этот момент ему показалось, что он уже видел его, но не мог вспомнить где.

Наверно, обознался…

Сугуро попытался взять себя в руки, успокоиться, но тщетно. Он уже не сомневался, что этот тип явился сюда неспроста. «Но разве есть причины для страха?» – убеждал он себя, массируя правую руку.

Закончив подписывать книги, он поднялся, чувствуя дрожь в коленях. Рука устала, в плече ломило. Невольно вспомнилось лицо врача, поворачивающегося на скрипящем стуле. Он бы наверняка не одобрил.

– Передохнуть бы, – шепнул он Куримото.

– Да, но… несколько человек специально остались, чтобы лично выразить вам свою благодарность…

В тот же момент несколько человек, слонявшихся в ожидании среди книжных полок опустевшего перед закрытием магазина, как по команде, повернулись в его сторону. Стало аж не по себе.

Почтительно подошел юноша в толстых очках. Неловко, точно марионетка, которую дернули за нитки, поклонился и сказал, сильно конфузясь:

– Я ваш давний поклонник, со студенческих лет читаю исключительно ваши книги.

– Неужели?

– Я работаю в интернате для детей-инвалидов. Вначале мне там не нравилось, но сейчас я доволен. Уверен, что это влияние ваших произведений.

Сугуро выслушал с вежливой улыбкой. Не замечая его смущения, юноша поправил пальцем очки и достал альбом, который держал под мышкой.

– Не желаете посмотреть? Фотографии «Света надежды».

– «Света надежды»?

– Так называется интернат для детей с ограниченными способностями, в котором я работаю.

На каждой странице дешевенького альбома было наклеено по четыре-пять фотографий. На одной фотографии юноша в спортивном костюме играл с детьми в шары. На другой – толкал в инвалидной коляске параличного ребенка. Еще на одной он, видимо во время какого-то школьного праздника, стоял, задрав ногу и держа за руки детей, одетых в костюмы кроликов.

– По ночам, уложив детей спать и оставшись один, я постоянно читаю ваши романы.

– Боюсь показаться излишне самоуверенным, но в такие минуты я чувствую на себе взгляд свыше. Взгляд, исполненный несказанной любви, охраняющий невинные души детей…

Сугуро отвел глаза. Выслушивать признания юноши о том, как он нашел радость в работе, вдохновляясь его книгами, было мучительно тяжело. Но и глядя в сторону, Сугуро сохранял на лице натужную улыбку. Улыбку, предназначенную жене и читателям, узнающим его на улице…

– Мне лестно слышать от вас такое, но, вообще говоря, романы не предназначены для того, чтобы менять душу читателя, – пробормотал он, чтобы хоть как-то освободиться от гнетущего чувства, – во всяком случае, мои романы.

– Нет, именно для этого они существуют! – воскликнул юноша, по-видимому принявший слова Сугуро за выражение скромности, и, поправив очки, добавил: – Иначе… иначе бы у меня не созрело решение креститься.

– Креститься?

– Да. В следующем месяце я крещусь.

Заявление юноши отнюдь не обрадовало Сугуро. Его писанина повлияла на жизнь вот этого конкретного человека… Какой кошмар! Сугуро опустил глаза, чувствуя себя мошенником. Он никогда не писал романов для того, чтобы поучать или указывать верный путь. Не для того он стал писателем, чтобы проповедовать христианство…

– Позвольте пожать вашу руку?

Под ногтем указательного пальца чернела грязь. Сугуро вяло пожал потную ладонь.