Скалаки - Страница 29

— А, доктор, в какой комнате он жил?

— Вправо по коридору; там теперь помещается мадемуазель фон Стреревитц. А в передней комнате жили приставленные к нему иезуиты.

Пильнитц посмотрел на д’Эрбуа.

— А мы слышали еще о каком-то духе.

— Ах, это выдумка лакеев и камердинеров,— усмехнулся толстый доктор.

— Все же расскажите нам и об этом. Вдали раздался удар грома.

— Говорят, что во время таких гроз, как сегодня, в полночь появляется призрак князя Яна Вацлава, он бродит по коридорам, затем исчезает в фамильном зале” и оттуда слышатся его жалобы и душераздирающие рыдания.

— Все это болтовня. Выпьем, господа! —предложил ротмистр. Большинство из присутствовавших чокнулись без особой охоты, только Пильнитц и д’Эрбуа выпили с удовольствием.

Молодые люди были утомлены, и когда один из них встал, за ним поднялись и остальные. Последним вышел маркиз. В салоне остались только опьяневшие ротмистр и доктор.

В сопровождении слуг, освещавших дорогу, молодые люди торопливо расходились и, пожелав друг другу спокойной ночи, поспешно исчезали в своих покоях.

В замке уже все стихло, только в салоне раздавался смех ротмистра и звон бокалов. Была полночь, когда доктор, уже не вязавший лыка, свалился на паркет. Бравый Пильнитц встал, перешагнул через круглое брюхо в длинном цветном жилете и, не совсем твердо держась на ногах, пошел в сопровождении слуги в свою спальню. Свет погасили.

Немного спустя, пошатываясь, поплелся к себе и доктор. В коридоре он наткнулся на темную фигуру, бормоча что-то по-латыни, побрел дальше, и вскоре его шаги замолкли.

Таинственная фигура остановилась у покоя, где некогда жил несчастный князь Ян Вацлав Пикколомини; теперь там помещалась мадемуазель фон Стреревитц. Этим ночным призраком был маркиз д’Эрбуа. Условным стуком он постучал в дверь.

В спальне молодой прелестной княгини Марии Кристины на красивом столике у богатого ложа, под пологом из дорогой материи, горели свечи. В роскошном ночном туалете молодая княгиня сидела на постели; перед ней на коленях стоял князь Иосиф Пикколомини. Она прижималась к нему, как нежная горлинка, а он горячо целовал свою очаровательную супругу. Его холодные глаза сейчас горели, щеки пылали. За окном была темная бурная ночь, лил дождь, и порывы ветра пригибали кусты —они хлестали забытую могилу бедной деревенской девушки Марии Скалак.

В это время, при свете сосновой лучины, под крышей убогой лачуги в Матерницкой пуще сидел Микулаш с бледным и мрачным лицом. Он молился и думал о мести.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ТОРЖЕСТВО

На понедельник пятого августа 1771 года приходился праздник святой Марии Снежной. Уже с утра окрестности Находского замка огласились грохотом мортир. Почтенные горожане высовывали головы из окон, смотрели на небо и говорили:

— Посмотрите только, и кто бы мог подумать!

Надев длинные праздничные сюртуки и водрузив на головы треуголки, они подымались по склону к замку. Голый холм, покрытый редкими зелеными кустами, сегодня, казалось, расцвел от пестрых одеяний. Кругом кишел народ! Накануне многие опасались, что гроза испортит праздник, но к утру небо очистилось, и природа как бы возродилась после бури. На голубом небе сияло яркое солнце, и в его лучах листва кустарника и цветы сверкали дождевыми каплями. Любопытные были неприятно удивлены, увидев, что у ворот, обращенных к Находу, стоят на страже два суровых мушкетера и никого не пропускают в замок.

В толпе были Микулаш с Иржиком. Микулаша едва можно было узнать в его праздничной одежде, которую он носил, когда жил еще в усадьбе «На скале». Иржик был одет, как всегда. Отец, видя, что этой дорогой в замок не попадешь, потянул сына за рукав, и тот последовал за ним. Они пересекли холм и, обойдя замок, очутились на западной его стороне. Там на дороге царило необычайное оживление. Княжеские служители выстраивали процессию. Во главе ее на худых деревенских лошадях, украшенных лентами, ехал многочисленный отряд всадников в праздничной одежде; за всадниками шел находский оркестр, за музыкантами — цеховые ремесленники, девушки-горожанки в венках и белых платьях, а за ними девушки из деревень, представители городов Находа и Чешской Скалице, из местечек Упице и Гронова, старосты и кон-шелы из всех деревень, принадлежащих к владениям князя Пикколомини. За ним шли любопытные, желавшие посмотреть на торжества. Процессию замыкал второй отряд всадников из крестьян. Микулаш оглядывался в толпе, ища глазами Рыхетского. Вскоре он увидел его. Рыхетский беседовал с деревенскими старостами, и они внимательно его слушали. Каждый из старост держал завернутый в белый платок жезл —свой должностной знак, так называемое «право». Микулаш отозвал Рыхетского в сторону и попросил провести его во двор замка

— Это нетрудно, Микулаш. Ты сегодня выглядишь, как староста или коншел. Иди с нами.

— Сейчас, только скажу сыну.

Иржик стоял в стороне и любовался Лидушкой, которую сразу увидел. Она находилась неподалеку от него, но он не мог, да и не хотел подойти к ней. Поодаль мелькнула голова старого Балтазара. Иржик решил встретиться с девушкой по окончании праздника. Какая она красивая! Светлые косы, перевязанные лентами, были закручены на голове узлом и заколоты шпильками, белый лоб перетянут розовой лентой. Грудь девушки облегал расшитый корсаж —«дядюшкин» подарок, оставшийся от лучших времен. Белую кофту с пышными короткими рукавами украшали на плечах красные банты-крылышки. Голубой бант стягивал ожерелье из белых стеклянных бус. На ней была зеленая юбка с кокеткой и черной каймой, широкий фартук, белые чулки и нарядные башмачки.

Заиграла музыка, и процессия тронулась. Голос отца отвлек внимание Иржика от Лидушки. Микулаш, схватив сына за правую руку, быстро заговорил. Иржику показалось, что голос отца дрожит.

— Помни, Иржик, что ты мне вчера обещал, не забудь! Если сегодня вечером я не вернусь в Матерницу, не жди меня, понимаешь?

Микулаш хотел добавить еще что-то, но людской поток увлек его за собой. Пожав сыну руку, он поспешно присоединился к последним рядам старост.

Изумленный Иржик увидел, что отец обернулся еще раз и исчез в толпе. Как он посмотрел на него! В печальных глазах бледного Микулаша было какое-то странное выражение. Иржика охватила тревога, он догадался, что отец что-то задумал. Он решил пробиться к отцу и наблюдать за ним. Но Микулаш исчез в толпе. Играла музыка, стоял шум и гам, вдали гремели мортиры. Миновав ворота, участники процессии прошли два двора и остановились на третьем. Иржик тщетно искал отца.

Здесь процессия выстроилась полукругом. На третьем дворе находилась часовня, лестница вблизи нее вела на дворик у круглой высокой башни; отсюда был вход в княжеские покои. Часть процессии за недостатком места осталась на втором дворе. Началась страшная давка; служители замка и всадники безуспешно пытались навести порядок. Всем хотелось видеть господ и гостей, когда те пойдут на торжественное богослужение в часовню. Депутации от городов и местечек, старосты и коншелы прошли через маленький двор в замок. Лестницы были устланы коврами, все блестело, повсюду благоухали цветы. Многие из крестьян, глядя на эту необычайную роскошь, не могли прийти в себя от изумления. В коридоре перед залом, называемом залом Пикколомини, стояли в ожидании служители замка во главе с управляющим. Камердинер в богатом одеянии докладывал о всех вновь прибывших.

Потом все вошли в огромный зал, на стенах которого висели портреты виднейших представителей княжеского рода. На возвышении в роскошном кресле, обитом красным бархатом, сидел молодой князь. Он только что принял поздравления знатных гостей, и теперь к нему шли его подданные, чтобы принести присягу.

Белый парик покрывал голову князя, из-под узких рукавов синего расшитого серебром кафтана виднелись кружевные манжеты. Шею его закрывал белый шарф. На длинном вышитом серебром камзоле желтого цвета выделялось белое жабо. Узкие панталоны до колен, шелковые белые чулки и башмаки с серебряными пряжками дополняли его костюм. На боку висела роскошная шпага с золотым эфесом. Молодое красивое лицо князя было бледно, на бескровных губах блуждала неопределенная улыбка. Справа от него, чуть пониже, сидел королевский камергер, а за ним стоял княжеский камердинер, держа на красной подушке жезл князя. Около возвышения в дорогих креслах полукругом расположились родственники хозяина и знатные гости.