Скалаки - Страница 17
— Храни вас бог! —пожелал он старику.
— Бог в помочь и тебе,—со вздохом ответил старик.
— Слушайся дедушку, мальчик, мама вернется в обед. Взяв косу, юноша с крестьянкой пошли в поле.
— Погода хорошая, до полудня можно все скосить.
— А после полудня связать,—добавил юноша, бодро шагая по дорожке, ведущей к полю вдовы, расположенному на косогоре у большого леса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В ЛЕСУ
В тот же день пополудни в лесу, что начинался за полем вдовы, раздались выстрелы, громкие, веселые крики, лай собак и звуки охотничьих рогов. Господа охотились. Покой старого леса был нарушен.
Вдруг послышался шорох раздвигаемого кустарника, росшего на усыпанной сухими иглами и покрытой мхом лесной почве, закачались ветви молодых деревьев, и на поляну выехал всадник на гнедом коне. Остановившись, он поднес ко рту кривой охотничий рог и затрубил, надув щеки. В тенистой чаще раздались веселые звуки фанфар; они слились с шумом леса и исчезли в его тенистой дали. Пришпорив коня, всадник мгновенно исчез в бору. Вскоре раздались голоса, послышались шаги, и на поляне показалась толпа крестьян во главе с егерем находского князя.
Бедно одетые, истощенные крестьяне были вооружены палками и дубинами. Высокий угловатый егерь грубым голосом отдавал краткие приказания загонщикам. У него было красное лицо, на багровой шее выделялись светло-рыжие волосы. Крестьяне по приказанию растянулись цепочкой. Услышав сигнал расставленных напротив ловчих, егерь пронзительно засвистел, и крестьяне, как было условлено, медленно тронулись с места. Вскоре егерь и крестьяне исчезли в лесной чаще. Послышались громкие удары палок по стволам деревьев и крики, которыми они выгоняли зверя для высокопоставленных господ и для их гостей.
Крепостным пришлось бросить уборку урожая на своих полях, чтобы развлекать знать. Некоторые крестьяне охотно отбывали эту повинность вместо барщины, что было легче, чем потеть в жару под угрозой кнута на панских полях, терпя грубые ругательства и понукания. Но большинство загонщиков согнали сюда силой.
Едва загонщики и егерь покинули поляну, как на нее выехал новый всадник. Его красивый, породистый белый конь блистал богатой сбруей. Внешность и одежда всадника указывали на его знатность. Под треуголкой белел модный парик с косой, поверх темного кафтана был повязан красивый пояс, на котором висел дорогой охотничий нож. На ногах —узкие лосины и высокие черные сапоги с серебряными шпорами. Остановившись на поляне, всадник прислушался к шуму охоты и, тронув коня, пустился вниз по узкой лесной тропинке в противоположную сторону. Несколько раз он останавливался, прислушивался и снова двигался вперед, пуская лошадь рысью на прогалинах, пока не очутился на опушке леса.
Перед ним простирался изумрудный луг, со всех сторон окруженный темным лесом; по его опушке, словно серебряные нити в черной вуали, мелькали белые стройные стволы берез. На темном фоне пихт и елей выделялась светлая зелень могучих буков. На противоположной стороне луга стояли рядком, как братья, три старых могучих дуба. В их тени белел красивый шатер.
Молодой охотник настороженно огляделся и, пришпорив коня, поскакал галопом через луг. Не доезжая дубов, он остановился, спешился, завел своего коня в чащу, привязал его к дереву и направился в шатер. Густая трава заглушала шум его шагов. В холодных глазах молодого человека загорелся огонек. Остановившись у входа, он тихонько откинул полог и, неслышно проскользнув внутрь, опустил его за собой. Наклонившись, он страстно смотрел на даму, спавшую на импровизированном ложе, покрытом мягким ковром.
Красавица, которая, казалось, была погружена в спокойный сон, раскинулась в соблазнительной позе. Напудренные, искусно зачесанные кверху волосы открывали гладкий, белый лоб; над веками, окаймленными длинными черными ресницами, изогнулись темные красивые брови. Слегка вздернутый носик придавал лицу плутоватое, кокетливое выражение. Сквозь открытые алые губки виднелись белые, как жемчуг, зубы. Длинный корсаж дорогого глубоко вырезанного платья облекал стройный, изящный стан. Молодой охотник видел полуобнаженную белую грудь и нежную ручку, лежавшую на ней; из-под платья выглядывала прелестная ножка, дорогой башмачок на высоком каблучке соскользнул на траву. Молодая дама глубоко дышала, щеки ее раскраснелись. Бледное лицо молодого человека покрыл яркий румянец. Горящими глазами он пожирал молодую красавицу. Подойдя ближе, он наклонился, собираясь поцеловать ее, но тут же отпрянул. Дама вскочила, как испуганная серна, и села, удивленно посмотрев вокруг. Затем она порывисто встала и, опустив красивые голубые глаза, поклонилась молодому охотнику. Нежно взяв ее за руку, он учтиво попросил ее сесть и простить его за то, что нарушил ее сон.
— Я заблудился в лесу,—сказал он по-французски вкрадчивым голосом, не выпуская при этом холеную ручку хорошенькой женщины.—Оказавшись случайно на опушке леса, я не мог удержаться, чтобы не зайти сюда и не узнать, прошла ли болезнь, которая постигла вас перед охотой, на ваше несчастье и, может быть, на мое счастье,—тихо с улыбкой добавил он.
— Благодарю, ваша светлость, сон придал мне силы.
— О да, он вызвал на вашем лице очаровательный румянец.
— Ваша светлость, если бы все охотники…—и прелестная плутовка лукаво улыбнулась.
— Ах, жестокая! Но вы чувствуете себя хорошо, и я могу не беспокоиться о вашем здоровье,—прошептал восторженно князь и, пожимая белую ручку, наклонился к девушке.—А что же доктор?.. Как я раньше не сообразил… Он помог вам?
— Не желает ли ваша светлость послушать его изречения?..—спросила кокетка, шаловливо глядя на раскрасневшееся лицо молодого князя.—Извольте посмотреть, он спит под дубом после «трудов праведных»,—и она, смеясь, встала.
Князь воспользовался этим случаем.
— Останьтесь,—прошептал он и, нежно прижав к себе, вновь усадил ее. В эту минуту раздался звук охотничьего рога. Князь вздрогнул, на его лице появилось выражение гнева, но он сдержал себя.
— Меня ищут. К сожалению, я должен уйти. Но позвольте, моя дорогая, задать вам вопрос: уже два вечера я не слышу вашего чудесного пения…
— Я наслаждаюсь очаровательными вечерами в саду у манежа, там такое прекрасное место…
— О да, в темной беседке у статуи Дианы удобное местечко для дум или для исповеди,—добавил, улыбаясь, князь.—Мадемуазель, я должен поделиться с вами тайной, исповедаться вам и найти у вас утешение. Сегодня вечер будет особенно прекрасный, прошу вас, выслушайте меня! —Молодой князь пристально посмотрел в красивое лицо девушки.—Вы выслушаете меня? —повторил он тихо сладким голосом. Рог зазвучал вновь, и на этот раз совсем близко.
— Не приводите меня в отчаяние! Скажите, могу я надеяться?—Молодой человек почувствовал, что ручка, которую он прижимал к своему сердцу, ответила на его пожатие, он увидел, как улыбнулись ему прелестные губки.
— Как я счастлив! Сегодня у статуи Дианы,—прошептал он и, горячо поцеловав белую ручку, вышел из шатра. Приоткрыв полог, девушка посмотрела вслед красивому молодому князю.
Это была мадемуазель фон Стреревитц, компаньонка графини Катерины Франкенберг, гостившей в Находском замке, который вместе со всеми землями ее отца, Лаврентия Пикко-ломини, был унаследован братом графини, Яном Помпеусом, отцом князя Иосифа Парилле, только что покинувшего шатер. Сев на коня, князь поехал навстречу своему камердинеру, пересекавшему луг. Заметив, что господин вышел из шатра, камердинер ухмыльнулся, но при его приближении остановился, учтиво снял шляпу и взглядом, полным покорности, однако без страха, встретил гневный взор своего господина.
Мадемуазель фон Стреревитц видела, как оба всадника поскакали через луг. Неподалеку от шатра, возле одиноко стоявшего дуба, они въехали в лес. Там молодой Пикколомини увидел доктора из замка; доктор лежал в тени под дубом у грубо сколоченного стола, уставленного бутылками. Он спал после «трудов праведных», а рядом, в кустах, храпел его слуга. Князь усмехнулся, увидев маленькую фигуру доктора, одетого в черную бархатную куртку. Большой живот, обтянутый цветным длинным жилетом, возвышался, как холм; на белом кружеве рубашки лежали сползшие с красного носа очки в черной оправе, рядом в траве поблескивал брошенный бокал. Пухлая рука сжимала серебряную табакерку. Неподалеку валялась черная шляпа.