Сиреневый сад - Страница 3
Сибирцев оглядел небогатое убранство: широкий стол с витыми ножками, несколько венских стульев с гнутыми спинками, огромный, в полстены пустой буфет. Обогнул стол, чтобы подойти к окну, и вздрогнул: из темного проема между окон на него глянул незнакомый обросший мужик, длинный и нескладный, стриженный почему-то ежиком и весь странно расплывчатый. Через мгновенье Сибирцев сообразил, что смотрит в зеркало. Он подошел поближе, потрогал резную, мореного дуба раму, стекло. Оно показалось пыльным. Нет, это амальгама стала мутной от долгой жизни. Уставился в собственное отражение. Хорош, ничего не скажешь: глаза провалились, как у покойника. Ну ладно, этот ежик еще куда ни шло, но борода… Рыжая, клочковатая. И не борода, а нечто вроде того расхристанного кустарника. Что ж это он так-то? Ну и рожа, ничего не скажешь…
Сзади послышались тяжелые, стонущие скрипы. Сибирцев обернулся и увидел Елену Алексеевну.
– Что вы, Михаил Александрович? – тревожно спросила она. – Разве вам можно столько-то ходить? В постель, в постель, и никаких возражений… Или на солнышко. Оно, милое, всех лечит.
– Елена Алексеевна, – виновато заговорил Сибирцев, стараясь прикрыть лицо ладонью, – не найдется ли у вас водички погорячей?
Он уже забыл о том, что мечтал о ледяной, родниковой.
– Случилось что? – забеспокоилась хозяйка.
– Да вот… – замялся Сибирцев. – Дело есть маленькое. Уж вы извините.
– Есть, есть, отчего же. Сейчас принесу. Идите, прилягте. Сибирцев вернулся к себе, достал из-под кровати вещмешок, развязал его и добыл небольшой полотняный сверток: в чистой портянке он хранил опасную бритву с костяной ручкой и ставший каменным маленький серый обмылок. Открыл бритву, попробовал на ногте и стал править ее на широком своем ремне. За этим занятием и застала его Елена Алексеевна. Она вплыла в дверь, держа в руке чайник, и, увидев, чем занимается Сибирцев, вздохнула и улыбнулась.
– Ну вот и слава богу. Значит, на поправку пошло. Раз мужчина взялся красоту наводить, считай, все у него в порядке… Ох, да что ж это я? Вам же прибор нужен. Сию минуту…
Закончив довольно мучительный процесс бритья, Сибирцев провел ладонью по щекам: другой разговор. А то и впрямь бандит с большой дороги.
Плохо дело, Сибирцев, коли ты за собой следить перестал. Совсем, брат, плохи твои дела. Раскис, успокоился…
Появилась Елена Алексеевна с полной тарелкой густого щавелевого супа, приправленного тушенкой. И пока он с трудом глотал кислую, порядком надоевшую травяную кашу, Елена Алексеевна, испуганно округлив глаза, все порывалась открыть ему свою очередную и, разумеется, страшную тайну. Она и дверь в комнату прикрыла, и заглянула через перила в сад, нет ли кого. Наконец, когда Сибирцев отставил тарелку, придвинулась к нему на стуле и зашептала:
– Михаил Александрович, только, ради бога, тише… Там, на кухне, сидит человек. Из Совета, сказал. Вас хочет видеть. Но я ответила, что вы обедаете, а потом будете отдыхать… Я должна вам еще сказать… – Она придвинулась почти вплотную. – Сегодня в церкви батюшка наш, отец Павел, возгласил с амвона, будто грядет сюда сила великая, и быть повсеместно пожарам, и гореть в их огне антихристу. Мужику от этой силы будет избавление, а большевикам и комиссарам – геенна огненная. А?
– Так и заявил? – усмехнулся Сибирцев.
– Господи, вы смеетесь!
– А что она за сила, не изрекал ваш батюшка? Антонов там или еще кто?
– Ой, не могу сказать, Михаил Александрович, но… я очень боюсь за Машу. Ведь если они…
– Кто они, Елена Алексеевна?
– Ну как же, эти, которых сила великая. И грядет сюда…
– Грядет она или нет, еще неизвестно. А вот лежать тут у вас без дела мне действительно ни к чему. Это верно. Так что там за человек из Совета? Сидит он еще или ушел?
– Сидит. И мрачный весь такой, строгий.
– Пригласите его, пожалуйста, сюда.
Гость оказался человеком рослым и худым, под стать Сибирцеву. Круглыми очками в железной оправе, усами и бородкой клинышком он напоминал одного из наркомов. Характерное такое лицо. Были на нем залатанная тужурка, расстегнутая косоворотка и простые брюки с обмотками и грубыми солдатскими ботинками. В широкой ладони он мял кожаную фуражку. Снял, видно, проходя через комнаты и уважая хозяев.
Сибирцев слегка привстал и жестом указал вошедшему на стул. Гость кивнул, основательно уселся, расставив колени и положил фуражку на край стола. Елена Алексеевна быстро взглянула на Сибирцева и, приняв неприступный вид, величественно удалилась. Сибирцев едва сдержал улыбку. Гость, проследив за его взглядом, обернулся, проводил глазами хозяйку и с веселой укоризной покачал головой. И сразу что-то в нем проявилось простецкое, мужицкое такое, симпатичное. Но когда он поднял глаза, Сибирцев увидел, что они внимательны и холодны.
– Ну-с, слушаю вас, извините, не знаю вашего имени-отчества, – учтиво сказал Сибирцев.
– Офицер? – строго спросил гость.
– Бывший.
– Документик какой имеется?
– Имеется. Однако с кем имею честь?
– Взглянуть бы хотелось на документик, – продолжал настаивать гость. Голос его построжел.
– Это не уйдет. Меня зовут Михаилом Александровичем. А вы кто? – Сибирцев требовательно посмотрел на гостя.
Тот вроде бы слегка смутился.
– Баулин. Комиссар продотряда.
– Ну вот и отлично. Москвич?
– Питерские мы тут.
– Металлист? – улыбнулся Сибирцев.
– Откуда знаете?
– Руки, – кивнул Сибирцев.
Баулин взглянул на свои широкие темные ладони и тоже улыбнулся.
– А документ я вам покажу, товарищ Баулин. Вы прямо из Центра или в Тамбове были, Козлове?
– Как же, были и в Тамбове, и в Козлове.
– Ныркова встречали?
– Это Илью-то Ивановича? Знаю.
– Хорошо. Давно видели?
– Зимой еще. Мы тут в округе с зимы хлебом занимаемся… Ну вот что, не знаю, как вас все-таки, товарищ или ваше благородие, одним словом, Михаил Александрович, я сюда не разговоры разговаривать пришел. Скажу напрямик. Есть сведения, что в этой бывшей, а может и не бывшей, барской усадьбе скрывается раненый офицер. Это вы будете? Отвечайте четко и ясно.
– Отвечу. Только, видишь ли, товарищ Баулин, не знаю я тебя. Вообще-то, ты мог бы обо мне справиться у Ныркова, это ежели время у тебя есть. А коли нету, придется нам самим знакомиться. Покажи-ка свой мандат.
Баулин несколько даже оторопел. Долго смотрел на Сибирцева, потом нерешительно полез за пазуху и достал сложенную вчетверо бумагу, развернул и ладонью жестко припечатал ее к столу. Сибирцев взял мандат, внимательно прочитал его, сложил и вернул Баулину.
– Извини, товарищ Баулин, но этот разговор, я тебя должен сразу предупредить, сугубо между нами. Слухи могут быть какими угодно, но истину здесь будут знать только ты да я. Ты – коммунист и понимаешь ответственность… Ладно, не буду томить. Понимаешь, брат, по одному моему документу ты меня должен немедленно в ЧК передать или к стенке поставить. А по другому, если мне потребуется, поступить в полное мое распоряжение. Вот я и думаю, какой тебе показать. Погоди маленько.
Сибирцев прошел в свою комнату, достал из-под матраса старый бумажник и вынул из него свой мандат. Вернувшись, плотно прикрыл дверь и протянул мандат Баулину. Тот прочитал и удивленно взглянул на Сибирцева.
– Феликс Эдмундович? – шепотом спросил он и вытер фуражкой пот со лба.
Сибирцев кивнул и, спрятав мандат обратно в бумажник, уселся в качалку.
– Вот такие дела, товарищ Баулин. Тебя мне, как говорится, сам бог послал.
– Вон оно что, – протянул Баулин. – А как же, товарищ Сибирцев, вы тут один? А если банды?… Серьезная была рана?
– Уже заживает… О том, кто я, здесь не знают. Я – товарищ их сына. – Сибирцев кивнул на дверь. – Брата Машиного, который погиб в прошлом году. Нахожусь на излечении после ранения. Вот и все. Ну, будет. Что слышно о бандах? Сижу тут, понимаешь, как на необитаемом острове.
– Честно скажу, товарищ Сибирцев, плохи наши дела. Сушь стоит небывалая, отродясь такой не было. Апрель начался жарой, а сейчас и того похлестче. В Поволжье все повыгорело. По нашей губернии, особливо в южных уездах, считай, то же самое. Здесь-то маленько получше, но виды плохие. Понадеялись на озимые, да вон, видишь, горит все. Хоть бы капля дождя…