Сионюга - Страница 6
2.
1.
Капитан встречал нас на верхней площадке забортного трапа, отдал честь, пожал руки. Мороз был за двадцать, а с ветром - как все тридцать. Хорошо еще, что я послушалась Таню и заказала себе в рейс форменный морской полушубок и шапку-ушанку с козырьком. Таня отшатнулась, увидев меня в этом наряде: "Ну тебя, белка! - едва пришла она в себя. - Тебе только козырька нехватало. Вот это взгляд! Прямо из преисподней. И для чего только тебя такую сотворили папа с мамой?.."
Она была одета так же, но в удивительно изящных сапожках, которыми без конца постукивала ногу об ногу. Макар Павлович пригласил нас в капитанский салон, угостил кофе с коньяком - непременный атрибут приема гостей. Старпом что-то прошептал ему на ухо, он долго возражал, а потом смущенно спросил: "Как вы относитесь к двухместной каюте, товарищи инженеры? У нас в этом рейсе столько служебных пассажиров, что..." "О чем разговор? - бросила на меня Таня веселый взгляд. - Мы с вашей Изабеллой Витальевной стали неразлучны после техсовета. Вообще как сестры, правда?" Я охотно кивнула. Во-первых, в отличие, пожалуй, от любого другого сожителя, Таня была мне не противна, а, во-вторых... сами понимаете. Как говорится, наша служба... как там? на первый взгляд как будто не видна... Коль скоро я не излучаю пресловутого специфического запаха, то что лучше такого тесного общения?
Капитан просиял и лично проводил нас в довольно просторную каюту. Таня тут же заявила, что обожает верхнюю койку с тех пор, как она ехала с любимым как-то в Севастополь и всю ночь смотрела на него, спящего. Я категорически возразила, чтобы на меня всю ночь смотрели, но согласилась, что нижняя койка при качке как-то безопаснее. Макар Павлович пожелал нам счастливого плавания и быстро ушел. Мы стали устраиваться, раскладывать свои вещи по полкам и развешивать в шкафу. За окном мела злая метель и посверкивала покрытая летящим паром черная вода бухты Золотой Рог. У борта стучал дизелем портовый буксир. Мы вышли на палубу, когда "Святск" уже отдал концы и едва заметно отодвинулся от причала. Тут же между ним и берегом просунулась пыхтящая тушка второго буксира. Замызганные трудяги выдвинули нарядный ледокольно-транспортный гигант на простор бухты. Он послал им и порту приписки низкий прощальный гудок, после чего глухо и мощно застучало его собственное сердце и заработал винт, вспенивая воду за кормой. Мимо все быстрее поплыли назад краны, здания, сопки, а там осталась за кормой и бухта. "Святск" небрежно вспорол черным форштевнем ледяной панцирь, на котором чернели фигурки рыбаков и носились их машины, потом обогнул Русский остров и вышел на чистую воду, сиявшую тяжелой вечерней синевой на фоне злого серо-белого метельного неба. Так началось наше плавание. Стоять на ветру стало невыносимо и в тулупе. Я попросилась в каюту, Таня тут же согласилась.
Около нашей двери явно не первую минуту околачивался высокий рыжий субъект, в котором я безошибочно признала так называемого первого помощника капитана. Это явление - вечная загадка для иностранцев. У их капитанов первый помощник - лучший из штурманов, а у наших кто только не ошивается на такой должности, от парикмахеров до строевых офицеров. Последний, говорят, как-то в присутствии местного лоцмана в Сингапуре скомандовал своему судну "нале-во!" и тем самым вошел в книгу рекордов морских глупостей. Зато для экипажа это самые опасные люди. Зачем моряк вообще плавает вдали от дома и семьи? Правильно - ради валюты и дефицита. При той же зарплате, что и на берегу, покупательная способность вдесятеро выше. А кто его может турнуть с такого хлебного места? Опять угадали - помполит. Поэтому на судах с ними обращаются, как с опасными сумасшедшими. Уши вянут от беседы нормального моряка с первым помощником. Ни одна передовица не содержит столько штампов.
Все это я Тане уже изложила - мне тут конкуренты не нужны. Накапаю я сама на мою милую "сионюгу" или нет - все-таки мне самой решать, а уж то, что любая ее фраза помполиту в конце концов ляжет на тот же стол, где ждут моего донесения, для меня сомнения нет.
Поэтому, когда он напросился к нам в гости и завел свои наводящие разговоры, я была просто в шоке. Таня словно преобразилась. Знаете эти фильмы тридцатых, которые и теперь история советского кино считает шедеврами, а мои уже взрослые близнецы называют "фильмами ужасов"? Ну, разные там Пудовкин, Довженко, Пырьев с их свинарками и прочими гапками. Так вот Таню словно Ладынина играла у нас на глазах. Что бы он ни спросил лозунг, что бы ни возразил - ярость благородная и снова лозунг. Скажем, за границей Таня не была, а в ответ: что вы имеете в виду? Мне что, мало шестой части суши? Мне мало пальм в Гаграх? Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна. Даже птице не годится жить без родины своей. И свобода моя лишь с тобой, родина тире мать... Егор Иваныч, как он представился нам, только беспомощно поглядывал на меня: она у вас что, недоразвитая? А мне говорили, что ленинградскую Корабелку кончала... Доктор технических наук, к тому же! Наконец, до него дошло, что умной женщине просто стыдно всерьез беседовать с человеком его низкого сословия. Это его обидело до дрожи в руках. Тем более, что мне он вопросы вообще не задавал, из чего я сделала неприятный для меня вывод и тут же решила по возвращении устроить Андрею Сергеевичу истерику. Нашел перед кем раскрывать наши карты! Впрочем, он мог получить инстукции параллельно, через партком пароходства, кого из нас и как щупать за вымя.
Впрочем, скоро выяснилось, что у него к нам дело, а осязательные инстинкты - просто издержки его профессии. Он попросил меня рассказать подвахтенному экипажу сегодня после ужина о судах типа "Норильск", на одном из которых мы находямся, а Таню - об общих тенденциях мирового судостроения и судоходства. Мы тут же согласились, а Таня, необычайно оживившись при слове ужин, спросила, как скоро это. Узнав же, что вот-вот, она вцепилась Иванычу в рукав и голосом колхозной доярки стала просить его нас проводить и усадить поближе к бачку. Тот оттаял, перестал на нее коситься в ожидании очередной выходки, напротив засмущался, что к нему жмутся таким бюстом.
В кают-компании капитан тут же представил нас комсоставу, заметив, что Татьяна Алексеевна Бергер и есть автор организации нашего рейса - от захода прямо с верфи в Финляндии в Мурманск до похода на Магадан. Все ей похлопали, хотя предпочли бы рейс в Ванкувер за зерном и тряпками. Нужны им эти бочки, сто лет бы их не видеть, вместе с чудной планетой - Колымой... Будь она чуть постарше и похуже фигурой, ни за что бы не сорвала аплодисметнтов за такую вредную для народа инициативу.
И на лекции, которую она провела, честно говоря, гораздо лучше меня, ей без конца задавали вопросы просто, чтобы ее голос лишний раз услышать и улыбкой полюбоваться.
А вот после лекции нас ждало нечто гораздо более интересное, чем разные там помощники тому, кому и так делать нечего... Ко мне с каким-то вопросом по теме обратился молодой человек лет тридцати в пуловере, надетом на водолазку.
Знаете, есть мужики, а есть мужчины. У мужика может быть твердое лицо, сталь-ной блеск в глазах, широкие плечи, волевой подбородок и волосатый увесистый кулак на всякий уличный случай. Но никогда нет такой складки губ, посадки голо-вы, точенных рук, воркующего низкого голоса, бархатных ресниц вокруг излуча-ющих силу глаз с дистанционным управлением женщиной.
Сам он, естественно, обалдел, переводя изумленный взгляд с затягивающего поту-стороннего лунного блеска в глубине моих глаз на Танино небесно-голубое сияние вовне. "Вы так специально всюду вместе ходите для контраста дня и ночи? - пошутил он. - Я просто теряюсь, на кого из вас смотреть..." "А вы следуйте за природой, - нашлась Таня. - День сменяется ночью и наоборот. И всем легко и весело на душе и теле."
Он представился судовым врачом Янушем Ковачем, тут же пояснил, что он русский венгр, что женат на венгерской же еврейке, которую соблазнил в Буда-пеште, вывез на Дальний Восток и впервые оставил одну, так как это его первый в жизни рейс. О еврейке он, естественно, упомянул после спектрального анализа наших фамилий и осторожного выяснения обстоятельств, подпортивших бывшую Смирнову. Сразу после лекции он пригласил нас "погулять", так как врачу делать вечерами решительно нечего, а нам - и подавно. Гулять можно было либо по палубе вдоль люков до бака и обратно, что вовсе неуютно при приличной скорости "Святска", ветре и морозе, либо по корме, где особенно не разгонишься, но зато променад защищен от встречного ветра надстройкой.