Синяя смерть - Страница 1
Спартак Ахметов, Александр Янтер
Синяя смерть
За ночь песок остыл. Цэвэн поежился на кошме, в полусне поплотнее закутался в дэли, но не согрелся и проснулся. Узкое жесткое седло под головой стало каменно-твердым, шея затекла и ныла. Надо бы встать, разжечь костер и вскипятить чай, но предутренняя лень опутала его. Арат надвинул на лоб меховую шапку и лег поудобнее.
Низкое темно-фиолетовое небо со сверкающим звездным узором раскинулось над ним. Каждая звезда испускала холодный лучик, и Цэвэну казалось, что звезды мечут тонкие ледяные стрелы, которые пронизывают его старое тело. Он запрокинул голову, чтобы увидеть любимую аратами Алтан-Гадаз-Од. Полярная звезда сияла теплым дрожащим огоньком и честно указывала направление на север - заднюю сторону мира. Если сесть спиной к Алтан-Гадаз-Од, перед тобой окажется передняя сторона - юг, где косо поднимается темный массив хребта Хурх-Ула, заслоняя край звездного неба. К западу - в сторону барун - хребет резко понижался, открывая путь к колодцу Сайн-Худук в песках Бордзон-Гоби. Всю левую сторону - дзун - заполняли горы Хачиг-Ула с едва различимой в холодном звездном свете вершиной Ямат-Ула. Цэвэн знал, что склоны хребтов изрезаны многочисленными сухими руслами, в которых нынешним летом частенько журчит вода.
Арат совсем замерз.
- Позже выросшие рога длиннее прежде выросших ушей! - выругался он и встал.
Ему следовало заночевать в Номгоне, но он беспокоился о стаде и к вечеру одолел еще полуртона. Проехал бы и больше, но впереди вздымались барханные пески Халдзан-Дзахэ, о которых шла дурная молва. И зачем беспокоился? Сын - настоящий арат: и верблюдов убережет, и хорошие пастбища сумеет найти. Да и лето влажное: парнолистники, солянки, ковыльки растут повсюду. Правда, хабтагалы обнаглели и часто нападают на стада, чтобы отбить верблюдиц. Глаз да глаз нужен... Жалко, что дочь не хочет пасти скот и работает на швейной фабрике в аймачном центре Далан-Дзадагаде. От нее-то и возвращается Цэвэн к своим верблюдам.
Из заранее заготовленных веток саксаула путник разжег костер, вскипятил чай, посолил его, заправил толчеными семенами пульхира и бараньим жиром. Наевшись вкусной горячей болтушки, Цэвэн не спеша набил трубку пылевидной дунзой, прикурил от уголька и с наслаждением затянулся. Трубка грела ладонь, нефритовый мундштук удобно зажимался зубами, сладкий дым наполнял рот, от желудка растекалась сытая теплота. Арат совсем согрелся и насмешливо сощурился на звезды, которые казались уже не такими холодными и быстро тускнели в разгорающемся свете утра. Худое скуластое лицо Цэвэна с резко очерченным носом гобийца и жидкой бородкой разгладилось.
Всхрапнул и медленно подошел к огню конь. Это был настоящий хуху-морь, гордость хозяина. Арат похлопал по морде потянувшуюся к нему лошадь, поднялся и выбил о ладонь погасшую трубку. Потом засыпал подернутые пеплом угольки костра песком, оседлал коня узким седлом с высокой лукой и с серебряными бляхами, поправил короткие стремена и красные кисточки на узде.
Утро было удивительно ясным и прозрачным. Над чеканным рельефом хребта Хачиг-Ула жаркими золотыми слитками висели облака. На склонах зеленели обширные пятна свежей травы. А серая межгорная равнина поросла синими ирисами, узколистым саксаулом и эфедрой, кустики которой свивались и закручивались, словно зеленые червячки. Едва заметный ветерок доносил сильный запах, подобный запаху аптеки в аймаке, куда Цэвэн заходил за очками.
Прежде чем сесть на коня, арат подошел к вырытой в песке ямке и достал опрокинутую фарфоровую чашку. Дно чашки отпотело - верная примета, что и здесь есть вода. А значит, есть корм и верблюды нагуляют к осени крутые жирные горбы. Цэвэн удовлетворенно хмыкнул, легко вскочил на отдохнувшего хухуморя и потрусил к недалеким барханам Халдзан-Дзахэ.
Биолог Иван Михайлович Волков, начальник комплексной советско-монгольской экспедиции, вернулся на базу голодный, усталый и злой. День выдался пыльный, миражистый. Щебенчатая дорога, которую высокое гобийское солнце выкрасило в синий цвет, вымотала душу; потоки горячего воздуха наполняли тяжелым зноем "газик"; от мутного марева, искажавшего рельеф, слезились глаза. Иван Михайлович с трудом вытащил из машины свое огромное тело и хлопнул дверцей. С брезентового верха заструилась пыль, та же пыль обильно въелась в кожу, скрипела на зубах. Но жаловаться не приходится, такова работа. Ну ладно, надо умыться и пообедать, чтобы поднять настроение. А потом уже мозговать, как дальше обходиться без повара.
- Ты, Сайхан, отдохни в палатке, - сказал он шоферу, коренастому монголу лет пятидесяти с припухшими и серыми от пыли веками. - А я распоряжусь насчет обеда.
- Хорошо, дарга, - согласился Сайхан.
База экспедиции находилась на самом краю песков Бордзон-Гоби у колодца Сайн-Худук. Пять двухместных палаток и одна большая для камеральных работ - вот и весь лагерь. В составе экспедиции - биолог, врач Анна Семеновна, геолог и географ, физик и метеоролог, два шофера. Четыре монгола, трое русских и один татарин - национальный состав. Сейчас все они упражняются в стрельбе, вместо того чтобы встречать начальство хлебом и солью.
- Так, - страшным голосом сказал Волков, подойдя к стрелкам. - Значит, патроны переводим...
Никто, конечно, не испугался. Только метеоролог Мэргэн Санжадорж, тщательно прицеливающийся в темную бутылку, выставленную на макушке обо, вздрогнул и дернул спусковой крючок. Все нестройно закричали:
- А еще мэргэном зовется!
- Мазила!
- Он не может стрелять по священному обо!
- Он попадет, если воткнет дуло в горлышко!
- Кричат под руку! - оглянулся на Волкова красный от злости Мэргэн.
Винтовку в разные стороны тянули физик Лодой Дамба и Костя Громов с черными от постоянного общения с мотором руками.
- А ну, кончайте! - ухватился за приклад Волков. - Обедать пора.
- Иван Михалыч! - взмолился шофер. - Дайте бутылку сбить. Сколько палим, а она стоит, как заговоренная.
- Воздух горячий дрожит, - продолжал оправдываться метеоролог. Бутылка дрожит.
- Кому сказал? Прекратить! - еще строже произнес Волков, отбирая винтовку.