Синий дым - Страница 11
Изменить размер шрифта:
III. «Ты шла походкой быстрой над потоком…»
Ты шла походкой быстрой над потоком,
Тропинкою кремнистою в горах.
В той юбке черногорской,
В той широкой,
Что чёрной птицей реет на ветрах.
Весной овец с тупыми бубенцами
На пастбища альпийские гнала,
Где над обрывом
Солнечными днями
Следили мы за реяньем орла,
Где ночью голову мне на колени
Склоняла.
Тишина росла в горах.
Моей страны чудесные виденья
Вились и плыли в дыме от костра.
Рассказам о неведомой России
С какою жадностью внимала ты!
И, может быть,
Такой была впервые
От счастья,
Верности и теплоты.
Мы в этих скалах били из винтовки,
В соревновании дырявя цель.
Для быстроногой черноглазой Новки
Сиял её семнадцатый апрель…
Но шли года.
И мирный быт был скошен
Смерчем войны и яростью врагов.
Враги топтали кованой подошвой
Простой уют славянских очагов.
Не каждому дана судьба героя.
Хоть трудно женщине оставить дом,
Ушла ты партизанскою тропою,
Три трудных года воевать с врагом.
Судьбу твою запечатлел, запомнил:
Двенадцать пуль
В бестрепетную грудь!
Там, в той заброшенной каменоломне,
Где ты мне говорила:
«Не забудь!»
ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ[17] (из книги «Пять сюит»)
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней!
Ф.Тютчев
…С неотвязными, воспоминаниями о тех страстях, которых,
мы слишком боялись, и соблазнах, которым мы не посмели уступить.
Уайльд. Портрет Дориана Грея.
1. «В этот зимний парижский, рождественский вечер…»
В этот зимний парижский, рождественский вечер,
В общем, невероятно сложилась судьба.
Я упорно не верил, но в памятной встрече
Ты коснулась ладонью горячего лба.
Помнишь, зимние голые ветви каштана
Неотвязно метались в пятне фонаря.
И в огромном окне, синевато-туманном,
Над Парижем, над Сеной — вставала заря.
Вопреки всяким смыслам и всем пересудам
В наших жизнях, уверен, в твоей и моей,
Небывалое это сиянье, покуда
Будем жить, не померкнет над маревом дней.
2. «Так позднею осеннею грозою…»
Так позднею осеннею грозою
Врываешься в глухую жизнь мою.
С какою щедростью и простотою
Ты бросила мне молодость свою.
И среди образов любви нетленной
Навстречу нам и как бы мне в ответ —
Мне снится не троянская Елена,
Не Беатриче и не Фиамет.
Мне улыбается не Монна Лиза —
Приходят, светлые в блаженном сне,
Бессмертные любовники ко мне:
Безумный Абеляр с безумной Элоизой!
3. «Острым пером на листе бумаги…»
Острым пером на листе бумаги
Черчу твой профиль, радость моя.
…Какой-то Рамзес лежит в саркофаге
И ему не снятся чужие края.
Я пишу о Рамзесе, потому что рядом
Лежит раскрытый старый журнал.
По странице феллах идёт за стадом,
Несколько пальм и грязный канал…
Если так дико разбросаны строки —
Это значит, что в жизни моей,
Что бы ни делал, во все мои сроки,
Всегда мне снились паруса кораблей.
Всегда мне снились далёкие страны,
Морская синь, дорожная пыль,
В горячей пустыне — путь каравана,
В пустынной степи — белый ковыль.
Ну, а теперь, ещё это значит,
Что бы ни делал я, где бы ни был,
То карандаш, то перо обозначат
Профиль твой милый, что я полюбил.
4. «Светает. За распахнутым окном…»[18]
Светает. За распахнутым окном,
Ещё неясный, синевеет город.
Как мы бежим за счастьем напролом,
Чтоб, может быть, его утратить скоро?
В высокой человеческой судьбе
Все неожиданно и всё чудесно!
И этот ворох мыслей о тебе,
И это платье, брошенное в кресло.
Ты рядом дышишь ровно и тепло.
Какая непомерная тревога
Беречь тебя, пока не рассвело,
От произвола дьявола и Бога.
5. «Мы шли с тобой по площади Пигали…»
Мы шли с тобой по площади Пигали.
Монмартра шум ночной и суета.
И в сочетанье смеха и печали —
Порок, распутство, скука, нищета.
Зашли в кафе. В стекле бокала
Зеленоватого абсента муть…
А у руки моей тепло дышала
Твоя девичья маленькая грудь.
И мне казалось — мы идём полями
В предутренней, прохладной синеве,
И жизнь нам улыбается цветами
В росистой, свежей утренней траве.