Синий бриз - Страница 2
– Извините, что побеспокоил вас, – донеслось из-под капюшона. – Моя машина застряла буквально «по уши», я живу тут недалеко…
Наконец он снял плащ и, не глядя, плюхнулся на сиденье, рядом с притихшей Жозе. Она вздрогнула и, не сказав ни слова, забилась к окну, испуганно сверкая глазами. Мужчина не обратил никакого внимания на шевеление возле себя и продолжал говорить, стряхивая мелкие капли воды с темных волос.
– Вы стоите возле огромной лужи, автобус не сможет проехать дальше: там дорога пойдет вниз. Вам нужно возвращаться в Шатобриан или ждать до утра. Впрочем, и мне теперь тоже… Уф-ф! Если бы вы знали, как я рад, что встретил ваш автобус. Мою машину, наверное, зальет вместе с крышей, и через пару дней я вызову сюда бригаду спасателей-аквалангистов… – Он немного помолчал, удерживая всеобщее внимание, и, словно оправдываясь, добавил:
– Видите ли, мой дом стоит на холме, и я не предполагал, что внизу все так плохо.
Он развернулся ко всем и улыбнулся красивой открытой улыбкой. Дама в шарфе с громким неопределенным звуком проглотила, наконец, кусок ветчины, застрявший в горле от шуток Себастьяна, и за «столом» вновь воцарилось оживление. Жозе исподтишка рассматривала нового спутника.
Примерно ровесник Марку, сразу оценила она, и из его породы, пожалуй. Такой же серьезный и деловой. К тому же еще и с американским акцентом, наверное, приезжий. Он был приятной, вполне типичной внешности: темноволосый, с короткой челкой, зачесанной на лоб, темноглазый… с красивым профилем (анфас ей долго не удавалось рассмотреть). Она почти разочарованно отвернулась к окну. Жозе не любила мужчин с глянцевых обложек, и всех, кто был на таковых похож… Правда, что-то во внешности незнакомца мешало ей окончательно и категорично поставить диагноз. Может, недосказанность облика, которую надо было разгадать?.. А может – странный, немного напряженный взгляд внимательных глаз.
Вот и Марк тоже… Она нахмурила брови, в очередной раз с болью в сердце вспомнив, где сейчас ей надлежало быть.
Сегодня пятница, восемнадцатое октября. А в субботу, девятнадцатого – день рождения ее ненаглядного Марка и годовщина их знакомства.
Она, как на грех, поехала к родителям, живущим в маленьком рыбацком городке на юге Бретани, с целью купить ему подарок: лучший из тех, что он мог пожелать. Правда, не по сезону, но зато очень выгодный. Жозе с трудом достала абонемент на весь следующий год в один закрытый яхт-клуб, он же серфинг-клуб и дайвинг-клуб, предъявитель которого мог даже в холодное время года вместе с группой таких же фанатов плавания тренироваться в любой выбранной точке мира, ну а в сезон – конечно, на побережье. И все это она оплатила, хотя пришлось изрядно пощипать свой счет в банке, и теперь Марк мог еще и набрать себе амуниции с хорошей скидкой, потому что Жозе выкупила специальную кредитную карту за астрономическую сумму. Что ж, это развлечения для миллионеров и для очень богатых туристов, а Марку всегда хотелось проникнуть в их общество и закрепиться в нем.
…Марк знал все об этом мире, он умел все в этом мире и мог судить о чем угодно. Самое интересное, что он почти никогда не ошибался. Правда, от его суждений, всегда таких веских и основательных, сильно веяло цинизмом, но, как он сам уверял ее, «на циниках держится мир». Впрочем, ей было все равно, на чем держится мир, она думала только о них двоих, начиная с их самого первого вечера…
Они познакомились три года назад на ее университетской вечеринке, и с тех пор жизнь Жозе круто изменилась. Среди разношерстной толпы художников и студентов, которые окружали Жозе (она училась на художника-аниматора), Марк казался неуместной черной вороной в своем строгом костюме, и волей-неволей ей пришлось выбирать между друзьями и Марком в пользу последнего.
Он был деловым мужчиной, по крайней мере, считал себя таковым, ездил на «вольво» темно-синего цвета, который все хотел отдать Жозе, а себе купить «мерседес» представительского класса. Он умел сорить деньгами с теми людьми, которые могли это оценить, и был прижимист с остальными. Он мог произвести впечатление утонченного интеллектуала, ловко цитируя модные высказывания, если ему нужно было очаровать и заполучить очередного клиента для своей автомобильной фирмы. И, наконец, он мог заставить ее сердце трепетать, как на первом свидании, если того требовала обстановка, но в редкие минуты откровенности утверждал, что не верит в настоящую любовь.
Последнее обстоятельство поначалу серьезно отравляло жизнь самоотверженной Жозе, которая искренне полагала, что если она умеет любить и отдавать себя всю без остатка, то в праве требовать того же и от мужчины, с которым связала жизнь. Впрочем, нет, пока не связала. Марк ей уже пытался сделать предложение, но она, с присущей ей осторожностью, все обернула в шутку.
Со временем, когда диффузия их характеров была уже довольно сильной, Жозе заставила себя поверить в то, что настоящей любви нет, все это придумали люди, не способные бороться со своими слабостями. С тех пор в ее жизни все стало правильно, продумано и расписано чуть ли не на год вперед. Иногда, оглядываясь на себя со стороны, она приходила в ужас от этой безупречной, строгой деловой леди, затерявшейся среди художников-неформалов. Но трезвый рассудок, ее новый рассудок, диктовавший другие правила игры, твердил ей обратное: так и надо. А все, что было раньше, – глупости и детство, в которое она чуть не заигралась… Когда Жозе случалось задать себе вопрос: а что, собственно, привнес Марк в ее жизнь, кроме того, что поставил все с ног на голову, то ответа на него найти не могла…
Жозе привычным жестом провела рукой по лбу, зачесывая волосы вверх. Отросшая челка тут же осыпалась обратно. Она посмотрелась в мутное запотевшее стекло и с сожалением вспомнила свои косички, с которых все начиналось. Ей нравилась эта прическа, она ей очень шла и совершенно не делала лицо глупым или детским. Примерно со второго курса Жозе заплетала себе две коротких косички, потому что густые и не очень длинные волосы было бессмысленно собирать, например, в примитивный хвост. У Жозе был прекрасный лоб, с очень красивой линией волос, и она всегда старалась «открывать» лицо, даже взгляд при этом становился особенный…
– Ты не обижайся, но так ты похожа на смазливую куклу! – сказал ей Марк.
Она все равно обиделась, но не сильно, коль скоро о своей «смазливости» ей уже приходилось слышать от самых разных людей. У нее была типичная французская внешность: остренькое личико с чувственными губами и высокими скулами, удлиненные глаза и густые темные брови, немного низкие, но в этом был ее своеобразный шарм. Когда Жозе совсем не красилась, она была очень красива. А краситься она перестала уже на первом курсе университета, как только научилась распознавать суррогат и безвкусицу.
В общем, все шло замечательно, пока однажды Марк не сказал, что сейчас он намерен сделать из нее настоящую женщину и отвел ее к какому-то своему парикмахеру, к которому выстраивались очереди из половины Парижа. Тот оказался профессионалом высшего класса и… сотворил с ней непоправимое: сделал челку, которая закрыла лоб, и постриг ее волосы короткой лесенкой под Мирэй Матье, с одной только разницей, что Жозе была светловолосой. Да, прическа ей очень шла, но теперь она и вправду напоминала себе одну дорогую куклу, которую выпросила у мамы в детстве. Несколько раз она пыталась отрастить волосы, но Марк упрямо говорил, что так ему нравится гораздо больше, и всякий раз она, как покорная овца, посещала этого дурацкого парикмахера.
Полгода назад она сказала: хватит. Эта решительность касалась, конечно же, не только прически, но и всего в целом. Всего того, что сделал с ней Марк. Жозе была не робкого десятка, с детства могла постоять за себя и свои права, но с Марком тягаться оказалось просто невозможно.
Он слишком хорошо изучил ее за три года, и после первых ее попыток что-то поменять заявил: либо они продолжают жить по-старому, либо расходятся по разным квартирам. Потрясенная, разочарованная и запуганная Жозе потом долго вспоминала этот жесткий его монолог, удивляясь, насколько многолик ее мужчина (Жозе всегда пропускала слово «любимый»), и на время отступила.