Сингомэйкеры - Страница 17
Потом сменили и остальных двух теток, что обычно смотрели телевизор и вязали одновременно, а кто в это время проходит в дом, им без разницы. Мужчины же относятся к своим обязанностям серьезно: даже тех, кто уже не раз приходил в гости, задерживали и сами звонили хозяевам: в самом ли деле ждут таких-то… фамилия неразборчива… Или же эти называют вас для отвода глаз, а сами пойдут грабить квартиры на других этажах?
В первые дни это смешило и раздражало, но, когда в соседних домах, где вахтерами оставались мирные бабульки, какие раньше были у нас, прокатилась волна квартирных ограблений, а в нашем доме ни одной кражи, даже самые ворчливые признали, что бдительность – роскошь совсем не излишняя.
Но кражи – это что-то из разряда ЧП, а вот что в лифтах и на площадках теперь всегда чисто, зеркала никто не бьет, на лестнице не встретишь укуренного наркомана, неизвестно как сюда попавшего, а то и компанию пьяных парней и шлюшек, что оставляют после себя гору бутылок, окурков, шприцов и прочего мусора, – это здорово.
Раз в неделю Глеб Модестович собирал всех на планерку. Я не знаю, что такое планерка и какой бывала раньше, словцо дошло из того времени, когда у власти были коммунисты, но сейчас это свободный треп и жаркий обмен мнениями. Тему обычно задавал Глеб Модестович, а дальше то ли брейнсторминг, то ли обычная брехаловка. Иногда наши разговоры напоминали болтовню поддатых грузчиков у пивного ларька, когда те берутся рассуждать о глобальных проблемах и способах их разрешения, но иногда я ловил себя на странной и пугающей мысли, что мы скрупулезно разбираем события в разных частях земного шара не просто так, не просто…
Через месяц я получил пять тысяч долларов, в пересчете на рубли, разумеется. И хотя внутренне был готов, но все равно ошалел, получив несколько пачек в банковской упаковке. Ехал домой и думал: не ограбят ли, никого не буду подвозить, даже если проголосует красотка с вот такими ногами от нижней челюсти, а в лифт не зайду с незнакомыми, словно я непорочная девица, страшащаяся изнасилования…
Через два месяца меня вызвал Глеб Модестович. Очень серьезный, пригласил сесть, сам встал, прошелся вдоль стены, зачем-то выглянул в окно.
– Евгений Валентинович, – сказал он, повернувшись ко мне и глядя в глаза неотрывно, – как вам у нас?
– Я… – сказал я, – просто счастлив.
Я порывался вскочить, трудно сидеть, когда начальник стоит, да еще если он вдвое, если не втрое старше, но Глеб Модестович повелительным движением загонял меня обратно в глубину кресла.
– Не подпрыгивайте, могу же я немного размять старые кости?.. Мне много сидеть вредно. Вы тоже, Евгений Валентинович, вроде бы прижились. Ваше участие в планерках показывает, что очень хорошо вникаете в то, что сейчас происходит по всему миру. Ваши идеи, что вбрасываете, очень часто оригинальны и очень интересны.
– Спасибо, Глеб Модестович.
– Не за что. Главное, ваши идеи… что и как исправить, при всей оригинальности достаточно реалистичны.
Я позволил себе вставить осторожно:
– Игра ума. Вообще-то это самые лучшие в мире игры.
– Вы правы, – согласился он, добавил со странной усмешкой: – А что не игры? Как подумаешь, от каких странных вывертов все зависит… Вы все еще верите, что наша организация – чисто благотворительная?
Я сказал осторожно:
– Да, но случай с Черкизовским рынком показал, что иногда мы действуем несколько активнее. Я уже знаю по новостям, что там треть всех рядов выделено только для местных. И что в московское правительство подано предложение распространить это нововведение на все рынки столицы.
Он даже глазом не моргнул, в глазах непонятное выражение то ли одобрения, то ли осуждения.
– Успеваете за новостями следить, – резюмировал он, – это хорошо. Кстати, такое предложение подано не только в московское. Надеюсь, пройдет и по всей России. Это вам большой плюсик… Ну, а теперь о наших баранах. Вы правы, благотворительность благотворительностью, но у нас задачи несколько поважнее.
Я превратился в слух. Он заметил мое изменившееся лицо, медленно кивнул.
– Догадались? Верно, вам открываем допуск на этаж выше. На самом деле мы занимаемся не столько благотворительностью, хотя это выглядит именно так, а… убираем помехи с дороги научно-технического прогресса. Хотя да, это и на конечном этапе выглядит как благотворительность, ибо только прогресс в состоянии избавить человечество от нищеты, голода, болезней и преждевременных смертей. А благотворительность в чистом виде – глупость. Конечно, мы можем развозить в голодающие страны зерно и медикаменты – и развозим! – но это не лечение болезни, а лишь примочки, чуть-чуть снимающие боль.
Я сказал торопливо:
– Ну да, вы говорили, что голодающим даете не рыбу, а удочки.
Он кивнул.
– Что-то в этом роде. И останавливаем тех, кто попытается мешать местным ловить рыбу. Останавливаем, как вы уже знаете по своей работе, не насильственно, а стараемся отвлечь на другие цели, разжигаем иные интересы. Конечно, могли бы и силой, мы не слюнтяи, как можно подумать изначально, но силовые методы неэффективны! Эффективнее, как у вас сказано в ваших работах, когда человек сам рвет жилы, развивая свой бизнес.
Я слушал, слушал, и, как недостающие обломки хитрой головоломки, многое становилось на свои места. Не только я занимаюсь делом, но и все сотрудники. Не симптомы лечим, а боремся с самой болезнью. А иногда успеваем даже предотвратить. Вообще-то главная задача медицины – не лечить, а предотвратить заболевание.
– Благодарю за доверие, – сказал я с чувством.
Он хитро прищурился.
– Признайтесь, уважение к нашей организации повысилось?
Я замялся, затем кивнул.
– Честно говоря, сперва относился к ней не совсем серьезно. Ну, как ко всем благотворительным. Ценил только за высокую зарплату. А теперь уважаю по-настоящему.
Он наконец сел, откинулся на спинку кресла, довольный, только что не заурчал, как сытый кот у камина, некоторое время изучал меня с удовольствием на лице, наконец изрек:
– Хорошо, идите! Помните, теперь вам придется решать задачки потруднее. И… поглобальнее.
– С удовольствием поработаю в полную силу, сэр.
Только в коридоре сообразил, что брякнул не совсем умно, а как бы, бахвалясь, проговорился, что вообще-то работал спустя рукава.
Через месяц я получил десять тысяч долларов, что повергло в радостный шок. Когда Глеб Модестович сказал насчет допуска на этаж повыше, я расценил это как рост доверия, мол, буду знать чуть больше, но чтобы сопровождалось и такой финансовой добавкой!
На планерках-бреймстормингах по-прежнему изощряемся в придумывании способов выхода из локальных конфликтов, мирим враждующие стороны, находим компромиссы между группировками на Балканах, перекрываем пути наркотрафика и нелегальных поставок оружия, рушим последние диктатуры, уменьшаем преступность…
И хотя большинство идей, понятно, от веселого настроения или желания щегольнуть оригинальностью, но не оставляет ощущение, что какая-то часть предложений, пусть самая крохотная, все же обрабатывается и доводится до сведения власть держащих. Если эта догадка верна, тогда я могу понять, почему у нас такая сверхвысокая зарплата. Вообще-то это рентабельно: собрать вместе яркие умы, что обычно горят на сотую часть силы в окружении обычного народца, и заставить их тереться друг о друга, высекая яркие искры озарения.
Сегодня изощрялись на тему раскованной морали, хорошая и приятная мишень для зубоскальства, оттянулись по полной, все-таки умнейший собрался народ, а когда умнейший – шутки сыплются градом, все изысканные, с двойным-тройным дном, отточенные уже в момент возникновения. Глеб Модестович сдержанно улыбался, но глаза оставались серьезными, наконец негромко похлопал ладонью по столу.
– Да, – сказал он в тишине, – сейчас достаточно спокойный период. Если не считать, конечно, что Штатам придется отступить из Ирака, что нефть продолжает дорожать, но это все заранее известно, а значит, не опасно. Но при всем этом благополучии не стоит забывать, что такая тишина вполне может быть взрывоопасной…