Синдзю - Страница 64
— Вы правы, — сказал он. — То, что его превосходительство сегодня ночью едва не убили, должно быть известно как можно меньшему числу людей. Как и то, что в нашей системе безопасности произошел сбой.
Старейшины и Цунаёси внимали ему с почтением. Сано припомнил завтрак в офицерской гостинице: «Похоже, Янагисаве действительно перешла значительная часть власти сегуна».
— Мы не можем допустить, чтобы даймё подумали, будто сёгун уязвим для нападения. Клан Токугава не должен потерять авторитет, иначе разразится мятеж.
Послышались одобрительные реплики.
— Я предлагаю следующую версию событий. В Ёсиваре произошла схватка между бандитами. В ходе беспорядков погибло много горожан, которые бросились на помощь полиции. Среди них — молодой господин Ниу и двадцать его друзей. Преступники, не убитые на месте, арестованы и после суда казнены.
Сёгун кивнул, старейшины переглянулись. Сано, хоть его и покоробило наглое искажение истины, признал разумность предложения.
Глава Совета старейшин неуверенно возразил:
— Это сработает, да. Кроме нас, в курсе того, что его превосходительство сегодня ночью был в Ёсиваре, охранники, семья и самые доверенные слуги. Молодой господин Ниу и его сообщники убиты. Госпожа Ниу и ее слуга Эии-тян мертвы. Мы можем прибегнуть... к методам... — «Кнута и пряника», — понял Сано, — ...чтобы принудить очевидцев молчать. К тому же кланы заговорщиков никогда не признают, что имели какое-либо отношение к государственной измене. Однако закон предписывает, чтобы родственники изменников были наказаны. Разве нам не следует действовать по закону?
У Сано упало сердце, он представил, как Мидори и члены ее семьи, а также сотни невинных людей идут на казнь, чтобы поплатиться за преступление, которое не совершали. Он испытал несказанное облегчение, когда вновь заговорил канцлер:
— Как вы верно указали, все злодеи мертвы. Дальнейшее наказание... — Он развел руками.
Сано расшифровал жест так: дальнейшее наказание удовлетворило бы закон, но не потребность правительства в сохранении тайны и не потребность страны в порядке и мире.
Припарки притупили боль; успокоительный чай навеял сон. Очнулся Сано, только услышав свое имя.
— Сано-сан, простите, что задерживаем вас так долго. Мы понимаем, вы устали. Но нам нужна всего еще минута вашего драгоценного времени.
Сано встрепенулся.
— В награду за вашу верную службу я дарую вам право выбрать награду самому, — сказал Токугава Цунаёси.
Сано растерялся от щедрости подарка.
— Благодарю вас, ваше превосходительство. — Он замолчал, лихорадочно соображая. — Я прошу, чтобы женщина Глициния была освобождена от пребывания в квартале развлечений, чтобы ей дали деньги, достаточные для безбедного существования.
Сёгун подался вперед, на лбу появилась задумчивая морщина.
— Хорошо. Но юдзё... Это слишком банальная просьба. Просите что-нибудь пооригинальнее.
Сано осмелел:
— Я прошу, чтобы память моего секретаря Хамада Цунэхико, погибшего при исполнении долга, была увековечена памятником на его семейном кладбище. — Признательность сегуна наверняка пойдет много дальше того, чтобы утешить семью мальчика. — И чтобы Ниу Мидори выпустили из женской обители храма Каннон и перевезли домой в Эдо.
— Он ничего не просит для себя! — восхитился сёгун. — Только для других. Ваши просьбы будут выполнены, Сано-сан. В награду за ваше бескорыстие я оставляю за собой право самому решить вашу судьбу.
Пересекая канал, Сано потрепал великолепного вороного жеребца, которого Токугава Цунаёси дал ему взамен погибшего коня. Седельные сумки были забиты новогодними подарками — красивой лаковой посудой, керамикой, серебром, изящно обернутыми коробочками с моши и мандаринами — для семьи и друзей. Он осмотрел себя: дорогой, подбитый мехом плащ и шелковые кимоно с гербами Токугава из личного гардероба сегуна. Сано дотронулся до прекрасных мечей работы мастера-мечника Ёсимицу, подаренных признательным правителем. Он ощутил тяжесть кошелька, в котором лежало десять золотых монет — задаток от суммы, которую он получит после визита домой. Все это, казалось, принадлежит какому-то другому человеку. И ему была невыносима мысль об истинной цене его подвигов, которую он вскоре узнает.
У знакомых ворот Сано спешился и провел коня во двор. Дверь дома распахнулась. На пороге стоял отец, хрупкий, ссутулившийся. Правой рукой он опирался на косяк, левой держал письмо. В запавших глазах отражалась смесь надежды, неуверенности, подозрения, страха и беспомощной любви.
Чувство вины чуть не разорвало Сано сердце. Что бы он ни совершил сегодня ночью, он никогда не простит себя за ту боль, которую заставил испытать отца. Он попробовал поздороваться, но в горле запершило от стыда.
— Исиро. — Отец простер руку с письмом и уронил, словно был неуверен, позвать ли Сано в дом или захлопнуть перед ним дверь. Тело потряс приступ кашля. — Ты вернулся домой, чтобы остаться? — Осторожный вопрос включал мириады невысказанных вопросов.
Сано прокашлялся.
— Ото-сан, — сказал он, поклонившись. — Я вернулся домой только на праздники. Сёгун назначил меня следователем по особым делам. Когда я уеду отсюда, то займу апартаменты в замке и приступлю к работе — за вознаграждение, которое в десять раз больше прежнего.
Вот, он высказал это вслух. Теперь это касается его, а не «другого» человека, награда стала реальностью, в которую он не смог сразу поверить. Осознание ответственности ужаснуло его, не оставив там места для самодовольства.
— Если позволите, я войду и все объясню.
Отец недоуменно поднял брови, смерил Сано взглядом, посмотрел на коня и побледнел. Левая рука дрогнула на косяке, отец начал оседать на землю.
— Ото-сан!
Бросив поводья, Сано кинулся к отцу и подхватил его. В прихожей показалась мать. Радость на ее лице мгновенно сменилась испугом, она вскрикнула, увидев мужа на руках сына. С ее помощью Сано занес отца в дом и уложил около жаровни, прикрыв теплыми одеялами. Затем вышел на улицу, поставил коня в стойло и вернулся к родителям.
— Исиро-тян, мы так беспокоились. Ты нам написал... Что с тобой случилось? — Мать заплакала. — Где ты был?
Сано положил перед родителями седельные сумки с сокровищами и опустился на колени. Токугава Цунаёси позволил ему рассказать дома правду о происшедшем. Взяв с родителей слово сохранить все в тайне, он поведал свою историю.
— Если кто-нибудь спросит, вы должны говорить, что сёгун повысил меня за службу, еще когда я был ёрики, — предупредил он.
Это придумал Янагисава со старейшинами. «Как точно они рассчитали его соучастие в обмане», — усмехнулся в душе Сано.
У матери высохли слезы.
— О, Исиро-тян, ты герой! И какая прекрасная награда за твою храбрость! — Она кивнула на богатую экипировку сына. — Все обернулась как нельзя лучше.
Сано очень хотел бы разделить ее веру. Однако он опасался, сам не зная почему, что новое назначение обернется столь же наказанием, сколь наградой. Пытаясь отделаться от тревожных мыслей, он улыбнулся матери. Затем повернулся к отцу.
— Вам лучше, ото-сан?
Старик кивнул.
— Ты добыл честь нашему имени, сын мой. — Он приподнялся на локтях и даже порозовел.
Мать, смеясь, встала.
— От радости я совсем забыла про еду! — Она заспешила на кухню.
За новогодним столом Сано, чтобы не огорчать мать, усиленно работал челюстями, хотя боль и усталость притупили любовь к красным бобам и холодному супу, сладкому душистому вину и другим праздничным яствам. Зато Сано получал большое удовольствие, глядя на отца: тот ел с завидным аппетитом, что предвещало выздоровление. Сано очень хотелось побыть одному, осмыслить все, что с ним произошло с тех пор, как он впервые услышал о синдзю; разобраться в эмоциях, связанных с новым назначением.
Наконец долгое застолье закруглилось. Сано встал и поклонился родителям.
— Я должен вернуть Ваде-сан коня.