Синдзю - Страница 63

С душераздирающим визгом Ниу бросил меч в диагональном ударе. Сано прикрыл корпус металлической палкой. Руку прострелило болью. Рог дзиттэ поймал меч возле самого горла. Сано метнулся вбок, используя замешательство противника и инерцию удара. Господин Ниу пошатнулся. Прежде чем он сумел высвободить клинок, Сано дернул дзиттэ в сторону. Но Ниу не выронил меч. Сано хрястнул противника по лицу. Ниу как подкошенный упал. Обрадованный Сано вскочил на ноги.

Однако опыта владения дзиттэ у него не было. Он неправильно рассчитал либо угол удара, либо его силу. А может быть, не хватило решимости убить. Ниу поспешно встал. Сломанная челюсть превратила лицо в скособоченную злую маску. Глаза горели дикой яростью. Ниу сделал выпад, сверкнула сталь.

Левая рука Сано фактически бездействовала, а правая начала уставать, отражая непрерывный град ударов, не позволяющих поднять меч. Тем не менее восприятие обострилось до такой степени, какой Сано доселе не испытывал.

Видя Масахито, он замечал все, что происходит вокруг.

Сано использовал свое физическое преимущество — подвижность. То налетая, то отскакивая, он вынуждал господина Ниу к преследованию. Он наносил по корпусу противника удары концом дзиттэ. Правда, пришлось поплатиться за рискованные выпады: клинок Ниу несколько раз саданул по предплечьям и рассек щеку. Однако дополнительная боль стала для Сано новым источником силы и прозрения. Он открыл главную правду о противнике: господин Ниу жаждал убить и одновременно умереть. Желания уравновешивались. В этом была главная причина, почему он стремился уничтожить сегуна, почему выбрал для нападения малоподходящее место.

Ударив наотмашь по здоровой ноге господина Ниу, Сано поверг его на колени. Баланс в безумце, почувствовал он, сместился в сторону смерти. Масахито помедлил со вставанием. Сано хватило времени перебросить дзиттэ в левую руку, наклониться и поднять правой рукой длинный меч.

Господин Ниу кинулся в атаку. Сано парировал выпад дзиттэ и поймал клинок рогами. Он резко крутанул дзиттэ. Меч Масахито обломился у самой рукояти. Ниу замер. Он посмотрел сначала на сломанное оружие, затем на Сано. Взгляды встретились на миг, который, казалось, длился вечность. Сано увидел в глазах врага поочередно ненависть, злобу, страх. И смирение.

Отбросив дзиттэ, Сано двумя руками взял меч. Крутанул им, вознес высоко над собой и с торжествующим криком опустил на Масахито. Сталь рассекла голову от макушки до переносицы.

Сано застыл. Энергия иссякла. Пронзительная ясность ушла. Все вокруг померкло. Сано стоял без чувств, без мыслей. Схватка выпотрошила его.

Затем мир и его тревоги заполнили пустоту. Сано посмотрел на поверженного врага. Молодой Ниу лежал на спине, подогнув ноги и сжимая обломок меча. Кровь пузырилась около засевшего в черепе клинка и накапливалась в земляной лунке. Смерть стерла в глазах злой блеск. Лицо было младенчески невинно и спокойно.

Сано выдернул меч и, обмякнув, сел на колени.

Повсюду валялись трупы. Двадцать один заговорщик, полицейские, охранники, самураи, задавленные в толчее зеваки. Но сёгун был жив. Он с двумя охранниками стоял неподалеку и смотрел на Сано.

«Все кончено», — подумал Исиро и уткнулся лбом в землю.

Очнулся он на носилках. Его несли к погребальному костру.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Я должен объяснить...

— Отдыхайте. Поговорим позже, — отозвался суровый голос.

Носилки превратились в лодку. Яркие фонари, знамена с гербом Токугава.

Сано уложили на мягкие подушки в маленькой каюте. Над ним склонилось обеспокоенное лицо Цунаёси. Командный голос велел матросам отчаливать. Кто-то раздел Сано и помазал раны жгучей жидкостью. Сано застонал от боли и закрыл глаза.

Пока лодка плыла в Эдо, он пребывал в благословенном забвении.

Праздник. Первое утро нового года Эдо встретил спокойно. На пустынных улицах раздавленные соевые бобы, потерянная маска, обрывки разноцветных бумажек — островки мусора, пропущенные уборщиками, молчаливо свидетельствовали о недавнем веселом разгуле. Ночью несколько раз принимался легкий снежок, он запоздало украсил крыши белым налетом. Небо было льдисто-голубым. Яркое солнце придавало небывалую четкость городским строениям.

Сано неторопливо ехал верхом к родительскому дому. Прошлой ночью сёгун отменил приказ о его аресте, и теперь Сано был свободным человеком. Усталыми, слезящимися от холода глазами он удивленно взирал на чудесно преображенный мир. Магазины были закрыты на праздники. Днем улицы заполнятся людьми, спешащими нанести новогодние визиты, но пока дома стояли тихие и безмятежные, украшенные сосной и бамбуком двери были плотно закрыты. Это город, в котором он прожил всю жизнь. Эдо преобразился, и Сано изменился.

Ночь Исиро провел в замке. Доктора обработали ему раны и кровоподтеки, обложили травяными примочками шишки и ссадины. Потом служанки помыли и причесали его, одели в чистую теплую одежду и напоили чаем. Затем без всякого предупреждения охранники проводили его в Совет старейшин. Там Сано увидел сегуна и канцлера.

Токугава Цунаёси в официальной черной одежде сидел на помосте в огромном зале для приемов. Лицо осунулось. Вообще сёгун выглядел старше своих сорока трех лет. Канцлер Янагисава и пять старейшин расположились на коленях подле помоста.

— Вы спасли мне жизнь, Сано Исиро. — Голос у высшего военачальника страны оказался тоньше и мягче, чем Сано ожидал. — Я хочу выразить вам свою благодарность. Но прежде хотел бы услышать, как вам удалось узнать о заговоре молодого господина Ниу. Расскажите, пожалуйста.

Сано изложил факты, предъявил сандалию и веревку, с которыми по-прежнему не расставался, и зачитал свиток и письмо.

Старейшины заволновались.

— Возмутительно!

— Госпожа Ниу — убийца?

— Ниу Масахито сошел с ума. Как он мог покуситься на такое?

— Неужели судья Огю пытался помешать расследованию?

Канцлер Янагисава, перекрыв гам, предложил:

— Заслушаем самого досточтимого судью. — Он хлопнул в ладоши.

Охранники ввели Огю. Сано изумленно воззрился на бывшего начальника. Судья выглядел так, словно его только что вытащили из постели. Лицо заспанное, поверх ночной одежды плащ. Увидев Сано, Огю ойкнул и попятился к дверям. Охранники подтолкнули к помосту и поставили на колени.

— Ваше превосходительство, какая честь для меня, — заикаясь, проговорил Огю, склонившись перед правителем.

Сёгун окинул его суровым взглядом.

— Вы препятствовали Сано Исиро расследовать убийства Ниу Юкико и Нориёси?

— Что вы... что вы... нет, ваше превосходительство, — залепетал Огю.

Сёгун посмотрел на канцлера, тот сдвинул брови.

— Вы знали, что госпожа Ниу организовала несколько убийств, желая скрыть преступление своего сына? — спросил Цунаёси. — Из-за ваших махинаций господин Ниу сегодня ночью чуть не убил меня.

— Нет. О нет, — простонал Огю и распростерся на полу. — Ваше превосходительство, прошу вас, поймите. Уверяю вас, если бы я знал, то никогда...

— Довольно! — Резкий окрик сегуна прервал жалкие причитания. — За недопустимое пренебрежение обязанностями и предательское поведение, поставившее под угрозу мою жизнь, я освобождаю вас от обязанностей судьи Эдо и приговариваю к бессрочной ссылке на остров Садо. Вы проведете в тюрьме три месяца, пока на остров не отправится корабль. — Он кивнул охранникам.

— Нет! — взвыл Огю. — Прошу вас, ваше превосходительство, будьте милосердны!

Охранники подняли его. Он брыкался, стараясь высвободиться, но ражие ребята быстро выволокли его из зала. Сано был потрясен. Ужас от мгновенной расправы, смешанный с жалостью, испортил удовольствие от поражения могущественного противника.

Когда истерические рыдания в коридоре стихли, один из старейшин сказал:

— Печальное происшествие. Теперь по городу пойдут разговоры.

Канцлер Янагисава заговорил, прежде чем это собрался сделать сёгун.