Синдром власти - Страница 11

Когда он снова посмотрел на часы, то до четырех оставалась лишь минута. Работы с психозондом осталось больше чем на час, а потом... он не знал. Оперся спиной на верстак, глаза его затуманила усталость. Эрик вытащил из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой и сделал глубокую затяжку. Он вспомнил вопрос Колин: "Каково это быть сумасшедшим?" - и уставился на янтарный кончик сигареты.

"Разнесу ли я психозонд по частям? Или возьму ружье и выйду поохотиться на Колин с Питом? Выбегу ли я... - Часы позади щелкнули. Он напрягся. - На что это будет похоже? - Он почувствовал головокружение, его затошнило. Все его эмоции выражались непередаваемым водоворотом грусти. Слезы от жалости к самому себе ручьем хлынули из его глаз. Эрик оскалил зубы. Я не сумасшедший... я не сумасшедший..." Он вонзил ногти в ладони, судорожно дыша. В мозгу туманом всплывали неопределенные мысли.

"Я буду почти... непоследовательность... одержимость демоном... головокружение от дифирамбов... образ души формируется из либидо... безумный, как мартовский заяц..."

Его голова свесилась вперед.

"Non kompos mentis... aliene... avoir le diablo an corps... Что случилось в Сиэтле? Что случилось в Сиэтле? Что... - Дыхание выровнялось. Он моргнул. Все вокруг выглядело неизменившимся... неизменившимся. - Я блуждаю. Я должен держать себя в руках".

Пальцы его правой руки обожгло. Он отбросил окурок.

"Со мной что-то было не так? А что произошло снаружи?" Эрик направился к лестнице и уже проделал половину пути, как вдруг погас свет. Грудь его сдавило тесным обручем. Эрик нащупал путь к двери, нашарил лестничные перила и вскарабкался наверх в тусклый, просачивающийся свет холла. Он уставился на покрытые пятнами стеклянные блоки рядом с дверью и напрягся при вспышке выстрелов снаружи. Эрик как лунатик прошел на кухню и, встав на цыпочки, заглянул в вентиляционное окно над раковиной. Люди! Улица кишела людьми. Кто-то бежал, кто-то целеустремленно шагал вперед. Некоторые, неряшливо одетые, блуждали, кое-кто был вообще голый. Тела мужчины и ребенка корчились в луже крови у обочины.

Эрик потряс головой и вернулся в гостиную. Внезапно вспыхнул свет, погас и снова зажегся. Он включил программу новостей по видео, но на экране только извивались волнистые линии. Переключил устройство на ручное управление и набрал станцию Такомы. Снова волнистые линии.

В эфире была Олимпия. Диктор зачитывал сводку погоды.

- Завтра после полудня переменная облачность, температура...

На стол перед диктором положили листок бумаги. Он остановился и просмотрел ее. Рука диктора задрожала.

- Внимание! Наша мобильная съемочная группа в аэропорту Клайд сообщает, что синдром поразил двойной город Сиэтл-Такома. Поражено более трех миллионов человек. Принимаются чрезвычайные меры. На дорогах установлены блок-посты. Поступили сведения о несчастных случаях, но...

Диктору вручили новый листок бумаги. Лицо его исказилось, когда он зачитал.

- Аэрогонщик рухнул в толпу на аэродроме Клайд. Количество смертельных случаев насчитывается в три сотни. Нет в наличии медицинского оборудования. Все врачи, которые нас слышат, должны обратиться в штаб штата. Чрезвычайные медицинские... - Свет снова мигнул, и экран потух.

Эрик застыл в нерешительности. "Я врач, выйду ли я наружу, чтобы оказать помощь этим несчастным или попытаться закончить психозонд теперь, когда выяснилось, что я прав? Если машина заработает, принесет ли это какую-то пользу? Или я свихнулся, как и все остальные? Я в самом деле делаю то, что делаю, или мне это просто кажется? Может, я сумасшедший и только грежу о действительности? - Он подумал, а не ущипнуть ли себя, но потом решил, что это все равно ничего не докажет. - Я должен продолжать действовать так, будто я здоров. Любое другое поведение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО безумие".

Эрик предпочел заняться психозондом. Отыскал фонарик и вернулся в лабораторию. В углу под ящиками нашел старый аварийный генератор. Он выкатил его на середину лаборатории и обследовал. Мощная спиртовая турбина на вид была в полном порядке. Резервуар с горючим был заполнен больше чем наполовину. В углу, где находился генератор, нашлось еще две канистры со спиртовой смесью. Он заполнил камеру горючим и поднял давление.

Кабель от генератора Эрик подключил к лабораторному распределительному щиту. Зажигание сработало на первом обороте. Турбина загудела, возвращаясь к жизни. Гул постепенно поднялся до визга, а затем вообще переместился в ультразвуковой диапазон. Лампы в лаборатории зажглись, потускнели и стабилизировались, когда адаптировалось реле.

Когда он запаял последнее соединение, часы показывали 7:22 вечера. Эрик прикинул, что задержка, пока генератор выйдет на нужный режим, составит около получаса. То есть можно будет начинать около восьми часов. Он обнаружил в себе странную нерешительность, боязнь испытания машины. Она представляла собой причудливое переплетение проводов и нагромождение деталей. Единственным знакомым предметом, оставшимся в трубчатой раме, был полукруглый купол головного контактного устройства, висевшего над тестовым креслом.

Эрик подключил кабель. Он колебался, держа руку на переключателе.

"Действительно ли я сижу здесь, - размышлял он. - Или это какой-то фокус моего подсознания? Может быть, я сижу где-нибудь в уголке, засунув большой палец в рот и захлебываясь слюнями. Может, я уже уничтожил психозонд. А может, собрал его так, что он превратился в некое подобие электрического стула".

Эрик посмотрел на переключатель и отдернул руку. "Но так просто сидеть тоже нельзя. Это тоже безумие".

Он дотронулся до шлемоподобного купола и опустил его себе на голову. Эрик ощутил булавочные уколы контактов, когда они вонзались в его скальп. За дело принялись наркоиглы, убив чувствительность кожи.

"Воспринимается как реальность. Но может, я это просто восстанавливаю по памяти. Маловероятно, чтобы я оставался единственным нормальным в городе. - Он опустил руку на переключатель. - Но я должен действовать".

Его большой палец шевельнулся почти по собственному желанию и нажал на переключатель. В воздухе лаборатории в тот же миг повисло мягкое завывание. Оно изменялось, переходя то к диссонансу, то к гармонии, к рыдающей полузабытой музыке, колеблясь то по восходящей, то по нисходящей гамме.

В мозгу Эрика пестрые картинки сумасшествия грозили заполонить сознание. Он словно провалился в водоворот. Перед глазами сверкал блестящий спектрограф. В крохотном уголке его сознания оставался отдельный образ ощущения, та реальность, на которой можно было удержаться, спасти себя - ощущение кресла психозонда под ним и за его спиной.

Эрик продолжал тонуть в водовороте, видел, как он сереет и становится внезапно крохотной картинкой, видимой в большой окуляр телескопа. Он, видел маленького мальчика, уцепившегося за руку женщины в черном платье. Они вошли в комнату, похожую на зал. Внезапно Эрик понял, что уже не воспринимает это со стороны. Он сам стал девятилетним мальчуганом, идущим к гробу. Он снова чувствовал устрашающее очарование, слышал рыдания своей матери, журчащий бессмысленный голос, исходящий от высокого худого владельца похоронного бюро. Потом был гроб, а в нем бледное восковое существо, почему-то похожее на его отца. Пока Эрик наблюдал, лицо расплылось и превратилось в лицо его дяди Марка. А потом в другую маску, учителя геометрии в средней школе. "Это мы упустили в моем психоанализе". Он наблюдал за подвижным лицом в гробу. Оно снова изменилось и стало лицом профессора-психопатолога, а потом возник образ его собственного психоаналитика доктора Линкольна Ордузя, а потом - Карлоса Аманти.

"Так вот что я скрывал все эти годы. Образ отца. Значит, я всегда искал его. Прекрасно для психоаналитика - обнаружить в себе ТАКОЕ. Почему мне нужно было осознать это? Интересно, а Пит прошел через это в своем музикроне? - Другая часть его мозга сказала: - Конечно, нет. Личность должна иметь желание увидеть что-то подобное в себе. При отсутствии желания этого не произойдет, даже если представится возможность".