Синдбад-Наме - Страница 43

Когда первые лучи светозарного шатра солнца показались на горизонте с востока, а знамена и стяги *Тира и *Нахид склонились долу на западе, когда отряды подвижных и неподвижных звезд в страхе пред ударами занесенного меча солнца побросали в бессилии щиты, а светила вращающегося небосвода от стыда пред блестящим ликом солнца скрыли голову под завесой, когда упали веревки шатра мрака в лазурном саду небосвода, когда

невольница взяла бутылку с нефтью и направилась к престолу шаха с плачем и причитаниями. Воздав хвалу и должное почтение падишаху, она сказала:

— Теперь, — продолжала она, — коль совершенная справедливость и высокое благородство не воздают этой нижайшей рабе по заслугам и не обращают внимания на низкий поступок, совершенный по отношению к ней, поскольку шах не проявляет милости к обиженным и не оказывает благосклонности угнетенным, коль скоро сын шаха совершил такую мерзость в шахском гареме, священном и неприкосновенном, словно святыня, а справедливость шаха медлит с наказанием этого предосудительного поступка, поскольку шах считает дозволенным подобный позор и гнусность, такой грех и преступление, достойное возмездия в том мире и наказания в этом, то я сожгу себя, но выступлю с притязанием в великий Судный день. Там расскажу я все о себе, о насилии и несправедливости, проявленных по отношению ко мне шахом, его сыном и его везирами, в славном чертоге всеславного господа, в тот день, *«когда не помогут ни имущество, ни дети, кроме как тому, кто пришел с праведным сердцем», в тот день, когда справедливым и безупречным судией является тот, кому не дозволены ошибки и прегрешения, в день, когда адские стражи наказывают геенной, когда от насильников-тиранов требуют ответа за слабых и обиженных, когда праведным воздается за добрые дела, а грешникам — за злые. И ясно как день, что падишах подвергнется наказанию и возмездию по вине злокозненных везиров, ибо они препятствуют ему совершать добрые и праведные дела и тучей-завесой насилия прикрывают его разум-солнце, восходящее на горизонте справедливости. А падишах из-за их наветов и обвинений подозревает меня, считая мои правдивые слова ложью и клеветой, и тем самым топчет ногой насилия и жестокости прекрасный лик справедливости и правосудия. И я не знаю, какие оправдания и извинения приведет падишах в день воскресения, а также боюсь, что если он будет настаивать на своем отказе и верить и доверяться коварным везирам, то с его советниками произойдет то же, что произошло уже однажды с везирами, предавшими своего шаха.

— Как это случилось? Расскажи, — приказал шах.

— В минувшие часы, давние времена, прошедшие месяцы и умершие годы, — начала невольница, — царствовал в Кабуле некий падишах, похвального поведения и достойных помыслов, красивой наружности и правдивой души. Он избрал законом справедливость и благоденствие страны. Люди говорили о его прекрасных душевных качествах и описывали его высокие деяния. Он был украшен сокровищами благородства, одет в одежды великодушия.

Был у него единственный сын, благородный юноша редкой красоты и добродетели, усердный и богобоязненный, украшенный царскими достоинствами. На челе его запечатлены были следы прозорливости, блистали лучи проницательности.

Отец сосватал сыну благородную дочь *хакана Чина и стал готовить пышную свадьбу. И вот наступили дни свидания, и настал срок соединения, и было решено, что царевич отправится во владения хакана Чина. Когда пришла пора отправляться, падишах велел приготовить все необходимое для дальней дороги и произнес:

И падишах поручил сына везирам, чтобы те охраняли его высокую особу и сопровождали его в качестве спутников. Они двинулись в *Чин в сопровождении отряда отборных слуг и свиты вельмож.

А на пути их был источник, известный под названием «Родник хана». Он находился в долине, расположенной поодаль от проезжей дороги. Вода этого родника обладала чудодейственной силой: если пил ее мужчина, то облик его изменялся, и он превращался в женщину. Везиры знали об этом свойстве источника, но они скрыли его от царевича, не приподняли завесы над тайной.

Царевич был страстный охотник и очень любил гоняться за дичью. В один прекрасный день ему захотелось поохотиться. Он вскочил на коня, породы укай, из рода коней *Муавии, белоснежного, с чулками на задних ногах, со звездой на лбу, *Муштари по красоте, перескакивающего через скалы, пролетающего степи, статью подобного скале, повадками — туче, ржанием — грому, бегом— молнии, устрашающего, как гроза, с крупом онагра, с глазами газели.

Вихрь уступал ему в быстроте, ослепительная молния на расстоянии двух коней отставала от поднимаемой им пыли.

Царевич на своем скакуне ехал впереди свиты, разя дичь. Вдруг перед ним пронесся онагр, похожий на *Бурака, подобный молнии, быстрый, как ветер, резкий, как пламя:

Царевич погнал коня, а онагр бежал перед ним. Он так мчался, что исчез из видимого пространства и обозримых просторов. Царевич был уже утомлен погоней, а конь — бегом, так как летний зной метал искры и пламя играло язычками.

Когда онагр исчез с горизонта, шахзаде захотел пить, ибо жара все увеличивалась. И вот по воле небес и желанию бога он остановился перед «Родником хана». Не зная о свойствах воды этого источника, он сошел с коня и подошел к нему. Дав коню отдохнуть, он выпил несколько глотков воды. И как только вода заполнила его желудок, его мужской облик изменился на женский.

Увидев это и вполне убедившись в происшедших изменениях, царевич очень испугался и склонил в раздумье голову на колени. Из глаз его фонтаном полились скорбные слезы, печальные капли потекли по его щекам.

Везиры, увидев шахзаде в таком состоянии, отвернулись и покинули его. Прибыв к падишаху, они заявили, что царевича растерзал лев.

Падишах был очень опечален смертью сына, он долго скорбел и, согласно обычаю, не выходил семь дней из своих покоев, соблюдая траур, привязав полу скорби к вороту печали. Он беспрестанно говорил: