Синдбад-Наме - Страница 20

И он не переставал дивиться и изумляться. Когда бы попугай ни открывал глаза, он видел только молнию, слышал только гром, дождь и ветер, и вновь прятал голову под крыло.

На другой день, когда подул утренний ветерок и цветник утра зарделся на востоке, хозяин вернулся в свой дом. Он остановился перед клеткой и заговорил:

— Дай мне того, что исцеляет меня, и вылечи меня старым вином. Скажи, пили ли в эту ночь любовники сладостный напиток прошлой ночи? Вели ли они себя как в тот раз?

— Этой ночью из-за ветра и дождя, сверкания молнии и грома ум не мог мыслить, а зрение — воспринимать, — отвечал попугай, — и поэтому я не наблюдал и не подглядывал. С того момента, как ты вышел за порог дома, беспрестанно продолжались *потоп Нуха, *гроза Худа и *муки племени Самуда. От грома сотрясались небеса и содрогалась земля. Всю ночь я дрожал от холода в клетке, трепеща от страха перед громом, и читал строки Корана: *«Хвала тому, кого хвалит гром». Я вздыхал и повторял:

— Эй, попугай! — закричал хозяин. — Ты что, с ума спятил? Или ты лишился рассудка? Мне теперь ясно как божий день, что ты измеряешь ветер и бьешь по разбитому кувшину. И если, не дай бог, ты сочинил бы всякие небылицы и наплел бы глупостей, а я и моя законная жена развелись бы, то моя жизнь по вине твоего подстрекательства и наговора пошла бы прахом, а жена моя, которая по целомудрию и добродетели все равно что пресветлая *Фатима и великая *Хадиджа, была бы облита грязью из-за твоей болтовни и бреда. Пусть будет дозволено пролить кровь того человека, кто поверит в подобную ложь и обман, по законам наказания его тело должно истлеть и исчезнуть, и не будет в том греха против благородства. Чтобы ты впредь не надоедал мне, чтобы не говорил лживых слов, которые ранят своей мерзостью душу и слух…

Не договорив, он в ярости сунул в клетку руку, вытащил попугая, оторвал ему голову, лапки и крылья и бросил на улицу.

В это время мимо дома случайно проходил какой-то приятель хозяина. Увидев попугая в таком плачевном состоянии, он спросил у того человека:

— За какой проступок ты так жестоко наказал его? Зачем пролил его кровь, как кровь Дозволенных для еды животных? Ведь этот попугай был таким красноречивым и говорливым. Его крылья пестротой напоминали весенний луг, а клюв — блестящий рубин.

Хозяин рассказал ему все. Приятель его был человеком сообразительным и проницательным, прозорливым и дальновидным. Он стал упрекать хозяина за поспешность:

— Разве ты не знаешь, — сказал он, — что когда накопятся невзгоды дней и осложнения времени, когда нагромоздятся трудности и бедствия, то к ним следует поднести пробный камень разума, взвесить их на чаше весов рассудка? Разве ты не знаешь, что, толкуя сны и обдумывая события дня, следует советоваться с мудрецами и надежными советчиками? Разве ты не знаешь, что птицы, хвала Аллаху, не лгут, не замышляют обмана и козней, а утверждают лишь то, что видели и слышали? Почему ты сначала не расспросил и не разузнал, что действительно случилось? Почему не проявил простой предусмотрительности и предосторожности? Ведь о коварстве и хитрости, лживости и лицемерии жен написано много книг. Даже *Иблис, при всем своем колдовстве и умении, теряется перед загадками их коварства и хитрости. Если хочешь установить истинную подоплеку всего этого, то отошли под каким-нибудь предлогом из дома жену и подвергни пыткам служанку, которая должна быть поверенной домашнего очага и хранительницей тайн. Заставь ее рассказать о происшедшем, и приподнимется завеса.

Одобрив совет друга, муж вошел в дом и приступил к исполнению его замысла. Он стал угрожать служанке, которая была подругой и поверенной тайн жены. Та поведала ему о случившемся подробно и обстоятельно, от начала и до конца. И лицо невесты правды показалось во всей своей красе из-под покрывала сомнений и подозрений. И понял муж, что попугай, как *волк в истории Юсуфа, ни в чем неповинен, что он стал добычей меча, как безгрешная *верблюдица Салиха, что постигшая птицу кара была на самом деле насилием и грубой жестокостью и что впоследствии он сам будет наказан за эту несправедливость и пожнет плоды своей вспыльчивости. Он уразумел, что поступок его был вызван поспешностью, наваждением дьявола и настойчивостью больного воображения. Горе и скорбь овладели им, тоска и забота терзали его.

По страницам щек его лились слезы раскаяния, и повторял он, печалясь и тоскуя:

Так выяснилось, что он ступил на стезю оплошности и на путь насилия, что он видел лицо своих мыслей через кривое зеркало. Но раскаяние было бесполезным, сожаление — тщетным. Ему оставалось только повторять:

— Я рассказал эту сказку для того, чтобы падишах не приступал к исполнению наказания, которое является лишь насилием и несправедливостью, ибо завтра он раскается в отданном повелении и будет осуждать собственные поступки, как тот муж, убивший попугая. И тогда он всю жизнь будет сожалеть и горевать о своей поспешности в наказании, ибо коварство женщин превосходит величие разума и возможности ума. Даже самые мудрые мужи попадают в сети их хитростей и поддаются обману их проделок и кокетства. Если шах не утомлен этими разговорами, то я расскажу повесть о коварстве женщин и их плутнях.

— Рассказывай! — ответил шах.

— Жизнь падишаха, родившегося под счастливой звездой нашего времени, да продлится во владычестве над миром и в державном царствовании тысячу лет! Рассказывают, что жил в давние времена в одной стране мужчина, занимавшийся воинским ремеслом. У него была любовница, стройная и кокетливая, миловидная и живая. Она была хороша, как весенний цветок, не знала она себе равных по томности и изяществу,

У этого воина был слуга с лицом белее луны. Красотой своей он был подобен солнцу, у него была походка плавная, как у ангела, облик *пери и при всем этом хороший характер. В своей *шустерской кабе он походил на месяц и *Тира, на гурию и пери, принявших облик человека. Короче говоря, красоту его можно было бы выразить словами поэта: