Симпатика (СИ) - Страница 105
Через минуту они торчали под душем. Хань медленно водил губкой по плечам и груди Чонина, любуясь оттенком кожи и одновременно пытаясь дышать размеренно, что выходило у него из рук вон… А Чонин ещё невесомо тронул его скулы кончиками пальцев, потом долго смотрел, не обращая внимания на воду, льющуюся на них сверху. Под этим взглядом Хань окончательно разучился дышать нормально. И смотрел в ответ — так же пристально. Смотрел даже тогда, когда лицо Чонина становилось всё ближе и ближе. Закрыл глаза только при соприкосновении их губ и уронил губку.
— Не останавливайся… — едва слышно попросил Хань после мягкого поцелуя.
— Вовсе не…
— Не останавливайся, — повторил Хань с настойчивостью. — Я хочу тебя.
— Но что ты готов мне позволить? — Чонин мучительно медленно провёл языком по его щеке и прикрыл глаза.
— Всё. Тебе — всё. — Хань коснулся влажных волос на затылке Чонина пальцами, сгрёб пряди в кулак и плавно потянул, чтобы полюбоваться на шею Чонина и пометить её губами.
Одеяло на полу всё-таки намокло — они выбрались из-под душа и свалились на него. Хань проводил руками по влажным волосам, откидывая их у Чонина со лба, потом перевернулся на живот и упёрся руками и коленями, бросил короткий взгляд поверх плеча и немного прогнулся в пояснице. Глухо застонал — напряжённый толстый член неумолимо раздвигал мышцы, дразня скопление нервных окончаний вокруг входа, проникал всё глубже, пока бёдра Чонина не прижались к ягодицам Ханя. Заполнив Ханя собой, Чонин остановился, обхватил Ханя руками и заставил привстать на коленях так, чтобы после прижаться спиной к груди Чонина и откинуть голову ему на плечо. Хань снова застонал — от отчётливого ощущения присутствия Чонина внутри себя.
Сильное движение выбило из Ханя новый стон — такой стон, что Хань мог только порадоваться, что Солли ничего не слышит. Зато его слышал Чонин. Стон Ханя как будто свёл его с ума, заставив двигаться так же сильно, но быстрее — пока стоны не стали отрывистыми и короткими, хриплыми, пока голос окончательно Ханю не изменил. И, наверное, определения для тех звуков, что срывались с его губ после, уже не существовало. Хотя подобные мелочи перестали его волновать вовсе, едва тело стало послушно отзываться на каждое действие Чонина, бросая Ханя навстречу невыносимому удовольствию, вытесняя разум и оставляя только чувства — ничего больше.
Горячие руки на липкой от пота груди. Пальцы на вызывающе напряжённых вершинках сосков. Непрерывное движение внутри — крепкий ствол растягивал мышцы входа, гладкие стенки, заполнял Ханя и почти выскальзывал, чтобы вернуться и… Звуки частых шлепков — причина лёгкого смущения, проступавшего слабым румянцем на скулах у Ханя. А прикосновения губ Чонина к шее заставляли его непроизвольно улыбаться. Управлять собственным телом не получалось совершенно. Стоило Чонину вновь тронуть пальцами соски, и Хань начинал тереться спиной о его грудь. Стоило повести ладонями вниз, огладить живот и уверенно сжать бёдра, слегка впиваясь ногтями в ягодицы, и Хань сам принимался двигаться быстрее и быстрее, скользить вверх и вниз по напряжённому члену, стараясь выдерживать нужный угол и доводить Чонина до глухих низких стонов, больше похожих на рычание.
Хань упал на испачканное его же спермой одеяло и томно перевернулся на спину. По внутренней стороне бедра медленно стекали тёплые капли. Пытающийся отдышаться Чонин невесомо тронул Ханя между ног пальцами, размазывая сперму по чувствительной коже вокруг входа и пачкая ею ягодицы Ханя. Несмотря на только что испытанный оргазм, Чонин по-прежнему смотрел на Ханя с непередаваемой жадностью во взгляде.
— Иди ко мне, — из последних сил позвал его Хань, обхватил руками за шею и позволил себе забыться, сосредоточившись только на поцелуе. Ладно, на множестве поцелуев, которыми осыпал его Чонин.
— Надо будет присобачить задвижку… потом… — пробормотал Чонин и снова попробовал его губы на вкус. Хань тщетно пытался удержаться от смеха. Ему ещё не доводилось заниматься чем-то подобным в ванной, запертой с помощью полотенца. Но, несмотря на всю нелепость ситуации, он чувствовал себя счастливым: крепко прижимал к себе Чонина и едва удерживался от того, чтобы кричать в голос всему миру: “Он только мой”.
Хань честно пытался несколько раз поговорить с Солли и выяснить хоть что-нибудь о её странной связи с Чонином. Но говорить с Солли, не умея толком пользоваться языком жестов, было не лучшей идеей. Солли хорошо понимала Ханя вопреки всему, но вот Хань понимал её паршиво. Когда речь шла о бытовых мелочах или конкретных предметах, понимать друг друга удавалось довольно легко. Но стоило переключиться на абстрактные понятия…
Бесполезно.
Говорить на эту тему с Чонином тоже не имело смысла.
От отчаяния Хань позвонил Сэхуну и Тао. Они встретились в кафе рядом со школой. Сэхун и Тао с азартом рассказали ему о своих приключениях, коих накопилось изрядно.
— Даже не предполагал, что у работников скорой помощи такая насыщенная жизнь, — подытожил Сэхун.
— Ага, — радостно закивал Тао. — Вчера только был вызов к чуваку, которого укусила в член пчела. Ты не поверишь… а-ы-ы! Хун-и, прекрати отдавливать мне ноги всякий раз…
— Просто заткнись, — мрачно попросил Сэхун. — И перестань меня так называть!
— Хорошо, Хун-и.
— Это невыносимо. — Сэхун обречённо закрыл глаза и тоскливо вздохнул.
— Зато мы увидели член, какой не во всякой порнухе…
— Тао!
— Мне даже спрашивать страшно, какими были другие вызовы, — хмыкнул Хань.
— Да разные, на самом деле. Иногда вызывают из-за всякой ерунды, — пожал плечами Сэхун. — Порой бывает нечто действительно интересное. Но нам просто повезло, что мы попали в бригаду доктора Чона. Он столько всего знает… жуть просто.
— Ещё бы Фасолинку кто-нибудь научил водить фургон нормально, — пожаловался скисший Тао. — А то каждый раз как последний. Я ему тут говорю буквально вчера, мол, вдоль дороги знаки же не просто так стоят. Так он мне — а это для скейтбордистов и велосипедистов. А потом ещё и “кирпич” сшиб фургоном. Как ему ещё не запретили за руль садиться? Хотя пару дней назад к нему подкатил инспектор с претензией по поводу несоблюдения правил дорожного движения…
Хань дождался, пока выплеск впечатлений сойдёт на нет, после чего неторопливо поведал Сэхуну и Тао о довольно необычной связи Чонина и Солли. В большей степени Хань сделал это для Тао, поскольку хотел услышать его мнение.
— Если подумать, — задумчиво заговорил Тао, — то некая необъяснимая связь чаще всего встречается в случае близнецов. Иногда просто между братьями или сёстрами, чуть реже — между родителями и детьми. Но знаешь, это такие дебри… Толком никто и ничего не знает, хотя многие пытались это дело изучить со всех сторон. Даже сейчас подобная связь считается чем-то мистическим, не имеющим однозначного научного подтверждения и объяснения. В нашем же случае речь идёт о двух носителях одного и того же генома. По-моему, это похоже на улей или муравейник.
— В смысле? — не понял Хань.
— Если один что-то знает, то это знают все. Я об этом. Вроде как коллективный разум. То есть, я не сравниваю. Я просто предполагаю. В нашем случае это точно не коллективный разум, но нечто подобное по механизму. Один тип много лет назад писал, что человеческий мозг обладает излучением. Как бы испускает волны. Считается, что телепаты улавливают эти волны. Точнее, способны их принимать, усваивать и обрабатывать. А вот эмпаты просто улавливают волны. Они не владеют умением их обрабатывать, поэтому чувствуют лишь настроения, эмоции. Скажем так, эмпаты улавливают волны и могут определять их цвет, а телепаты способны на большее — на раскодирование волн и посылаемых ими сигналов. Условно. И в этом случае то, что ты описал, куда больше похоже на телепатию. И я бы сказал, что у Чонина получается намного хуже, чем у Солли. Солли лучше в этом разбирается явно.
— Но почему? Если исходный геном принадлежит Чонину…
— Вот именно. Если посмотреть с этой стороны, то Чонин — исходник, а Солли — его производная. Производная всегда будет стремиться к оригиналу. Это нормально. Поэтому Солли и владеет лучше этой способностью. Ничем иным я не могу это объяснить. Ты ещё и говоришь, что Солли получила воспоминания Чонина. Получается, она знает о Чонине всё, в то время как сама является по сути “терра инкогнита”. А где Чонин, кстати?