Силач (ЛП) - Страница 9

Случаи вроде бывшего алькальда Мигеля Диаса, гордившегося своим законным браком с индианкой Исабель, с каждым днем становились все большей редкостью, поскольку с приездом на остров первых «дам», жен и сестер почтенных горожан, в основном мелких чиновников и младших офицеров, стала складываться новая мораль, потянувшая за собой из Европы все ложное и косное, зато позабывшая по эту сторону океана всё то, что действительно могло бы оказаться полезным.

Для какой-нибудь стареющей немытой толстухи, воняющей застарелой мочой и отчаянно потеющей в тугих корсетах, рассчитанных на суровый климат Кастильского плоскогорья, было настоящим оскорблением видеть соблазнительных двадцатилетних созданий, свободно расхаживающих обнаженными по пляжам Карибского моря. Они почитали это самым страшным из грехов и, хуже того, вопиющим нарушением всех правил приличия.

Эти «дамы» поставили себе целью изгнать из рая местных обнаженных Ев, для чего вступили в союз с несколькими монахами, стремящимися обрушить карающий меч на всё, что казалось им блудом и развратом, хотя, по правде говоря, именно за этим самым развратом сюда и ехала большая часть новоселов.

Санто-Доминго разрастался как опухоль — неорганизованно, бурно и в полной анархии, поскольку никто в полной мере не осознавал причины его существования и его будущее. Всем было ясно, что он превратился в мост между Испанией и Индиями, но монархи до сих пор не решили, что делать с Новым Светом, а просто следовали на поводу у событий и извлекали максимум выгоды из богатсв новых владений.

Инициативу перехватили различные торговые группы или отдельные личности, и монархи передали им бразды правления, не потратив ни мараведи, словно единственное, что их в действительности интересовало — это поиск пути в Сипанго, будто они не осознавали, что колонизация девственного континента может всем принести богатство.

Однако губернатор Франсиско де Бобадилья прибыл сюда для того, чтобы навести в городе порядок, а вовсе не обустраивать его жизнь. Несмотря на то, что кому-то эти два понятия могли бы показаться близкими, на самом деле это совершенно разные вещи, поскольку «наведение порядка» предполагает лишь действие в условиях уже сложившейся ситуации, а вовсе не решение каких-либо проблем в будущем.

После громадных усилий, потребовавшихся на завоевание Гранады, и политической катастрофы, случившейся в результате изгнания иудеев, Изабелла и Фердинанд стали консервативны, ведь с учетом опустевшей королевской казны было логично думать о том, чтобы везти с другой стороны океана золото и специи, а не отправлять туда оружие и продовольствие.

По этим причинам мыслям о завоевании Нового Света и покорении того, что могло бы стать огромной империей, не было места во дворцах и крепостях, даже в королевских прихожих. Разговоры об этом ходили больше в борделях и тавернах недавно появившихся на карте городков, между кружками с вином и среди шлюх, чем среди военных и чиновников.

Человеку, желавшему держать в руках рычаги управления и быть в курсе того, как окончательно прибрать к рукам город, следовало забыть о правительственных учреждениях и государственных конторах, а вместо этого сосредоточить внимание на таверне «Четыре Ветра» и сети борделей Леонор Бандерас, где только и говорили, что о долгожданном возвращении Алонсо де Охеды, рискованной экспедиции Родриго де Басодаса, о новых маршрутах, открытых Пинсоном, о великолепной новой карте, начерченной мастером Хуаном де Косой, о богатейшей золотой жиле, обнаруженной кем-то на затерянном острове, или о несметном количестве жемчуга, который добывали рыбаки у берегов Кубагуа и Маргариты.

Здесь торговали тайнами, картами, где якобы указано местонахождение туземных сокровищ, с «тайными тропами», якобы приводящими прямо к воротам дворца Великого хана или складам, где хранятся драгоценные пряности, которые только и ждут, пока какой-нибудь отважный кабальеро до них доберется. Кроме того, здесь торговали и шпагами, которые выручат в любой передряге и никогда не подведут, верностью до гроба, а иные готовы были продать даже собственную душу, лишь бы навсегда избавиться от голода и нищеты.

Желающих приобрести оружие было столько, что таверна «Четыре Ветра» никогда не пустовала, поскольку все солдаты удачи, прибывающие на остров в надежде покорить великие империи, прекрасно знали, что хозяин таверны — жирный кордовец, отзывавшийся на имя Хусто Камехо, держит в своем подвале целые груды всевозможного оружия; здесь были и шпаги, и кинжалы, и аркебузы, и всевозможные доспехи, которые он собирал всю жизнь. Этого хватило бы, чтобы вооружить целую армию, которая своей мощью могла бы поспорить даже с королевской.

Здесь было оружие, принадлежавшее в былые времена Бальбоа, Кортесу, Орельяне, Писарро и Вальдивии; все они когда-то останавливались в этой мрачной клоаке, задержавшись лишь на одну ночь и оставив оружие в уплату за скудный ужин или пару кувшинов дешевого вина. И если вспомнить, что даже столь великие люди порой оказывались на самом дне глубочайшей нищеты, то что же говорить о каких-то стражниках крепостного гарнизона, которым вдруг выпала возможность захапать целую тысячу мараведи у безумца, утверждающего, что может свалить мула одним ударом.

Тем не менее, прежде чем рискнуть, они решили спросить совета у местного кузнеца, по праву считающегося самым сильным человеком на острове, несмотря на то, что почти не видел света, пропадая в своей кузнице целыми днями и работая даже по воскресеньям. Этот добрый человек заявил, что тот, кто попытается свалить мула одним ударом кулака, рискует отбить себе руку и до конца дней остаться калекой.

— Он клянется, что неоднократно это делал, — уверял лейтенант Педраса.

— Одной клятвы мало, — проворчал сквозь зубы кузнец, причем так, будто он и вовсе не открывал рта. — Хотел бы я посмотреть на это собственными глазами. Готов внести в эту ставку двадцать мараведи.

Офицерам и солдатам уже удалось собрать шестьсот мараведи, а сам лейтенант Педраса, более других заинтересованный в успехе столь необычного предприятия, тщетно пытался уговорить богатого капитана де Луну добавить недостающую сумму.

— И кто он? — поинтересовался капитан.

— Гусман Галеон из Алькаррии, только что прибыл на остров и, похоже, готов поставить всё свое имущество.

— Я никогда не слышал о нем, но никто не станет рисковать такой суммой, если не уверен, что действительно сможет сделать обещанное. Не думаю, чтобы он настолько сошел с ума, чтобы потерять свои деньги, а если он все же готов на подобную глупость, то я в любом случае не собираюсь терять свои.

— Вы этим сможете лишь заработать, — возразил Педраса. — Как можно вообразить, что кто-то добьется успеха в столь безнадежном деле?

— За свою жизнь я научился избегать слишком легких заработков, поскольку легкими они всегда оказываются лишь для других, — отрезал виконт де Тегисе, давая понять, что разговор окончен. — Я встречал на своем веку столько изощренных мошенников, что предпочитаю держаться подальше от всяких сомнительных предприятий и фантастических доходов.

Педраса, со своей стороны, продолжал искать деньги, но так и не смог найти человека, готового дать оставшиеся триста мараведи, и с каждой минутой все больше впадал в отчаяние, видя, как уплывает из рук неслыханное богатство, которое он уже считал своим.

— Давайте уменьшим ставку до семисот мараведи, — настаивал Педраса, тщетно пытаясь убедить Сьенфуэгоса. — Ведь это все, что у нас есть.

— Тысяча — вот моя цена, — стоял на своем канарец. — Я играю по-крупному.

— Ну что вам стоит хотя бы попробовать, — продолжал настаивать сержант хриплым от гнева голосом. — Какая разница: семьсот или тысяча?

— Хорошо, пусть будет семьсот, — вдруг насмешливо предложил Сьенфуэгос, разглядывая озабоченные лица собутыльников, после чего добавил, демонстрируя неслыханную щедрость: — Остальное триста — под ваше слово.

— Под наше слово?

— Именно так!

— Вы хотите сказать, что верите нам на слово?