Силач (ЛП) - Страница 38
Вскоре на причале появилась новая группа солдат, охраняющих золотой самородок — тот самый, что несколько месяцев назад повезло найти одному саламанцу, и брата Бернардино де Сигуэнсу заинтересовала судьба уникальной драгоценности. Неужели кому-то придет бы в голову переплавить такую вещь на кольца или цепочки?
На миг зловонный францисканец словно увидел истинную суть происходящего; перед глазами, как наяву, предстала картина будущего, ожидающее мир, из которого легион подобных личностей бессовестно выкачивает богатства, и эти три щеголя среди легиона им подобных — всего лишь три жалких капли в море, хоть и весьма колоритные.
Он хорошо знал этих людей, прибывших на остров вместе с Бообадильей, и помнил, что двое прибыли сюда голодными, грязными, в потрепанных плащах, моля Бога о том, чтобы этот прекрасный остров смог утолить их многолетний застарелый голод, дал бы им кров и работу, избавил от нищеты.
А спустя всего два года они уже расхаживали в шелках, шляпах с плюмажем и драгоценных перстнях; хотя не исключено, что под всей этой мишурой пытались скрыть собственный страх.
— Скорее бы вас повесили! — прошептал монах, хотя и понимая, что это не вполне христианское пожелание, и направился в сторону моря, на огромный белый пляж, тянущийся с востока на запад вдоль южного побережья острова.
Он любил медленно прогуливаться под сенью величественных пальм, вдали от мирской суеты, предаваясь молитвам и раздумьям, а под конец присесть на берегу, у самой кромки прибоя, чтобы освежиться соком одного из тех превосходных зеленых кокосов, что в изобилии валялись вокруг на песке, в ожидании волшебной феерии, что зовется доминиканским закатом.
В этот же день произошло нечто, заставившее монаха изменить свой обычный ритуал: в ту минуту, когда он уже собирался пробить скорлупу кокоса острым ножом, он случайно посмотрел на море и заметил далеко на горизонте несколько темных точек, которые медленно приближались со стороны юго-востока.
При ближайшем рассмотрении эти точки оказались четырьмя средних размеров кораблями, грузоподъемностью не выше шестидесяти тонн, — гораздо меньшими, чем те, что составляли величественную эскадру губернатора Овандо. И францисканец, прекрасно знавший, что другой королевской флотилии в этих водах неоткуда взяться, невольно воскликнул:
— Боже мой! Это же адмирал!
Он слышал о том, что адмирал Моря-океана и вице-король Индий, его превосходительство дон Христофор Колумб несколько месяцев назад начал готовить четвертую экспедицию, все еще не оставив надежды найти заветный «северо-западный путь», который приведет его к золотым дворцам Великого хана, хотя их величества категорически запретили ему приближаться к Эспаньоле.
Тем не менее, монах слишком хорошо знал цвета флагов адмирала, чтобы обмануться, и когда четыре темных корабля, убрав паруса, бросили якоря в полулиге от побережья, он уже не сомневался, что на борту одного из них пребывает Христофор Колумб собственной персоной.
Корабли носили имена «Флагман», «Сантьяго», «Бискайка» и «Галисийка». С последними лучами солнца от «Галисийки» отделилась шлюпка с четырьмя гребцами и медленно направилась к берегу. На борту шлюпки находился капитан Педро Террерос, который собирался просить аудиенции у разъяренного Овандо — тот уже приказал заряжать пушки, чтобы открыть огонь по незваным гостям.
— Их величества уведомили меня, что адмирал ни при каких обстоятельствах не должен ступить на остров, — сказал губернатор, едва перед ним предстал Педро Террерос. — Или он смеет ослушаться их приказа, зная, что это единственное место в мире, где он не имеет права появляться?
— Его вынудили к этому печальные обстоятельства, которые оказались превыше любых приказов и запретов, ваше превосходительство.
— И что же это за обстоятельства?
— Прежде всего, «Галисийка» — корабль, которым я имею несчастье командовать, оказался никуда не годным корытом, самым неуправляемым, грязным и опасным, какое когда-либо сходило с верфи. «Галисийка» постоянно отставала, задерживая остальную флотилию. Если так будет продолжаться и дальше, мы никогда не найдем вожделенный северо-западный путь и никогда не доберемся до Сипанго.
— И как могло случиться, что такой опытный моряк, как вице-король, адмирал всех адмиралов, не заметил этого перед отплытием?
— Потому что у него не было выбора: ему просто не дали других кораблей. И потом, серьезные проблемы начались лишь в море, когда «Галисийка» начала отставать от других кораблей. При попутном ветре она, конечно, идет быстрее, но так скверно построена, что ее все время сносит. Клянусь, ваше превосходительство, мне необходим другой корабль.
— И чего же вы от меня хотите?
— Чтобы вы заменили этот корабль на один из ваших, — как ни в чем не бывало ответил тот. — Адмирал готов оплатить разницу в стоимости. Хороший капитан вполне может отвести «Галисийку» обратно, ведь ей больше не нужно будет нагонять флотилию.
— Мои корабли пришли сюда единой флотилией, и единой флотилией вернутся обратно. Они везут столько сокровищ, что было бы настоящим безумием оставить хотя бы один корабль на милость пиратов и португальцев.
— Но тем самым вы окажете величайшую услугу Короне, — возразил Террерос. — Их величества отправили нас на поиски этого пути, и не оказать нам помощи в столь важном деле было бы с вашей стороны почти что государственной изменой.
— Придержите язык, если не хотите, чтобы ваше плавание закончилось здесь и сейчас, — отрезал брат Николас де Овандо таким тоном, что стало ясно: бесполезно ожидать от него каких-либо уступок. — Изменой в моем случае было бы ослушаться прямого приказа их величеств. Если корабль адмирала подойдет к острову ближе, чем на пушечный выстрел, я обязан буду потопить его, и клянусь, что сделаю это, если с восходом солнца он отсюда не уберется. Я достаточно ясно выразился?
— Разумеется, но все же осмелюсь попросить вас пересмотреть свое мнение по этому вопросу.
— Я не намерен ничего пересматривать, — губернатор решительно указал на дверь. — Убирайтесь!
— Но вы хотя бы позволите переждать шторм?
— О каком шторме вы говорите? — удивился тот, выглянув в окно, где на ясном небе не наблюдалось ни единого облачка. — Я не вижу, чтобы надвигался шторм.
— Адмирал в этом не сомневается, — робея, ответил капитан. — Он лучше нас знает эти места, и убежден, что скоро на нас обрушится «Ур-а-кан».
— Что, простите, на нас обрушится?
— «Ур-а-кан», — повторил капитан. — Так называют его туземцы; насколько я знаю, это означает «Дух зла». «Ур-а-кан» — это ветер такой чудовищной силы, что разрушает дома и топит корабли.
— Вот, значит, как! — терпение губернатора, казалось, было на исходе. — Адмирал, должно быть, считает меня идиотом. Сначала вы морочите мне голову байками о каком-то корабле, который якобы не способен держаться на плаву, что, однако, не помешало ему пересечь океан, а теперь несете бред о страшной буре, когда вокруг царит полный штиль, — он покачал головой, всем видом выражая глубокую печаль. — Я, конечно, понимаю, что человек, который открыл этот остров и считал его собственным королевством, желает вернуться сюда и вновь поселиться в Алькасаре, выселив отсюда меня, но все же глупо надеяться, что я поверю детским аргументам, — он глубоко вздохнул. — Ступайте с Богом. Передайте адмиралу, что я желаю всяческих успехов в его нелегкой задаче — при условии, что он как можно скорее уберется подальше от этого острова.
— Когда вы собираетесь отправить обратно вашу флотилию?
— Завтра в полдень.
— Дон Христофор решительно не советует вам этого делать. Напротив, он рекомендует отвести корабли вверх по течению реки или даже вытащить на берег, пока «Ур-а-кан» не пройдет.
— Ступайте, капитан.
— Но, сеньор!..
— Ступайте, я сказал! — рявкнул губернатор тоном, не терпящим возражений. — И если к рассвету ваши корабли не уберутся отсюда, я прикажу открыть по ним огонь из пушек.