Сила присутствия - Страница 8

Южный пост, печально знаменитый тем, что через него шло большое количество контрабанды и наркотиков, они прошли хорошо, без проблем. Полицейские тоже мерзли, поэтому несли службу спустя рукава.

Вчера секретным приказом этот человек был отозван из запаса и призван на действительную военную службу с тем же воинским званием, которое у него было, – полковник. Под него же создали ВСОГ, временную сводную оперативную группу, которая ждала сигнала в Москве. Ему выдали пластиковую карточку – удостоверение сотрудника ГРУ.

Проблема состояла в том, что на ней не было ни фамилии, ни имени, ни должности – только фотография и микрочип внутри для пропускной системы. Это вряд ли помогло бы ему, если бы на блокпосту его обыскали и нашли «Глок-19», который он теперь носил с собой вместо прежнего «вальтера». В Дагестане такая предосторожность была не лишней.

Дальше дорога шла по побережью. Иногда через круговерть снега и дождя проглядывал мрачно-серый, волнующийся Каспий. Кусты ломились под тяжестью нападавшего снега. Мелькали деревушки, небольшие городки, старые «Волги» и новые «Приоры». Полиции почти не было, военных тоже. Вопреки общему мнению их в Дагестане встречалось немного, и на каждой улице патрули не стояли. Дорога была плохой, ухабистой.

В Дербенте, которому пять тысяч лет, он вышел из машины на автовокзале. Город находился на склоне холма, плавно спадающего в Каспий. Советские пятиэтажки выглядели диссонансом рядом с частными домами, квартальными мечетями и старым городом арабского стиля, одноэтажным.

Если бы не снег, можно было бы подумать, что ты находишься где-то на Востоке, в Иордании, Сирии, Северном Ираке, может, в Турции. Но это была Россия. Город существовал уже пять тысяч лет. На здешнем кладбище сохранились могильные камни ансаров, сподвижников Пророка.

Чертов Восток!..

Он попал в Военно-дипломатическую академию в восемьдесят шестом, самый пик войны в Афганистане. Этот человек был потомственным военным, сыном и внуком офицеров Советской армии, но не имел такого блата, какой был у мальчиков, папы которых служили в Арбатском военном округе. Те шли по западноевропейскому направлению, изучали английский, французский, немецкий. Их отцы выбивали им непыльные должности в цивилизованных странах.

Он, довольно темный лицом и с курчавыми волосами, шел по так называемому афганскому набору. Был такой «курс дураков». Не хватало переводчиков, специалистов по исламу. Вот парень через одиннадцать месяцев и попал в ограниченный контингент.

Уже там нелегальная резидентура приметила сметливого молодого офицера, который при базовом дари разучил пушту и довольно бойко торговался с местными дукандорами, сопровождая группы военных на Чекен-стрит. Так он попал в систему. Следующее его назначение было в Пакистан, где он оттарабанил три года на довольно опасном участке.

Потом рухнул Союз. Он четыре года был предоставлен сам себе, ничем толком не занимался, торговал точно так же, как и все прочие граждане великой державы. Потом вернулся в ГРУ и получил назначение в саддамовский Ирак.

Чертов Восток!

Нужную дверь в старом городе он нашел быстро. Никакого звонка не было, гость постучал. Открыла молодая женщина пугливого вида, закутанная в шаль.

– Салам! – сказал он.

Женщина посторонилась.

Нужный ему человек появился только к вечеру. Невысокий, щуплый, с длинной седой бородой, он походил на джинна из сказок, да, в сущности, им и был. По крайней мере в среде моджахедов его называли именно так. Он был легендой уже тогда, в восьмидесятые. По всему Афганистану ходили слухи о шурави, который мог перевоплощаться в моджахеда так хорошо, что даже самый ревностный из правоверных, встретив его на улице или услышав, как он делает намаз, не смог бы заподозрить неладное.

Про него говорили разное. Одни считали, что он этнический узбек или таджик, переметнувшийся на сторону шурави, другие называли его хазарейцем, а третьи говорили, что никаких джиннов не существует и все это сказки. Среди шурави нет тех, кто чтит Аллаха.

Все это было ложью. Перед гостем стоял генерал-майор Аслан Магомедович Чамаев, аварец, мусульманин по вероисповеданию и советский офицер. В восемьдесят восьмом ему было присвоено звание Героя Советского Союза за операцию, подробности которой не подлежат разглашению и сейчас.

Несмотря на возраст – а Чамаеву было под семьдесят, – он держался до сих пор прямо, как будто палку проглотил, ступал мягко и неслышно.

Увидев гостя, он не удивился, а только коротко спросил женщину:

– Накормила?

Полковник поднялся со своего места, поклонился, приложив руку к сердцу.

– Да пошлет Аллах удачу этому дому. Да пребудет с вами милость и благословение Аллаха, да вознаградит Он вас за доброту к путнику. Я сыт и всем доволен.

Сказано все это было на пушту, языке афганских племен.

– И с тобой да пребудет милость Аллаха. Да поможет Он тебе в нелегком пути, – сказал генерал. – Что ты ищешь здесь?

– Доброго совета и помощи в нелегком деле.

Генерал покачал головой и спросил:

– Разве наш народ еще может чем-то помочь вашему?

– Аллах ожесточил сердца людей и затмил их разум, поселил среди нас рознь и безумие в наказание нам, но правда всегда найдет путь к тому, кто просит о ней.

Генерал снял тяжелую промокшую бурку, набросил на плечи другую, почти такую же, и заявил:

– Поехали.

На старой «Волге» они поднялись к самому краю города, к развалинам древней крепости. От нее кое-что осталось, намного больше, чем в других местах. Были частично целы стены и даже внутренние помещения. Крепость стояла прямо над самым городом, почти на гребне холма, непоколебимым монументом, бросая вызов самой вечности.

Сиюминутное было здесь в виде настоящей свалки, устроенной под этими стенами. Там грудились какие-то пакеты и пустые пластиковые бутылки, припорошенные снегом, а само сооружение было не менее древнее, чем, допустим, Стена Плача в Иерусалиме.

– Что ты здесь ищешь? – спросил генерал, как только они вышли на стену.

Сейчас Каспий был едва виден отсюда, хотя в хорошую погоду он просматривался отлично.

– Мне нужна помощь.

– Ты на службе?

– Да.

Генерал покачал головой.

– Не могу сказать, что я этому рад.

– Я слышал, вы стали хаджи? – спросил полковник.

– Да, хотя это уже не то, что прежде. Люди садятся в самолет и просто летят в Мекку. Знаешь, что учинили с мостом?

– Да, слышал.

– Они сделали его семиэтажным! – недовольно сказал генерал. – Я был там в первый год после того, как открыли новый мост. Для побивания шайтана мне выдали камешки в пакетах, все одного размера, а столбы теперь обтянуты резиной. Зато там безопасно, есть место всему и всем. Кроме веры.

– Вера укрепляется страданиями?

– Именно! – Генерал поднял палец.

– Но разве то, что происходит сейчас в Багдаде, в Карачи, в Кабуле, совершается по воле Аллаха? – спросил полковник. – Неужели Он, милостивый и милосердный, хочет, чтобы одни мусульмане убивали других? Всевышний велит негодяям закладывать в бомбы гайки, болты, рубленую арматуру, чтобы изорвать взрывом людей? Где находится в это время Аллах?

– Зачем ты приехал?

– Мне нужна помощь.

– Тебе или нам?

– Мне, – твердо сказал полковник. – Я взялся за дело и не могу отступиться.

– И чья же помощь тебе нужна? – спросил генерал. – Наша? Зачем? Мы теперь другая страна. Да, мы живем в Российской Федерации, голосуем на выборах, платим за все рублями, но стали для вас теперь черными. Вы же для нас неверные.

– И это хорошо?

– Это факт. Имей мужество, чтобы изменить то, что можешь, и еще больше, чтобы признать – есть вещи, с которыми ты справиться не в силах.

– Когда-то вы так не говорили.

– Все изменилось.

– Да, – сказал полковник. – Все изменилось. И вы знаете, кто это сделал и как, потому что стояли у истоков. Я тоже. Мы работали в Пешаваре и видели лагеря беженцев своими собственными глазами. Мы слышали, кто, что и как проповедовал, встречались с пакистанскими военными. Помните, какими они были гордыми? Эти люди определяли власть в Пакистане, были ею. А что они теперь?