Сила - Страница 13

В этом он не прав. Поэтому в русском языке существует шутка, различающая лысину от лысины: если лысеет спереди – значит, умный. Если сзади, с темени – гуляет, вытер о чужие подушки. Совершенно очевидно, что над Родником и должно быть пусто, как это бывает с водной поверхностью – расти должно вокруг, что демонстрируют католические монахи своей тонзурой.

Впрочем, наблюдения Онианса остаются верны, поскольку и русское крестьянское сознание видело колдуна – человека силы и знания – полным жизненных сил:

«…сильные колдуны ассоциируются с избытком жизненной силы (для их описаний характерны такие признаки, как высокий рост, дородность, могучий голос, густые волосы, крепкие зубы, плодовитость, энергичность, ум…)» (Христофорова, с. 122).

Волосы, растущие из головы, если вдуматься, оказываются тем же веществом жизни и прямым воплощением жизненной силы! У женщин они должны быть долгими. У мужчин же сверху переходят на подбородок, почему подбородок считался священной частью тела, подобной коленям, во многих культурах. Если просили о милости или пощаде, обнимали колени или прикасались к подбородку.

«Волосы приносятся в жертву в момент созревания, когда появляется растительность на лице и на половых органах. И то и другое ассоциировалось с возникновением порождающей мощи, и потому эта мощь естественно связывалась с головой» (Онианс, с. 233).

Все, растущее из головы, оказывается веществом жизненной силы. Наблюдения за тем, как у оленей растут год от года рога, которые нужны лишь для битв любви, а затем сбрасываются, повело к тому, что и рога стали сексуальным символом, породив знаменитую шутку о наставленных слабому самцу чужих рогах.

«Рога есть проявление порождающей мощи и используются они преимущественно в половой жизни. Приводя множество примеров, Дарвин приходит к выводу, что „рога и клыки во всех случаях развиваются преимущественно как половое оружие“, то есть они используются самцами в поединках за самку» (т. ж., с. 236–7).

Но самый удивительный из всех рогов – это знаменитый Рог изобилия, из которого был вскормлен Зевс. Этот рог, из которого текла чистая жизненная сила, стал символом римского гения, объединяя силу и знание, как плоды одного источника.

Однако источник этот пробивается сквозь человеческое тело не только на голове. Все конечности оказываются выходами жизненной силы. Поэтому на кончиках пальцев вещество жизненной силы прорастает ногтями. И мы все прекрасно знаем, что волосы и ногти использовались в колдовстве как то, через что можно воздействовать на другого человека.

Правда, для этого используется жидкость, забытая Ониансом, – слюна, чьи волшебные свойства очевидны. И раны мы зализываем, и даже в русских сказках слюнки, которые герои развешивают по углам дома, помогают им сбежать из страшной ловушки.

Но в связи с этим мне хотелось бы напомнить еще об одной жидкости, почему-то совершенно обойденной вниманием исследователей. Это моча.

Моча бьет ключом еще из одной конечности, где избытки жизненной влаги выводятся из тела. Пальцы человека способны лечить, почему ребенок, ударившись, бежит к маме, чтобы она подула и погладила ушибленное место. Но моя бабушка лечила, заставляя ребенка сикать на перелом. И этот перелом, будучи даже открытым, срастался и затягивался за считанные дни. Использование детской и даже взрослой мочи в целительских целях в России повсеместно.

К тому же слово «моча» чрезвычайно сходно с «мочь». Мазыки, учившие меня, прямо связывали мочу с мощью. Безусловно, эта этимология неверна. Языковеды выводят мочу от «мочить» и «мокнуть». Этимология эта какая-то невнятная, как бы не глубокая, но очевидная. Мочь же выводится из древнерусского слова могти, родственного через индоевропейские корни со всеми другими языками, где это слово означает магию и силу.

И все же, несмотря на этимологическую случайность созвучия этих слов, само по себе место, где сила жизни выводится наружу в виде потока телесной жидкости, у всех народов, искавших силу, считается местом, откуда и надо силу извлекать. У палеоазиатских народов Сибири даже существовали соревнования «Кто дальше пустит струю», во время которых проверялась мужская мощь через способность пустить струю мочи как можно дальше.

И Родничок, и Мочевой пузырь каким-то таинственным образом связаны с силой. Но если силу головы мы без понятия знания даже рассматривать не можем, то силу источника мочи каждый может почувствовать сам, когда подымает тяжесть или пугается. Страшное требует силы, и мы в его предвкушении почему-то резко избавляемся именно от избытков мочи, как будто собираемся в плотный комок именно в то место, где и находится Источник мощи.

Наш знаменитый мифолог Владимир Николаевич Топоров, исследуя ритуал как основу мифологического мышления, посвятил жертвенному алтарю, вокруг которого и творился ведийский ритуал, статью, которая неожиданно связала силу со знанием. Дело в том, что алтарь на санскрите – это vedi-, что почти совпадает с veda-, то есть знание.

Конечно, тут возможны домыслы о прямом соответствии того и другого, но Топоров относится к этой прямой связи весьма скептически:

«Нельзя, впрочем, поручиться за то, что в софистицированном воображении риши не маячила и возможность связи veda- и vedi-, главный ведийский текст, содержащий священное знание, и главный объект жертвоприносительного ритуала – алтарь, жертвенник» (Топоров, Др. – инд. Vedi-, с.115).

Нет, в данном случае связь была более глубокой. Она коренилась на уровне понятия о порождении и увеличении жизненной силы народа. Для того чтобы понять это, необходимо принять то отношение к ритуалу, которое разделял Топоров. Во многом оно было сформулировано Мирча Элиаде как понятие о постоянном Возвращении к Истокам, ко времени Начал, когда в определенный миг пришедший в упадок мир должен быть уничтожен в огне обряда и возрожден, не как новый мир, а как тот Изначальный и утраченный.

«Чтобы воспроизвести акт творения в ритуале, необходимо уметь найти центр мира и тот момент, когда профаническая длительность бездуховного и безблагодатного времени разрывается, время останавливается и возникает то, что было „в начале“, в творящий „первый раз“» (Топоров, О ритуале, с.16).

Как найти этот центр мира?

Его надо просто создать, утвердив его в сердце своем, как средоточие чувств, мыслей и сил. Мы можем обратиться за описанием такого средоточия к Ригведе.

«В любом случае, даже оставляя временно в стороне некоторые дополнительные детали, не приходится сомневаться что vedi- здесь обозначает некий важный, в известном смысле центральный, ритуальный объект, на котором совершается священноотмеченное жертвоприношение, из чего уже с большей долей вероятности можно заключить, что речь идет о жертвеннике, алтаре, предполагающем в основном ровную, гладкую верхнюю горизонтальную поверхность» (Топоров, Др. – инд. Vedi-, с.109).

В действительности, в центре этой поверхности было углубление пальца на три, которое застилалось особой, пропитанной жиром соломой, которая и становилась главным связующим звеном между людьми и богами, поскольку именно она была ложем для бога, соединяющего миры с помощью огня:

«Сидящему на алтаре, любящему (свое) место, прекрасно сверкающему Агни принеси (его) лоно, как расплавленную массу (жира)» (т. ж., с. 110).

Жир, к тому же плавящийся, уже встречался нам ранее в качестве вещества жизненной силы в греческой и славянских мифологиях. Но мифология ведическая позволяет нам пройти глубже в то понятие, которое лежало в основе этого странного словоупотребления. Этот жертвенник оказывается местом, где с помощью огня происходит соединение жира в виде жертвенной соломы, называвшейся barhis, со знаниями и силой.

«В другом месте было показано, что barhis и brahman, обычно и справедливо трактуемый как молитвенная формула или универсальный принцип… этимологически родственны…, обозначая некую функционально важную конструкцию – опору, основание, соединение, что подтверждается и соответствующими данными других индоевропейских языков, восходящими к индоевропейскому *bhel-/*bher-(g» h)„набухать“, „надуваться“, „увеличиваться в объеме“, „возрастать“, „усиливаться“, „укрепляться“.