Сид и Ненси(СИ) - Страница 9
- Была драка, это я понимаю, - заговорил он, остановив наконец взгляд на разбитом лице Денниса. - Но кто ее начал?
Воцарилась пятисекундная тишина. Затем один из главных почитателей Денниса протянул руку в сторону смущенного Сида.
- Это он! - воскликнул он.
- Это он! Сид!
- Хромой Сидди! Это он начал драку!
- Ублюдок!
Сид явно чувствовал враждебное кольцо, смыкавшееся вокруг него. Полтора десятка пар глаз смотрели на него с явной неприязнью. Обвинительные слова бросали уже не только прихвостни Денниса, но и те, кто с самого начала был равнодушен к ним обоим. Сид чувствовал, что уже обречен...
- Неправда! - раздался вдруг, словно выстрел, громкий крик Ани, и сама она внезапно появилась рядом с мистером Коллинсом. - Сид никогда не начал бы драку, не дай Гриллс ему повода!
Она смотрела на грозное сборище вокруг тем гневным взглядом, который Сид последний раз видел восемь лет назад, когда отец хотел во второй раз ударить его. Взгляд этот обжигал как огонь и в то же время был холоден как лед. И под действием этой маленькой бури, бушевавшей внутри девочки, все вокруг как-то странно притихли и даже пристыженно опустили головы. Какая-то добрая девочка уже было открыла рот, готовясь, видимо, назвать истинную причину драки. Сид понимал, что снова спасен. Чувствуя себя на пике восторга, он даже осмелился улыбнуться мистеру Коллинсу, взгляд которого по-прежнему оставался строгим.
- Да как он только посмел, этот мерзкий уродец! Ударить ни в чем не повинного мальчугана! Да ты хоть знаешь, что с тобой могут сделать?!
Едва услышав этот визгливый голос, Сид понял, что все пропало. Сквозь толпу учеников проталкивалась воспитательница миссис Сидни, сухонькая сварливая женщина лет сорока, из тех, кто в Деннисе души не чаял. Отпихнув локтем Аню, она схватила Сида за руку и потащила его за собой.
- К директору! К директору! - беспрестанно выкрикивала она, и ученики испуганно расступались перед ней. Сид с мукой на лице оглянулся на толпу, на злорадствующего Денниса с приятелями, на выглядящего смущенным мистера Коллинса и на Аню, взгляд которой говорил: "Прости, я сделала все, что смогла". И правда - спорить с миссис Сидни, особенно когда дело касалось ее любимца, было невозможно. Лишь на мгновение мелькнуло это все перед Сидом, а затем входные двери школы захлопнулись за ним. Теперь он слышал только цокот каблучков воспитательницы, гулко разносившийся по пустым коридорам да сильное биение собственного сердца. Поход к директору означал окончательную гибель.
Спокойно выслушав визгливый рассказ миссис Сидни, то и дело прерывавшийся причитаниями ("О, бедный Деннис! Да он ему чуть нос не сломал!"), директор важно покивал большой квадратной головой с седым ежиком волос. Сид стоял перед ним молча, ничего вокруг не видя и не слыша.
- Что ж, великолепно, - произнес директор (он всегда говорил "великолепно", когда хотел подчеркнуть, что для виновного ученика теперь все хуже некуда). Ну что ж, я очень желал бы видеть твоего отца. Завтра же, - добавил он вкрадчиво, чтобы окончательно уничтожить мальчика.
...- Какого хрена?! - взревел Виктор, ударив кулаком по столу так, что стаканы и тарелки жалобно зазвенели. - Ну нет, с меня хватит! Мало того, что ты в этой гребаной школе и так ни черта не делаешь... Каждую неделю на тебя жалуются! Уроки прогуливает, с другими учениками не ладит, в работах одни "неуды"! А теперь еще и к директору! За драку! Это надо же до такого дожить!
Он отвел яростный взгляд от потупившегося в стол сына и уставился в стену, что всегда делал перед тем как сказать что-то особенно злое. Сид жалобно взглянул на сестру, которая только ободряюще похлопала его по руке и с тревогой взглянула на отца. Тот сидел, тяжело дыша, и кровь все сильнее приливала к его лицу, что обычно случалось лишь в минуты крайней ярости или во время пьянства. Время от времени он цедил сквозь зубы русские матерные слова. Сид успел за долгое время выучить не только значение всех этих слов, но и малейшие интонации в голосе отца, посредством которых он придавал ругательствам особое значение. В нынешней ситуации все они значили: "Ты, мелкий ублюдок, исчерпал мое терпение!" Затем, уставившись на сына так, словно не видел его, он прошипел со всей злобой, на какую был способен:
- Лучше бы ты, гаденыш мелкий, сдох в тот же день, как и родился, вместе со своей матерью...
- Папа! - закричала Аня тем страшным голосом, который безотказно действовал на отца уже восемь лет. - Не смей такое говорить! Если ты еще раз такое скажешь, то я...
Продолжать не потребовалось. Отец тут же опустил голову, как будто задумавшись о чем-то. Раздумье длилось недолго. Когда Виктор снова взглянул на сына, в глазах его читалась суровая решимость.
- В школу я не пойду, - угрюмо произнес он. - Но и ты туда больше не пойдешь.
Сид молчал. Он понимал, что в таких случаях спорить с отцом бесполезно.
- Как? - вскинулась Аня.
- Вот так, - отрезал отец. - Завтра же пойдет со мной на работу. Уже не маленький, хватит дурака валять.
- Как? В шахту? - изумленно воскликнула Аня.
- Да, в шахту, - спокойно ответил отец.
- Но он же...
- Да мне плевать на это! - заревел отец. - И это мое последнее слово! Все, хватит! - и, как восемь лет назад, он снова хватил по столу кулаком.
С этого дня у Сида началась совершенно новая жизнь. В шесть утра отец будил его громким стуком в дверь мансарды и криком: "Вставай, черт бы тебя подрал! Уже пора!" Аня в это время обычно еще спала, но тут ей приходилось вставать, чтобы приготовить отцу с братом нехитрый завтрак и проводить их. Впрочем, отец обычно отказывался от завтрака и Сиду не позволял есть, говоря: "Пожрав с утра, о работе потом меньше всего думаешь". После этого отец и сын выходили из дома и спускались вниз по склону холма, а Аня, стоя на крыльце, долго махала им вслед. Она теперь по-настоящему волновалась за младшего брата - на такой опасной работе с ним могло случиться все что угодно.
Пять минут спустя Виктор с сыном уже тряслись в старом ржавом автобусе, который вез их за десять миль к западу, в сторону шахтерских поселков. В автобусе Сид каждый день видел одних и тех же людей: старушку в драной вязаной шали и с пыльной сумкой на коленях, все время что-то тихо напевавшую себе под нос, католического священника с молитвенником на коленях, в роговых очках и с постным лицом и двух молодых фермеров, которые постоянно громко разговаривали, шутили, а иногда даже приветливо улыбались ему. Всю дорогу мальчик сидел, отвернувшись к окну, и угрюмо созерцал унылые пейзажи, проносившиеся мимо. Но уже через несколько минут отец тряс его за плечо - им пора было выходить. И Сид был вынужден расставаться с уютной обстановкой в автобусе, с загорелыми улыбающимися лицами молодых фермеров, с доброй седой старушкой и безразличным ко всему священником. Взамен этого его охватывал неприятный сумрак, который, казалось исходил от всего вокруг: от приземистых, с плоскими крышами домишек, напоминавших бараки, от рабочих в черных комбинезонах, с испачканными сажей лицами, от самой шахты, которая распахивала перед ним, словно пасть, свое черное жерло.
В первый же день хозяин шахты, невысокий лысый мужчина с хмурым лицом, посмотрел на Сида и недовольно сморщился.
- И ты всерьез предлагаешь пустить этого заморыша вниз? - с презрением осведомился он у Виктора. - Да он на первой же смене подохнет! Ты только посмотри - у него ребра во все стороны так и торчат. А руки? А спина? Ты вообще в своем уме - приводить этого дохляка сюда?
- Не беспокойтесь, мистер Мэтс, - бодро ответил Виктор и похлопал сына ладонью по плечу так, что колени у того подогнулись. - Я вам ручаюсь, что он будет работать не хуже меня или Бена Тайлера. А уж я, если что, за ним присмотрю. Все-таки он мне сын родной.
- Ладно, - махнул рукой Мэтс. - Только вниз я его все равно не пущу. Помрет еще, а я потом за него отвечай! Пусть остается наверху. Платить буду только половину, а то другие еще возмутятся. Все, за работу, живо! - он похлопал в ладоши, поторапливая.