Сибирская жуть-3 - Страница 82
Возникает, конечно, вопрос: а если я чего-то не знаю, потому что из другой страны? Так ведь для них, для диких, такого быть не может. Для них человек — это только из их племени. Иностранец, иноплеменник — это не человек, а в лучшем случае большой ребенок. Это в самом лучшем случае. Потому что чаще всего иноплеменник — это вообще не человеческое существо, а что-то вроде двуногого животного.
— Как у римлян «говорящие орудия»?
— Или как у римлян, или как у славян «немцы» — то есть немые, не умеющие говорить. Ведь единственный язык — это славянский, остальные языки — это как мычание или гавканье. Мне иногда говорят: «Ничего себе! Они что, ваши первобытные, фашисты?»
А я только и могу сказать: мол, ну какие там фашисты… Фашисты — это те, кто пытается жить, как жили первобытные люди… Только у них плохо получается. Но в общем уже понятно, почему я не стал спрашивать, что такое «три машины» и как долго нужно «три машины» идти. Ведь взрослый человек не задает вопросов, он сам знает, и что такое «одна машина» и «три машины».
Назавтра утром выходим. Жара тропическая… это трудно описать, что такое. Идем час, второй, третий… С меня уже давно пот градом, буквально шатает. А мы себе идем да идем. Проводник идет себе и идет, как ему удобно. Опять же — взрослый человек умеет ходить, и никто никого никогда не ждет.
— А если маленький? Не может, как взрослые?
— Как только ребенок перестал быть все время с мамой, он должен учиться быть взрослым. Пошел со старшими? Ходи, как они. Никто не будет к тебе приспосабливаться, никто медленнее не пойдет.
— А если ребенок от взрослых отстанет, а там какой-то зверь? Скажем, лев?
— Ну-у… Тогда, наверное, может случиться что-то плохое… Такой ответ вас устраивает?
— Как же так?! Ведь люди же могут погибнуть! Дети!
— Ну и что? Для них что важно? Чтобы человек как можно раньше стал взрослым. Умел бы ходить очень быстро, знал бы съедобные растения, умел охотиться, мог бы сделать любую работу. Часть детишек погибает. Но ребятишек всегда много, их жизнь совершенно не ценится. Вырастут или погибнут… и все тут.
Так вот, идем мы и идем, и я знаю, что спрашивать ни о чем нельзя и просить идти помедленнее тоже нельзя, если я хочу с ними и дальше работать. Но все-таки я не выдерживаю, спрашиваю — далеко еще?
А мой проводник отвечает:
— Первая машина.
И рукой показывает — вот, мол, первая машина! Я в ужасе. Если мы четыре часа шли и это только «одна машина», так это мы «три машины» будем идти двенадцать часов?! Я не выдержу! А проводник спокойно так:
— Вторая машина!
И я вижу, что на лугу вросла в землю машина — броневик. У них несколько лет назад прошла гражданская война, и такого добра везде сколько угодно. А из-за этой машины торчит вторая машина — точно такой же броневик, почти рядом. У меня вообще уже никакого соображения нет, что дальше будет. Прошли мы еще минут пять, спускаемся к речке, проводник оборачивается и мне говорит:
— Третья машина!
И вижу — третий броневик врос в землю возле переправы. Вот мы и пришли! Вот оно это место, «три машины». Вот тогда я и понял, что для первобытных людей нет ни километров, ни часов. Мы меряем расстояния, а он ничего не меряет. У него не расстояния — а знание разных мест, урочищ. Он не говорит, как пройти и как далеко. Он говорит вам — вот это в таком-то урочище. И если вы взрослый человек, вы должны знать сами, как это далеко и как пройти.
— Так ведь первобытные люди расстояния измеряют в часах пути. Или в днях пути…
— Это уже следующий этап. Это уже высокий уровень развития — когда понимают, что надо рассказывать, как пройти.
Ну так вот: горожанин, как правило, с особенностями культуры местных совершенно не знаком и не принимает всего этого во внимание. Более того — он понятия не имеет, что нужно делать какие-то поправки и что местные мыслят не так, как он сам. Такие рассуждения очень часто ему кажутся то ли снобизмом и высокомерием, то ли даже расизмом. На самом же деле содержится в них исключительно здравый смысл и житейская опытность! И уж, конечно, ни миллиграмма высокомерного отношения к людям, ведущим совсем иной образ жизни…
Но тут мы невольно начинаем обсуждение уже не столько самих «чертовых кладбищ», сколько народа, кинувшегося изучать загадочное явление… Потому что о самих «проклятых местах» пока сказать можно одно — скорее всего, в верховьях Ковы они и правда есть. Что представляют они из себя — можно попытаться понять, и такую попытку я в свое время предприму. Но в том-то и беда, что от силы 10-20% информации про «чертовы кладбища» мы имеем от местных жителей, от стариков, которые что-то видели еще в довоенное время (да и то в передаче самопальных собирателей информации). А 80, даже 90% того, что мы знаем (или «знаем»?), получено от участников разного рода самодеятельных экспедиций. И это довольно печально…
Потому что как вообще организуется обычно такая экспедиция? Для понимания, кто и почему в них участвовал, придется вспомнить «счастливое» советское время. Мои ровесники, люди между 40 и 50, без труда узнают все эти реалии (другое дело, что отнесутся к ним по-разному). Для людей же, которым сейчас меньше 30, многое покажется крайне диким и даже попросту невероятным… Но уж тут я не виноват!
В советское время жители СССР имели, может быть, и не такой уж высокий, но зато гарантированный уровень жизни. Жить было порой довольно противно, многие жили тесновато и бедновато, но обеспечить себя и семью минимумом необходимого было не очень трудно. Возможности же улучшать свое положение оставались очень невелики, и большинство людей довольствовалось тем, что у них и так есть, без чрезвычайных усилий. Отряд тех, кто имел и достаток, и досуг, и неплохой уровень образования, в масштабах СССР исчислялся десятками миллионов человек. Должны же люди чем-то заниматься?! Вот и занимались, тратили энергию, кто как умел: на чтение книжек про НЛО, магию: тибетскую, белую, черную, китайскую, какую-то еще, не помню наименований. На экстрасенсорные явления, на способности отдельных индивидов читать пальцами рук, пальцами ног, языком и ягодичными мышцами, садясь голым задом на текст.
Экстрасенсорикой тоже занимались года с 1970, а может быть — и гораздо раньше. Я даже не буду отрицать, что у людей могут быть какие-то необычные способности — то же ясновидение или способность к телепатии (в конце концов, гипноз тоже очень необычная штука, только к нему все привыкли). Но, разумеется, на одного человека с этими самыми необычными способностями приходилось десять самых примитивных шарлатанов, а на этих десятерых — сотня тех, кто и не претендует на владение чем бы то ни было, а хочет приобщиться к источникам знания, готов слушать любой бред из уст новоиспеченных «гуру» и прямо-таки жаждет войти в общину владеющих истиной в последней инстанции.
Вокруг экстрасенсов и особенно «экстрасенсов» возникало то, что теперь называют словцом «тусовка». То есть вокруг каждого такого человека уже независимо от его желания начинали тусоваться неофиты. Те, кто хотел получить из рук «экстрасенса» некое высшее знание, ответы на все существующие в мире вопросы и точнейшее знание, «как надо»!
Такая компашка имела и самостоятельную ценность, независимо от идеологии, вокруг которой собиралась. Соединение советского блата с советским же коллективизмом — вот чем была такая компашка! Человеку, особенно молодому, надо было только найти свою компашку, и многие из его проблем решались с волшебной легкостью!
В компашках было можно делать очень многое из того, чего нельзя было в официальной жизни. Мало того, что через компашки решались многие материальные и социальные проблемы — и «доставание» разных дефицитов (ведь трудились ее члены на разных предприятиях и в разных ведомствах), и социальная защищенность. В компашках многое, чего категорически «нельзя» было официально, реализовывалось «на раз». «У нас секса нет!» — это известнейшая фраза. И если в СССР секса «не было», то в компашках секс очень даже был, и если не было в одной компашке, никто не мешал плавно перетекать в соседнюю.