Сибирская жуть - Страница 50

Внезапно мне стало как-то жутко, одиноко. С камня открывался вовсе не тот вид, который был еще мгновение назад. Тоже хакасский, но какой-то совершенно другой; а впереди вообще мерцала какая-то серая пелена. Ребят, бродивших где-то по «футбольному полю», я перестал замечать. Где они?! И вообще, сколько я тут просидел, на этом камне?! Несколько минут или так долго, что все уехали?!

«Потеря» привычных пространства-времени оказалась настолько неприятной, что я буквально рванулся к входу в Салбык... и тут же увидел отряд, увлеченно что-то обсуждающий. Обернулся – ничего даже похожего на серую мерцающую пленку, заслоняющую небосклон. Я не стал ничего говорить остальным, но когда уже сам привозил на Салбык экскурсантов, предупреждал, что такие эффекты возможны.

Стоит ли удивляться, что с раскопками курганов связано несколько совершенно удивительных историй, которые я расскажу отдельно.

В 1990 году я вел раскопки поселения Подъемная II в 2 километрах выше по реке Верхняя Подъемная от деревни Береговая Подъемная.

Равнинный левый берег Енисея и тут же горы правого круто обрываются к воде. Петляющие по равнине речки медленно стекают к Енисею, рассекают террасы левого берега. Поймы ограничивают светло-желтые песчаные обрывы, а на террасах шумят сосновые и березовые леса.

Поразительна красота этих мест. Множество оттенков зеленого и светло-желтого в поймах, прозрачная вода речушек, темная хвоя и бронзовые стволы сосен, а над всем этим – мрачные темно-синие из-за расстояния горы правого берега. И ярко-синее небо над всем.

Человек жил в этих местах с XII по VII века до Рождества Христова. Тогда уже существовали огромные империи Ассирии, Вавилона, Египта. Были написаны своды законов, многотомные истории, художественные произведения и стихи. Но все это – далеко, на Переднем Востоке, в Индии и Китае.

Здесь же, в Южной Сибири, продолжался родоплеменной строй, и появление государства, письменности и городов таилось в дали неведомого будущего. Здесь каждый год продолжалось одно и то же: простенькая борьба за жизнь – за еду, шкуры, жилье, тепло. Здесь жили большими семьями, по несколько неразделившихся братьев, по 20—25 человек в одном поселке. Разводили коров, овец и лошадей; делали маленькие хлебные поля, обрабатывая мотыгами участки мягкой почвы возле рек. Ни делать каналы, ни пахать на лошади не умели. Человеку было важно, чтобы река каждый год поднималась, заливала поле и приносила плодородный ил, увлажняла землю.

Скот не мог зимовать на Подъемной и вообще к северу от Красноярска: здесь снег выпадает высокий и лежит большую часть года. Только в степях Хакасии, где снега выпадает мало и где его сдувает сильными ветрами, скот можно было пасти зимой. Но летом степи в этих же местах выгорали так, что приходилось кочевать... Например, на север, куда вдоль Енисея лесостепь как будто высунула язык – тянется узкой полосой на добрых двести километров.

Каждый год люди приходили на Подъемную – скорее всего, шли с юга вместе с весной, поднимались на север вместе с новой травой. А осенью, до снега, люди откочевывали обратно.

Место было удобное – внизу излучина реки, в которую можно было загонять скот, не делая изгороди. Наверху – обдуваемая ветром терраса, где мало комаров и много сухих сосновых веток. Хорошо видно во все стороны, красиво... Это тоже, наверное, имело значение.

Не обязательно думать, что всякий раз селились на одном и том же месте: очень может быть, что поселок каждый год располагался немного по-другому... За много лет, даже десятков лет, образовалось поселение, которое тянется узкой полосой вдоль борта террасы метров на 300.

На Подъемной не было курганов; курганы этой эпохи – деревенское кладбище бронзового века – зафиксированы километрах в пятнадцати. В этом сезоне никто не планировал копать погребения; экспедиция разбирала слой поселения, шли обычные стандартные находки: обломки керамических сосудов, кости животных и рыб, обломки каменных и бронзовых орудий.

Кости человека сначала приняли за бараньи – до такой степени никто не ожидал здесь погребения. Вообще-то, степняки никогда не хоронили покойников прямо на территории обитания. А тут кости человека шли прямо в самом культурном слое поселения.

Основной вопрос – почему похоронили здесь, не на курганном кладбище? Закопали «не своего», кому покоиться там неподобало? Скажем, убитого врага? Случайного убитого? Казненного? Тогда почему прямо в слое поселения, где сами жили?

И человека этого вовсе не закопали как попало, а именно похоронили по всем обрядам, принятым в культуре. Похоронили очень странно, никак не отметив могилу, не насыпав курганной насыпи, но тем не менее – похоронили. Труп положили как полагается – в слабо скорченном положении: на боку, немного согнув ноги в коленях, руки под голову.

На груди скелета виднелось множество белых бусинок из полых птичьих костей – скорее всего, рябчика или куропатки.

На уровне костей таза лежали бронзовый «горбатый» нож и шило. Позже я показал эти вещи коллегам из Петербурга, и реакция была однозначная:

– Седьмой век до Рождества Христова... Самый конец карасукской культуры. Так что хоронили по всем правилам.

В трех метрах от погребения, ниже по склону, мы нашли остатки двух больших сосудов, каждый вместимостью почти с ведро. В такие керамические сосуды обычно наливали покойникам сопроводительную пищу – пища для него по пути на тот свет. Сосуды, полные бульона и молока, ставились вместе с погребенным в могилу, и поэтому обычно их раскапывают целыми: ведь ничто не могло повредить сосуды в яме. Это в слое поселений сосуды попадаются обычно только разбитые, совсем ненужные, и уже поэтому археологи любят погребения: в них больше неповрежденных вещей.

Здесь же целыми были только днища сосудов, а большая часть тулова раздробилась на множество кусочков. Полное впечатление, что сосуды вкопали неглубоко, буквально на несколько сантиметров – лишь бы хоть как-то держались. И сосуды сами по себе, под тяжестью снега и от внимания зверей, постепенно погибли. Мы находили кусочки этих двух сосудов на довольно большой площади, и все вниз по склону от донышек: обломки съезжали вместе с движущимся склоном.

Так что соплеменники приняли меры, чтобы погребенный попал бы в царство мертвых и чтобы он имел орудия труда на первое время: нож и шило. Его похоронили вполне заботливо.

И это не все! В трех метрах к востоку от скелета сделали каменную выкладку – выложили камешками – голышами площадку овальной формы, примерно полтора метра длиной и семьдесят сантиметров в самом широком месте.

Я, конечно, не могу доказать, что выкладка связана со скелетом, но ведь и такие выкладки в слоях поселений обычно не встречаются. Не то, чтобы они были редки, – их попросту вообще не бывает! Тут логичнее всего предположить, что между странным погребением и каменной выкладкой есть несомненная связь.

Камни кладки сверху были слегка прокалены, в щелях между ними попадались мелкие угольки. По-видимому, на кладке когда-то горел костер, и его тоже оставили почему-то под открытым небом.

Может быть, эту вымостку сделали, чтобы положить на нее труп? Может быть...

Вторая каменная выкладка в форме креста, совсем маленькая, сантиметров тридцать на тридцать, была сделана в неведомые времена возле самых плеч скелета. На ней, кроме угольков, попадались крохотные кусочки обожженной кости.

Но самое главное – скелет был далеко не полон. Отсутствовал череп. Не было кистей рук и ступней ног. Не было всех правых ребер и правой руки и плечевых костей.

Естественнейший вопрос: а где похоронили все остальные части тела этого покойника? Голова, добрая половина туловища, кисти рук и ступни ног – все это ведь было же где-то или похоронено, или сожжено... А может, съедено? Но тогда где именно?