Сибирская жуть - Страница 1

Сейчас, когда мы доживаем последние месяцы последнего века второго тысячелетия (что бы там ни говорили, а XXI столетие наступит лишь 1 января 2001 года, хоть тресни...), можно уже не бояться обвинений в «мистике» и «обскурантизме», поскольку они по нынешним временам не менее чем сотрясение воздуха – без малейшей пользы для мирового эфира и без малейших последствий для физических и юридических лиц. Сподобились, слава тебе Господи! Хотя еще совсем недавно, году в девяносто пятом, в толстенной и претендующей на объективность «Энциклопедии фантастики» некто А. Лукашин кропотливо разложил по полочкам отечественных мастеров жанра и припечатывал некоторых ярлыками «мистицизм» и «обскурантизм» столь рьяно, что невольно тянуло спросить автора сего словоблудия, не имел ли он кое-каких связей с кое-какими конторами во времена оны...

Впрочем, и нынешняя свобода, как ей, родимой, и полагается, не лишена перекосов. Если в советские времена единственной мистической книгой, имеющей право на существование, был «Коммунистический манифест» (Хорошенькое начало – «Призрак бродит по Европе...» Любой Стивен Кинг взвоет от зависти!), то потом маятник качнулся в другую сторону. Легионы черных, белых и серых магов бойко принялись «рубить капусту», заговаривая, отвораживая и привораживая от всего на свете, бурный поток публикаций об НЛО и изнасилованных марсианами дурочках, выхлестнул за рубежи здравого смысла, логики и прикладной психиатрии, экстрасенсов расплодилось, что грязи, ет цетера, ет цетера...

Истина, как давно успели усвоить Малдер со Скалли, где-то рядом. Точнее, как истине и положено, где-то посередине.

Именно посередине, меж фанатичной верой в любой бред, выдаваемый за подлинные рассказы о необычайном, – и скептицизмом агностиков, отрицающих всякие проявления «мира иного», я и попытался пройти, составляя этот сборник. В нем, конечно, есть и чистейшей воды сказки (каковые честно и поименованы «сказами»), но вот большая часть книги, нравится это кому-то или нет, содержит отчеты о событиях, происходивших на самом деле. О событиях, в которых частенько фигурируют эти... не к ночи помянутые.

Всех авторов я знаю лично. Всем верю, ибо: «Есть многое на свете, друг Горацио...» В особенности когда речь идет о Сибири, о необозримых, диких просторах, до сих пор лишь самую чуточку затронутых городской, техногенной, скептической цивилизацией. О просторах, где старое, непознанное, удивительное, странное и страшное имело все условия, чтобы затаиться, выжить, сберечься. И, что печальнее, иногда напоминать о себе слишком уж активно, сбивая спесь с иных обитателей техногенных мегаполисов.

И еще. Почти все вещи, составившие данный сборник, писались для себя, в стол, без всякой надежды на печатанье, в те времена, когда единственной мистической книгой... впрочем, я повторяюсь.

Так вот, почти все, что написано в книге «Сибирская жуть», – чистейшая правда. Верит кто-то этому или нет. В конце-то концов, ни вера, ни неверие ни на что реально не повлияют. Вот, скажем, кое-кому в Сибири достоверно известно, где находится знаменитая Золотая Баба. Ну и что? Добыть ее оттуда не легче, чем с Юпитера.

А вот вызвать некую сущность с помощью спиритического блюдечка порой легче легкого – но в тысячу раз труднее отправить ее назад, прогнать, избавиться. Но это так, к слову.

Необычайное существует. Авторы нашей книги так или иначе с ним сталкивались, о чем рассказали, как умели. Самое интересное, конечно, – это то, что в «Сибирскую жуть» не вошло и не войдет. Гласность гласностью, свобода свободой, но остаются вещи, о которых не хватит духу рассказать. Пусть даже уверен в их стопроцентной реальности. Очень уж это чужое, иное, нечеловеческое. Кто хочет, поймет.

Истина – где-то рядом...

Александр Бушков

Это было в середине лета 1977-го года. Лето это памятно в первую очередь тем, что именно тогда в Красноярском крае из магазинов начисто исчез шоколад, как выяснилось, лет на восемь-девять, но сначала никто такого срока не предполагал, все были удивлены: уж шоколад-то всегда на прилавках валялся...

Ладно, не будем отвлекаться. Наш отряд тогда, как говорят геологи, стоял на крохотной таежной речушке, у склона огромной, километров десять в диаметре, горушки, сплошь заросшей лесом. По другую сторону сопки – деревня, а километрах в пяти от нее – мы. Из деревни к лагерю вели две дороги, из космоса смотревшиеся, надо полагать, огромными полукружьями. По какой ни пойдешь от нас – придешь в деревню. По какой ни пойдешь от деревни... ну, соответственно.

Место это, как в первый же день выяснилось, было медвежьей территорией. Медведь – зверь оседлый, отмечает себе строго определенную территорию, на ней и изволит проживать. Этакое крохотное феодальное владение. Другим медведям внутрь помеченного пространства заходить не рекомендуется – будет хреново. Людям, в общем, проще. Соизволят допускать-с.

Медведь местный, как потом выяснилось, был этаким наследственным хозяином. Поколение, кажется, четвертое. И папаша его, и дедушка обитали в этих самых местах. С деревенскими поддерживался своего рода нейтралитет – медведь, тварь умная, в селе не пакостничал, коров, во множестве шлявшихся по тайге, никогда не трогал, а селяне, в свою очередь, воздерживались от актов вооруженной агрессии по отношению к династии топтыгиных. И всем было удобно, всем было хорошо.

В первый день, когда мы только прибыли и разбили палатки, мишка, естественно, возмутился. Дня три бродил где-то на вершине горы и орал средь бела дня, что твой Змей Горыныч – пугал и выпроваживал, авось да уберемся. Мы, конечно, и не подумали – рабочие планы Министерства геологии составляются без учета медвежьих эмоций. Медведь тем временем присмотрелся, сообразил, что ружей ни у кого из нагрянувших не имеется, охотиться они не собираются (такие вещи эта зверюга просекает четко), занимаются какими-то своими неопасными делами, а посему – черт с ними. Последующие три месяца, которые мы там прожили, мохнатый вообще не давал о себе знать, сосуществуя с нами настолько незаметно, что, если не знать о нем заранее, можно подумать, будто его там и нет.

Ну, это лирика... Итак, мы стояли на речушке. Два-три деревянных барака, оставшихся от каких-то предшественников, полдюжины палаток, пять-шесть молодых специалистов обоего пола с новенькими дипломами о высшем и среднем специальном образовании, два десятка нас, то бишь работяг. В общем, лагерь этот описан в романе «Охота на пиранью» – именно так он, должно быть, и выглядел, покинутый нами по окончании работ.

Пора о необыкновенном. Так вот... В тайге, надобно вам знать, скучновато, если ты не шатаешься по ней идиотом-туристом, а обосновался на все лето работать от зари и дотемна. Небольшая прогалина, самодельный мостик над речушкой, а вокруг – сплошная стена тайги. Скука. Поэтому, когда время от времени из города приезжала наша машина, обычно ближе к вечеру, весь народ заранее вылезал из палаток, едва заслышав в паре сотен метров урчание мотора.

Вот и тогда – вылезли. Скопились. Узкая дорога в одну раздолбанную колею, где с трудом протиснется одна машина, да и то задевая бортами ветки, просматривалась метров на сто, а далее резко поворачивала вправо, так что полагаться приходилось исключительно на слух. Все человек двадцать пять прекрасно слышали, как совсем близко натужно надрывается мотор, как скрежещет старенькая коробка передач. Совсем близко, под самым носом, за поворотом. Вот-вот появится...