Сибирская жуть – 7 - Страница 88

Но каждый год на эти острова не наплаваешься, и потому промышленников на них забрасывают раз в четыре года. Соберут команду – как правило, или беглых каторжников, или разбойничков, или в лучшем случае голь перекатную и пьянь несусветную – потому что кто же еще по доброй воле согласится на такую работу? Задача дать им с собой водки столько, чтобы не было мало на четыре долгих года, но и не много, чтобы не могли спиться и помереть. Самой-то шушеры не жалко, а вот убыток велик… Ну, и забрасывают эту команду на четыре года на безлюдный остров, и живут они там, и бьют котиков и каланов. А через четыре года эту команду снимают и завозят уже другую…

Тут же, совсем под боком, по другую сторону Берингова моря, всего в трех тысячах километров от Петропавловска-на-Камчатке, лежит Америка… И попрошу принимать мои слова всерьез! Да, именно что «всего в трех тысячах километров»! Потому что эти километры считают по морю – по вольному морю, по которому можно плыть себе в свое удовольствие и в любом направлении. Камчатка ближе к Америке, чем к Якутску, потому что 800 верст до Якутска по бурелому и по камням идти труднее, чем проплыть 3000 верст до Америки. А ведь в Америке тоже есть пушные звери, а у побережья есть котики и каланы…

Иркутские купцы Михаил Неводчиков, Андриян Толстых, Степан Глотов плавали к Америке, открывали Алеутские и Командорские острова, где торговали с алеутами и организовывали промыслы, приумножая свои капиталы. А в 1784 году Г.И. Шелихов основал Павловский порт на острове Кадьяк, положив начало русскому заселению Америки. Позже столицей Русской Америки стал Новоархангельск на острове, названном по имени первого управляющего Российско-американской компании А.А. Баранова.

Саму компанию формально основали уже после смерти Г.И. Шелихова, в 1799 году, и до 1800 года ее правление официально находилось в Иркутске. Но и после перевода правления компании в Петербург оперативное управление делами компании шло, кончено же, из Иркутска. А сам Шелихов приобрел такие капиталы, что с ним породнился сам граф Резанов, взял в жены купчиху, дочку Григория Шелихова.

Не обязательно, конечно, представлять себе всякого графа непременно снобом и мордоплюем, но что жениться на ком попало титулованная придворная знать не рвалась – это тоже факт. Так деньги из Русской Америки сделали иркутского купца вхожим в самое что ни на есть высшее придворное общество, в феодальную верхушку Российской империи.

А кроме всего прочего, и в Сибири, и в Соединенных Штатах Америки обитали еще и коренные народы… Каждый со своим характером, образом жизни и привычками. Вести торговлю с одними из инородцев было одно удовольствие – скажем, с коренными скотоводами-якутами. Они прекрасно понимали, что такое торговля, охотно перенимали у русских навыки ремесел, почти поголовно приняли христианство, и к середине XIX века чуть ли не половину населения Якутска составляли уже якуты. Появились якуты-купцы и якуты-чиновники, которые учили своих детей в гимназиях Иркутска, выписывали газеты на французском языке и переставали существенно отличаться от русской интеллигенции.

Якутов легко было зачислить в свой актив – так сказать, в число народов, которым Российская империя принесла цивилизованную жизнь. А вот индейцы-колоши русских чрезвычайно невзлюбили, и было за что: раньше, до появления русских, именно колоши брали дань шкурами морских зверей с алеутов, обращали в рабство окрестные племена. К XVIII веку сложилась примитивная, но в тех условиях действенная империя, в которой колоши играли точно такую же роль, какую русские – в Российской империи.

С появлением же русских на побережьях Америки примитивная империя колошей кончилась – все их данники теперь продавали шкуры русским, а русские внимательно следили, чтобы никто не обижал их торговых агентов и поставщиков шкур каланов и котиков.

Колоши огорчались, что теперь они лишились прекрасного источника обогащения.

Алеуты и индейцы племени хайда огорчались, что колоши по-прежнему пытаются их грабить и забирают их детей в рабство.

Русские огорчались, что их лучезарные планы обогащения так неправильно понимаются и встречают сопротивление.

Все были огорчены, и из этого проистекали войны; жестокие до безумия войны первобытных людей, не умевших щадить ни самих себя, ни противника. Ворвавшись в русское поселение, колоши поступали привычно – то есть резали всех, кто попадался на пути, включая грудных младенцев в люльке. А если они даже брали пленных, то содержали их в таких условиях, что пленные возвращались калеками. Одну женщину пришлось учить ходить – два года она провела в клетке высотой от силы восемьдесят сантиметров и ходила только на четвереньках. Колоши приходили посмотреть на поверженного врага, очень радовались, хохотали и показывали пальцами, а насмотревшись, швыряли ей объедки.

Русские пытались быть великодушными, да и не уподобляться же дикарям?! Но для колошей поведение русских было проявлением не великодушия, а слабости и даже трусости. Правитель Российско-американской компании Александр Баранов пытался договориться с одним взятым в плен вождем, настроить его на более гуманный лад и получил великолепный ответ:

– Ты мне все равно ничего не сделаешь, ты боишься даже грудных детей!

Александр Баранов отдал приказ «не бояться», что колоши приняли совершенно нормально: по их представлениям, им следовало или поголовно погибнуть и всем вместе отправиться в Поля Счастливой Охоты, или же истребить ненавистных врагов. Пушнину они стали продавать американцам, чтобы получить побольше огнестрельного оружия, и еще в 1840-е годы вели с русскими самые настоящие войны.

Пытались засылать к колошам и православных проповедников… Но как ни удивительно, поговорка «каков поп, таков и приход», оказалась верной и здесь. У разумных, охотно перенимавших русскую культуру алеутов нашелся достойный пастырь – отец И. Вениаминов. Он не только окрестил алеутов, но изучил их язык и перевел на алеутский язык Библию. Знающие люди говорили мне, что в переводе на алеутский звучит примерно так: «Усатый-как-морж-умный-как-касатка-старик-который-сидит-на-высокой-горе-и-все-видит». Но даже если это так – перевод-то был сделан, и алеуты с начала XIX века все чаще стали жить в деревянных избах, с образами в красном углу, разнообразной посудой и печами, одеваться в европейскую одежду. Очень быстро появились и русско-алеутские браки.

Так что и проповедь Вениаминова была очень успешной, и алеуты обрели достойного их пастыря.

А вот колошам доставались почему-то священники в основном из сосланных второй раз. Ссылали, скажем, священника за непробудное пьянство и за алкогольный дебош из Европейской России в Сибирь. Попадает он в Иркутск, принимается за старое, и священника ссылают второй раз – теперь уже в Америку! Такие горе-пастыри, порой даже с психиатрической клиникой, и доставались колошам. Но возвращались из их земель как раз только сумасшедшие; что поделать, уважают первобытные люди сумасшедших! Одного такого священника с приветом колоши как-то раз даже съели – так сказать, причастились его плоти и крови.

Последние годы считается хорошим тоном «разоблачать» колониализм и разъяснять, что это колонизаторы были плохие, а первобытные люди были как раз хорошие, защитники своей родной земли и вообще молодцы. Соответственно, и все упоминания о людоедстве первобытных людей трактуются очень просто – как откровенное вранье, имеющее целью оправдать колониальные захваты и ограбление чужих земель. И вообще первобытные люди рассматриваются как своего рода люди, живущие в природной идиллии, экологически правильно и показывающие нам пример, как надо жить.

Только вот колоши – это довольно крепкие орешки. И воевали они не столько за родную землю, сколько за право мордовать и грабить другие племена, и зверей истребляли без всякого учета экологии. И людей они ели, что тут поделаешь… Кроме истории со священником, известно еще по крайней мере два хорошо документированных случая, когда приговоренного съедали сами же судьи – в том числе и для того, чтобы проникнуться его качествами.