Сибирская жуть – 7 - Страница 75
Дело в том, что груша эта была посвящена Полидевку и Поллуксу, братьям Диоскурам, покровителям всех путешествующих, спасителям людей от опасностей. Когда-то мессенцы оскорбили братьев Диоскуров, и теперь ни одному мессенцу нельзя было ждать от них ничего хорошего. Вот и сейчас главный жрец Мессении Феокл увидел Диоскуров в ветвях груши и дико закричал Аристомену:
– Не смей бежать возле груши!
Но было поздно. Аристомен пробежал под самыми ветвями груши и… конечно, легче всего сказать, что спутанные ветки дикого дерева выбили у, него щит из рук. Или что Аристомен перепугался и сам выронил оружие… Во всяком случае, щит у него бесследно исчез, а ведь не было страшнее бесчестия для эллина, чем потерять щит на поле боя. «Со щитом или на щите» – так было сказано спартанскому воину матерью, и слова старой спартанки стали поговоркой в Элладе.
Может быть, Аристомен выронил щит; может быть, щит выбили ветки – сами собой, без всякой помощи Диоскуров. Может быть, Аристомен считал, что Диоскуры у него выбили щит, исключительно из невежества и суеверия. Но, во всяком случае, вот факты: как ни искали щит Аристомена на поле боя – а не нашли! Поле осталось за мессенцами, и возможностей искать щит было предостаточно, но щит, на котором нарисованный орел охватывал края лапами и крыльями, исчез бесследно.
Аристомен пошел к Трифонию – он считал, что это Диоскуры выбили и похитили у него щит, и против их козней можно действовать, только заручившись поддержкой других богов. Так вот, Трифоний щит Аристомену вернул: из подземной щели царь Аристомен поднялся со своим щитом, закрепленном, как положено, на левой руке.
Может быть, хитрые жрецы подкинули щит? Тогда возникает все же вопрос – куда же он делся из-под груши?! Можно сочинить множество детективных сюжетов разной степени достоверности… Но стоит ли? В конце концов, перед нами некий факт: ну, вернулся щит к Аристомену! А вот объяснить этот факт без дополнительной информации трудновато: может быть, не нужно этого делать?
Греческое язычество хорошо изучено, потому что есть много источников – письменных текстов, описывающих, во что верили люди и как они поклонялись своим богам. Язычники Сибири, увы, были неграмотны, и даже не очень обширные источники Кыргызского каганата почти полностью утрачены – монголы не сохраняли архивов покоренных ими стран.
Но аналогии нетрудно провести, и получается, что писаницы в труднодоступных местах – это места паломничества, отшельничества, углубленного размышления. К таким местам, к месту жительства богов и духов, житель Сибири шел, вероятно, так же, как шел к святилищу Дельфийского оракула Крез и к Трифонию Аристомен.
Как представляли себе богов и духов сибирские язычники? Кто они были, их боги? Воплощения сил природы, персонификации тех сил, с которыми сталкивался первобытный человек, могут быть представлены в виде различных существ. Их облик, имена и характеры, скорее всего, мы не узнаем никогда – в отличие от греческих богов, обитателей Олимпа.
Скорее всего, это были духи конкретных мест, и чем необычнее и чем сильнее проявляло себя место – погодой, минерализованной водой, открывающимися видами, тем необычнее и сильнее и дух, воплощающий в себе особенности этого места.
В более поздние времена появлялись и языческие боги, воплощавшие в себе целые природные силы или даже общественные явления, – как Посейдон олицетворял собой все море, а Меркурий отвечал за торговлю.
Можно долго и бесплодно спорить, существуют ли эти духи и боги в действительности или же они – только названия сил природы, которые человек давал им от своей слабости, от непонимания настоящих законов жизни природы. Что, правда, очень сомнительно. Это первобытный человек, который якобы так уж боялся и не понимал окружающего мира и от собственных страхов сочинял сказки про духов… Вот это-то наверняка в лучшем случае сильнейшее преувеличение!
Более интересно другое… Ученые давно заметили, что все места поклонения богам и духам находятся или ниже, или выше той поверхности земли, на которой идет повседневная жизнь человека. Не случайно ведь шаманы делили мир на три области – нижний мир, населенный чудовищами, верхний мир, населенный призрачными существами, и средний мир, где живем мы с вами. Шаманы не делали различий между существами нижнего и верхнего мира. Грубо говоря, обитатели нижнего мира не считались у них плохими или демоническими, а обитатели верхнего мира – хорошими или ангелоподобными. И те, и другие могли вредить человеку, а могли быть расположены к нему. И тех, и других можно было подкупить, привлечь на свою сторону, а сильный шаман мог их напугать или победить.
Но даже и в этом случае все равно есть разница, у кого просить помощи – у духа, обитающего в божественно-холодном, пронизанном лучами солнца воздушном высокогорном пространстве, или у чудовища, скалящего жуткую морду откуда-то из подземелья. Храмы-пещеры и храмы-вершины сильно отличаются по характеру тех, у кого там просят помощи и защиты. А постепенно начинают отличаться и по характеру просьб – ведь светлое существо, может быть не с таким уж удовольствием поможет вам резать горла врагов и разбивать о деревья головки их младенцев. А светлая радость познания и творчества может оказаться не особенно близкой как раз обитателям бездны.
По мнению ученых Франции, уже в древнекаменном веке человек в пещерах искал контакта с миром духов, которые казались ему совершенно реальными. На мой взгляд, неплохо бы уточнить, как могли выглядеть те, к кому обращался человек, чем они могли заниматься в глубинах пещер, какого рода беседы могли бы вести со своими почитателями…
Так вот, в Сибири пещерных святилищ очень немного, и, по-моему, это различие – в ее пользу. В пользу тех, кто оставил нам писаницы, – за редким исключением, никак не привязанные к пещерам и даже к районам пещер, но очень часто привязанные к различным возвышенным местам.
Опять же – к этому можно относиться, как вам будет угодно… Но писаницы всегда были местами, которые ученые воспринимали, мягко говоря, неоднозначно.
Эмоции? Или не только?
Разумеется, все ученые устроены по-разному. Степень эмоционального восприятия писаниц, вообще склонность к эмоциям у них совершенно различна, но большинство, кто охотно, кто скорее с раздражением, с недовольством признавали, что на писаницах слишком сильно присутствуют те, кто их оставлял.
По-видимому, это ощущение, «эмоциональное, но столь понятное всем, кто имел счастье побывать в подземных святилищах…» [17] в пещерах Франции проявляется сильнее всего. Там исследователь отделен от мира повседневности многотонной громадой скал, уходит в загадочный и не очень подходящий для жизни человека минеральный мир подземелья. Да к тому же он оказывается в месте, которое было как бы законсервировано самой природой, в котором все сохранилось таким или почти таким же, как было в момент создания изображений.
Вот как описывает это ощущение известный французский ученый-археолог Жак Клотт в своей книге, посвященной пещерным памятникам Франции:
«Мы были охвачены странным чувством. Все столь красиво, столь свежо, почти слишком. Время исчезло, как если бы десятки тысяч лет, которые нас отделяли от творцов этих росписей, не существовали больше. Кажется, что они только что создали свои шедевры. Мы чувствовали себя незаконно вторгшимися пришельцами. Находясь под очень большим впечатлением, мы были угнетены ощущением, что были не одни: души художников нас окружали. Мы чувствовали их присутствие, мы их раздражали» [17].
Это пишет не экзальтированная барышня и не кабинетный невротик, даже не дилетант, впервые оказавшийся в пещере. Это пишет известнейший исследователь пещерного искусства, ученый, который много часов, в общей сложности сотни рабочих дней, провел под землей, копируя и изучая рисунки ископаемого человека.
Конечно, писаницы не в такой степени действуют на человека, как закрытые на десятки тысячелетий таинственные пещерные святилища. Даже те писаные скалы, что находятся в очень большом отдалении, на больших высотах, в опасных для жизни местах. Даже и тогда речь идет о воздействии разве что сравнимом, а не о таком же по силе.