Швейк во Второй мировой воине - Страница 9

Балоун (мрачно). Итак, о черной редьке. (Поет песенку "О приготовлении черной редьки".)

Во время исполнения песенки Бретшнейдер, на которого все смотрят, не

знает, вмешаться ему или нет. Он то садится, то встает.

Большую, черную старательно приметь-ка,

Скажи ей ласково: "Сестричка, потянись!"

Но, понимаешь ли, дерьмолюбива редька,

И рукавицами не грех бы запастись!

Растет у дома редька

Горда собой сама,

Ее мы крепко дернем,

Ее мы вырвем с корнем

Из дерь-ма!

Ты можешь, впрочем, купить ее за грошик,

Потом старательно и тщательно отмыть,

И понарезать кучу ломтиков хороших,

И крупной солью, крупной солью посолить.

Соли ее, задрыгу,

И знай, что в этом суть,

И не давай ни мигу,

И не давай ни мигу

От со-ли от-дох-нуть!

ИНТЕРМЕДИЯ В ВЫСШИХ СФЕРАХ

Гитлер и его рейхсмаршал Геринг перед моделью танка. Оба сверхъестественных

размеров. Воинственная музыка.

Гитлер.

Милый Геринг, вот уже четвертый год

Продолжается мой без пяти минут победоносный

поход!

Война расширяется. Захватывает все новые

делянки,

Необходимы мне новые бомбардировщики,

орудия и танки.

Следовательно, если иным бездельникам потеть

неохота,

Скрутить их в бараний рог! Пусть работают на

мою войну до кровавого пота.

Позвольте заострить ваше внимание на вопросе

неком:

(Как обстоят дела с маленьким человеком?

Станет ли вкалывать он, не устроит ли мне

какого подвоха?

Геринг.

Мой фюрер, само собой разумеется, что наша

эпоха

Заставляет маленького человека в Европе

прилагать такие же старания,

Какие прилагают маленькие люди в самой

Германии.

Моему управленью рабсилы не страшна

никакая помеха!

Гитлер.

Да! Именно в этом залог успеха!

IV

Скамья на берегу Влтавы. Приходит парочка, стоят, тесно прижавшись друг к другу, смотрят на Влтаву, потом идут дальше. Затем появляются Швейк и его

друг Балоун. Они все время оглядываются.

Швейк. Пан Войта скверно обращается с прислугой, эта у него уже третья со сретения и тоже хочет уходить, так я слышал, потому как соседи ее донимают, что сиз служит у хозяина, который не лучше Квислинга. Поэтому она не очень будет грустить, если вернется домой без песика, надо только, чтобы она была ни при чем. Ты садись на скамейку заранее, ведь она не сядет там, где никого нет.

Балоун. Разве я не должен держать конскую колбасу?

Швейк. Это чтоб ты ее тут же слопал? Садись уж, садись!

Балоун усаживается. Появляются две служанки, Анна и Кати, первая из них

ведет шпица на поводке.

(Обращаясь к Анне.) Простите, барышня, как пройти на улицу Палацкого?

Кати (подозрительно). Идите через Гавличкову площадь. Пойдем отсюда, Анна.

Швейк. Простите, но я еще хочу спросить, где же находится эта самая площадь, я не здешний.

Анна. Я тоже не здешняя. Кати, ответь ты пану.

Швейк. Это очень приятно, что вы не здешняя, барышня, а я и не заметил, что вы не из городских, и с вами такой милый песик. Откуда же вы?

Анна. Я из Противина.

Швейк. Тогда мы с вами почти земляки, я ведь из Будейовиц.

Кати (тащит ее). Пойдем, пойдем, Анна.

Анна. Сейчас. Может быть, вы знакомы с мясником Пехаром, он живет в Будейовицах на Кольцевой?

Швейк. Еще бы! Это мой двоюродный брат. Все у нас его очень любят, он очень симпатичный, всегда готов услужить, мясо у него всегда свежее, и он охотно дает довески.

Анна. Так оно и есть.

Пауза. Кати ждет с ироническим видом.

Швейк. Это ведь чистая случайность, когда земляки так вот встречаются на чужбине, не правда ли? Может, у вас найдется капелька времени? Нам есть что друг другу порассказать о Будейовицах, там вон скамеечка с чудесными видом на реку; это, знаете ли, Влтава.

Кати. Неужели? (С тонкой иронией.) Для меня это ново.

Анна. Там уже кто-то сидит.

Швейк. Один пан, он наслаждается прелестным видом. Следите хорошенько за вашим песиком.

Анна. Почему это?

Швейк. Я не хочу говорить ничего дурного, но немцы страшно любят шбак, до того любят, что это просто удивительно, в особенности эсэсовцы. Вы не успеете оглянуться, как собаку уведут да и отошлют к себе домой. Я сам недавно встретился с шарфюрером по фамилии Буллингер, он тоже очень хотел достать шпица для своей супруги, она в Кельне живет.

Кати. Значит, вы запросто разговариваете с шарфюрерами и прочими типами в этом роде? Пойдем, Анна, с меня хватит.

Швейк. Я беседовал с ними, когда сидел в гестапо, меня взяли за высказывания, угрожающие безопасности Третьей империи.

Кати. Это правда? Тогда беру свои слова обратно. У нас есть еще чуточку времени, Анна. (Идет к скамейке, впереди всех.)

Все трое усаживаются рядом с Балоуном.

Что же вы такое сказали?

Швейк (дает понять, что при постороннем он не может говорить на эту тему. Потом нарочито беспечным тоном). Нравится ли вам в Праге?

Анна. Нравится, но только мужчинам здесь нельзя верить.

Швейк. Да-да, это чистая правда, и я рад, что бы это знаете. В деревне народ куда честней, не правда ли? (Балоуну.) Прекрасный вид, верно, пан сосед?

Балоун. Ничего.

Швейк. Фотографу такой вид может пригодиться.

Балоун. В качестве фона.

Швейк. Ну, фотограф уж сделал бы из этого нечто великолепное!

Балоун. Я фотограф. У нас в ателье, где я работаю, есть задник с видом Влтавы, там она куда живописней. Мы снимаем на этом фоне немцев, эсэсовцев главным образом, они потом снимки домой посылают; на случай, если придется уйти, а вернуться нельзя будет. А это разве Влтава? Так какая-то завалящая речушка.

Девушки одобрительно смеются.

Швейк. То, что вы рассказываете, страшно интересно. Не могли бы вы сфотографировать барышень, снять их бюсты, простите, но так это называется.

Балоун. Пожалуй, мог бы.

Анна. Вот это чудесно. Но, конечно, не перед вашей Влтавой.

Все громко смеются. Затем наступает пауза.

Швейк. Знаете последний анекдот? С Карлова моста один чех услышал, как кто-то кричит по-немецки: "Спасите, тону!" Чех перегнулся через перила и отвечает: "Не ори так, лучше бы ты плавать учился, а не по-немецки болтать!"

Девушки смеются.