Шутки Господа - Страница 3

– О'кей, Перский! Мне надо в «Блуминдейл» к полчетвертого.

Раздался звучный хлопок, и Кугельмас очутился снова в Бруклине.

– Ну? – торжествующе спросил Перский. – Где вы видели подвох?

– Послушайте, Перский, я уже опаздываю: ярмо зовет. Но когда мы продолжим? Завтра?

– К вашим услугам. Не забудьте пару десяток. И никому ни слова.

– Ага. Я как раз собирался звонить в «Тайм».

Кугельмас схватил такси и помчался в центр. Сердце его пело. Я влюблен, думал он, у меня есть удивительная тайна. Мог ли он предположить, что в эти минуты в классах и аудиториях по всей стране ученики спрашивали своих преподавателей: «А кто этот персонаж на странице сто один? Лысый еврей целует мадам Бовари?» А старый учитель в Су-Фолсе (Южная Дакота) вздохнул и подумал: «Дети, дети… Травка, колесики… И вот результат».

Кугельмас отыскал Дафну в отделе ванных принадлежностей.

– Где тебя носило? – набросилась она на супруга. – Уже полпятого.

– Попал в пробку, – ответил запыхавшийся Кугельмас.

На следующий день Кугельмас снова пошел к Перскому и через несколько минут был чудодейственным образом перенесен в Ионвилль. Увидев его, Эмма не могла скрыть волнение. Они провели вдвоем несколько часов, смеясь и рассказывая друг другу о своем непохожем прошлом. Перед расставанием они любили друг друга. «Боже мой, я делаю это с мадам Бовари! – шептал самому себе Кугельмас. – Я, который всю жизнь путал артикли!»

Шло время, Кугельмас не упускал случая заглянуть к Перскому. У них с Эммой установились близкие и пылкие отношения.

– Не промахнитесь, Перский: мне нельзя появляться у Бовари дальше сто двадцатой страницы, – однажды предупредил волшебника Кугельмас. – Мы можем встречаться, только пока она не связалась с этим самым… Родольфом.

– Почему? – удивился Перский. – А вы не можете занять его часы?

– Занять его часы! Он же помещик, почти дворянин. Этим ребятам только и дела, что крутить романы и носиться верхом. По мне, таких пруд пруди на каждой странице «Женской моды». С причесочкой под Хельмута Бергера.[5] Но Эмма тает.

– А что муж? Ничего не заподозрил?

– Куда ему. Скучный маленький фельдшер, которого жизнь связала с тусовщицей. В десять он уже хочет спать, а она надевает бальные туфельки. Ну ладно… Пока.

И Кугельмас снова вошел в шкаф и тотчас же оказался в имении Бовари в Ионвилле.

– Как дела, симпапончик? – спросил он у Эммы.

– О, Кугельмас, – вздохнула Эмма. – Если бы ты знал, что мне приходится терпеть! Вчера в обед он заснул посреди десерта. Я говорила о «Максиме», о балете, мне было так хорошо, и вдруг слышу храп.

– Ничего, дорогая, я ведь снова с тобой, – сказал Кугельмас, обнимая ее.

Я заслужил это, думал он, погружая нос в ее волосы и вдыхая чисто французский аромат. Довольно я страдал. Довольно платил аналитикам. Сколько я искал, сколько потратил сил! И вот я с ней, юной и совершеннолетней, на пятой странице после Леона, за десять страниц до Родольфа. Чтобы взять свое, надо просто попасть в нужную главу.

Эмма, без сомнения, была так же счастлива. Она истосковалась по впечатлениям, и от волшебных сказок о бродвейской жизни, о мчащихся автомобилях и звездах Голливуда и телевидения у юной француженки захватывало дух.

– Расскажи мне еще про О.Джей Симпсона, – умоляла Эмма, когда они с Кугельмасом в сумерках бродили близ церкви аббата Бурнисьена.

– Ну что расскажешь? Великий человек. В нападении ему вообще нет равных. Потрясающая техника. Его просто невозможно остановить.

– А «Оскар»? – спросила Эмма мечтательно. – Я бы все отдала за него.

– Сначала нужно попасть в номинацию.

– Я знаю. Ты объяснял. Но я уверена, что смогу быть актрисой, если немного позанимаюсь. Может, у Страсберга, да? И если бы я нашла толкового агента…

– Посмотрим, посмотрим. Я поговорю со своим волшебником.

Этим вечером, благополучно вернувшись к Перскому, Кугельмас выдвинул идею, чтобы Эмма погостила у него и повидала большой город.

– Нужно обдумать, – сказал Перский. – Может, я сумею это устроить. Случались и более невероятные вещи.

Но оба так и не смогли припомнить ни одной.

– Где тебя всё черти носят? – прорычала Дафна, когда поздно вечером Кугельмас явился домой. – Завел потаскушку?

– Разумеется, как ты догадалась? – утомленно ответил Кугельмас. – Посидели с Леонардом Папкином. Обсуждали социалистическое земледелие в Польше. Ты же знаешь Папкина. Это его конек.

– Ты какой-то странный последнее время, – сказала Дафна. – Чужой. Смотри не забудь – у папочки в субботу день рожденья.

– Я помню, помню, – сказал Кугельмас, направляясь в ванную.

– Будут все наши. Приедут близнецы. И дядя Хэмиш. Ты с ним повежливей, он тебя любит.

– И близнецы приедут? Ну, великолепно, – сказал Кугельмас, закрываясь в ванной и избавляясь от голоса жены. Он прислонился к двери и глубоко вздохнул. Скоро он снова будет в Ионвилле, сказал он себе, с любимой женщиной. И на этот раз, если все пойдет хорошо, вернется с ней в Нью-Йорк.

Назавтра, в три пятнадцать дня, Перский совершил новое чудо. Любовники провели несколько часов в Ионвилле с Бине, а потом вернулись в экипаж Бовари. В соответствии с инструкцией Перского они крепко обнялись, зажмурились и сосчитали до десяти. Когда они открыли глаза, шарабан подъезжал к боковому входу отеля «Плаза», где с утра Кугельмас оптимистично заказал апартаменты люкс.

– Как хорошо! Все точно как я представляла, – говорила Эмма, весело кружась по спальне и разглядывая город через окно. – Это здание «Ф.А.О. Шварц».[6] А вон Центральный парк – а где же «Шерри»?[7] Ага, вот, вижу. Божественно.

На кровати лежали пакеты от Хальстона и Сен-Лорана. Эмма развернула сверток и приложила черные бархатные брючки к своей безупречной фигуре.

– Костюмчик от Ральфа Лорана, – сказал Кугельмас. – Будешь смотреться на миллион долларов. Иди ко мне, малышка, поцелуемся.

– Я никогда не была так счастлива! – воскликнула Эмма, крутясь перед зеркалом. – Давай пойдем в город. Я хочу скорее посмотреть «Кордебалет», Гуггенхайм и этого Джека Николсона, о котором ты все время рассказываешь. Сейчас идут какие-нибудь фильмы с ним?

– Непостижимо, – пробормотал профессор Гарварда. – Сначала – неизвестный персонаж по имени Кугельмас, а теперь она вообще исчезла из романа. Впрочем, я думаю, это и есть свойство классики: можно перечитывать тысячу раз, и всегда находишь что-то новое.

Любовники провели дивные выходные. Кугельмас сказал Дафне, что едет на симпозиум в Бостон и вернется в понедельник. Наслаждаясь каждым мгновеньем, они с Эммой ходили в кино, обедали в китайском квартале, провели два часа на дискотеке и, улегшись, смотрели фильм по телевизору. В воскресенье спали до полудня, побывали в Сохо и глазели на знаменитостей «У Элейн».[8] Вечером заказали в номер икру и шампанское и проговорили до рассвета. Утром, когда они ехали на такси к Перскому, Кугельмас подумал, что лихорадка того стоила. Я не смогу привозить ее сюда слишком часто, но время от времени… будет чудесный контраст с Ионвиллем.

У Перского Эмма забралась в шкаф и, устроившись среди свертков и коробок с покупками, нежно поцеловала Кугельмаса и подмигнула ему: «Следующий раз – у меня». Перский трижды постучал по шкафу. Ничего не произошло.

– Хм, – сказал Перский и почесал в затылке. Он снова постучал, но чудо не свершалось. – Что-то не в порядке, – пробормотал он.

– Перский, не надо шуток! – воскликнул Кугельмас. – Что тут может быть не в порядке?

– Спокойствие, спокойствие. Эмма, вы еще в шкафу?

– Да.

Перский постучал опять, на этот раз сильнее.

– Перский, я еще здесь.

– Я знаю, дорогая. Сидите смирно.

– Перский, нам необходимо отправить ее назад, – прошептал Кугельмас. – Я женатый человек, и через три часа у меня лекция. Маленькое приключение – на большее я не готов.