Шум и ярость - Страница 9

– Не буду, – говорит Кэдди. – Никогда не буду больше. Бенджи, Бенджи. – Заплакала, я тоже, мы держим друг друга. – Тихо, Бенджи, – сказала Кэдди. – Тихо. Никогда не буду больше. – И я перестал. Кэдди встала, и мы вошли в кухню, зажгли свет, и Кэдди взяла кухонное мыло, моет рот под краном, крепко трет. Кэдди пахнет деревьями.

«Сколько раз тебе сказано было, нельзя сюда», говорит Ластер. В гамаке привстали быстро. Квентина прическу руками. На нем галстук красный.

«Ах ты, противный идиот несчастный», говорит Квентина. «А ты его нарочно за мной повсюду водишь. Я сейчас Дилси скажу, она тебя ремнем».

– Да что я мог поделать, когда он прется, – говорит Ластер. – Поворачивай, Бенджи.

– Мог, мог, – говорит Квентина. – Только не хотел. Вдвоем за мной подсматривали. Это бабушка вас подослала шпионить? – Соскочила с гамака. – Только не убери его сию минуту, только сунься с ним сюда еще раз, и я пожалуюсь, и Джейсон тебя выпорет.

– Мне с ним не справиться, – говорит Ластер. – Попробовали б сами, тогда б говорили.

– Заткнись, – говорит Квентина. – Вы уберетесь отсюда или нет?

– Да пускай себе, – говорит тот. На нем галстук краснеет. На галстуке – солнце. – Эй, Джек! Глянь сюда! – Зажег спичку и в рот себе. Вынул изо рта. Она еще горит. – А ну-ка ты попробуй так! – говорит он. Я подошел. – Открой рот! – Я открыл. Квентина ударила спичку рукой, ушла спичка.

– Ну тебя к чертям! – говорит Квентина. – Хочешь, чтоб он развылся? Ему ведь только начать – и на весь день. Я сейчас на них Дилси пожалуюсь. – Ушла, убежала.

– Вернись, крошка, – говорит тот. – Не ходи. Мы его дрессировать не станем.

Квентина бежит к дому. За кухню завернула.

– Ай-ай, Джек, – говорит тот. – Натворил ты дел.

– Да он не понимает, что вы ему сказали, – говорит Ластер. – Он глухонемой.

– Да ну, – говорит тот. – И давно это?

– Ровно тридцать три сегодня стукнуло, – говорит Ластер. – Он с рожденья дурачок. А вы не артист будете?

– А что? – говорит тот.

– Да я вас вроде раньше в нашем городе не видал, – говорит Ластер.

– Ну и что? – говорит тот.

– Ничего, – говорит Ластер. – Я сегодня на представление пойду.

Тот смотрит на меня.

– А вы не тот самый будете, что на пиле играет? – говорит Ластер.

– Купишь билет – узнаешь, – говорит тот. На меня смотрит. – Такого надо взаперти держать, – говорит. – Чего ты с ним сюда приперся?

– Я тут ни при чем, – говорит Ластер. – Мне с ним не справиться. Я вот хожу и монету ищу – потерял, и не на что теперь билет купить. Прямо хоть оставайся дома. – Смотрит на землю. – У вас не найдется случайно четверть доллара? – говорит Ластер.

– Нет, – говорит тот. – Не найдется случайно.

– Придется искать ту монету, – говорит Ластер. Сунул руку в карман. – А мячик купить тоже не хочете?

– Какой мячик? – говорит тот.

– Для гольфа, – говорит Ластер. – Всего за четверть доллара.

– На что он мне? – говорит тот. – Что я с ним буду делать?

– Так я и думал, – говорит Ластер. – Пошли, башка ослиная, – говорит он. – Пошли смотреть, как мячики гоняют. Гляди, я тебе игрушку нашел. На, держи вместе с дурманом. – Ластер поднял, дал мне. Она блестит.

– Где ты взял эту коробочку? – говорит тот. Галстук краснеет на солнце.

– Под кустом тут, – говорит Ластер. – Я подумал, твоя монета.

Тот подошел, забрал.

– Не реви, – говорит Ластер. – Он посмотрит и отдаст.

– «Агнесса», «Мейбл», «Бекки»,3 – говорит тот. На дом поглядел.

– Тихо, – говорит Ластер. – Он сейчас отдаст.

Тот отдал мне, я замолчал.

– Кто у нее тут был вчера? – говорит тот.

– Не знаю, – говорит Ластер. – Они тут каждый вечер, когда ей можно из окна по дереву спуститься. Их не уследишь.

– Один все ж оставил следок, – говорит тот. На дом посмотрел. Пошел лег в гамак. – Топайте отсюда. Не действуйте на нервы.

– Пошли, – говорит Ластер. – Наделал ты делов. Пошли, пока мис Квентина на тебя там жалуется.

Идем к забору, смотрим в просветы цветов. Ластер ищет в траве.

– Вот в этом кармане лежала, – говорит он. Флажок полощется, и солнце косо на широкий луг.

– Сейчас пройдет кто-нибудь здесь, – говорит Ластер. – Да не те – те игроки прошли уже. Ну-ка, помоги искать.

Идем вдоль забора.

– Кончай выть, – говорит Ластер. – Раз не идут, не заставишь же их силой! Обождать надо минуту. Глянь-ка. Вон показались.

Я иду вдоль забора к калитке, где с сумками проходят школьницы.

– Эй, Бенджи! – говорит Ластер. – Назад!

«Ну, что толку торчать там, глядеть на дорогу», сказал Ти-Пи. «Мис Кэдди далеко теперь от нас. Вышла замуж и уехала. Что толку держаться за калитку там и плакать? Она же не услышит».

«Чего ему надо?» сказала мама. «Поразвлекай его, Ти-Пи, пусть замолчит».

«Да он к воротам хочет, глядеть на дорогу», сказал Ти-Пи.

«Вот этого как раз нельзя», сказала мама. «На дворе дождь. Неужели ты не можешь поиграть с ним, чтобы он замолчал? Прекрати, Бенджамин».

«Не замолчит он ни за что», сказал Ти-Пи. «Он думает, если стоять у калитки, то мис Кэдди вернется».

«Вздор какой», сказала мама.

Мне слышно, как они разговаривают. Я вышел за дверь, и их уже не слышно, и я иду к калитке, где с сумками проходят школьницы. Быстро проходят, смотрят на меня, повернув лица. Я сказать хочу, но они уходят, я иду забором и хочу сказать, а они все быстрей. Вот бегом уже, а забор кончился, мне дальше некуда идти, я держусь за забор, смотрю вслед и хочу выговорить.

– Бенджи! – говорит Ти-Пи. – Ты зачем из дома убегаешь? Захотел, чтоб Дилси выпорола?

– Что толку тебе выть там и мычать через забор, – говорит Ти-Пи. – Детишек только напугал. Видишь, на ту сторону от тебя перебежали.

«Как это он открыл калитку?» сказал папа. «Неужели ты, Джейсон, не запер на щеколду за собой, когда входил?»

«Конечно, запер», сказал Джейсон. "Что я, дурак? Или, по-вашему, я хотел, чтобы такое стряслось? В нашей семье и без того веселые дела. Я так и знал – добром не кончится. Теперь-то вы уж, я думаю, отошлете его в Джексон.4 Если только миссис Берджес его раньше не пристрелит…"

«Замолчи ты», сказал папа.

«Я так и знал все время», сказал Джейсон.

Я тронул калитку – не заперта, и я держусь за нее, смотрю в сумерки, не плачу. Школьницы проходят сумерками, и я хочу, чтоб все на место. Я не плачу.

– Вон он.

Остановились.

– Ему за ворота не выйти. И потом – он смирный. Пошли!

– Боюсь. Я боюсь. Пойду лучше той стороной.

– Да ему за ворота не выйти.

Я не плачу.

– Тоже еще зайчишка-трусишка. Пошли!

Идут сумерками. Я не плачу, держусь за калитку. Подходят небыстро.

– Я боюсь.

– Он не тронет. Я каждый день тут прохожу. Он только вдоль забора бегает.

Подошли. Открыл калитку, и они остановились, повернулись. Я хочу сказать, поймал ее, хочу сказать, но закричала, а я сказать хочу, выговорить, и яркие пятна перестали, и я хочу отсюда вон. Сорвать с лица хочу, но яркие опять поплыли. Плывут на гору и к обрыву, и я хочу заплакать. Вдохнул, а выдохнуть, заплакать не могу и не хочу с обрыва падать – падаю – в вихрь ярких пятен.

«Гляди сюда, олух!» говорит Ластер. «Вон подходят. Кончай голосить, подбери слюни».

Они подошли к флажку. Вытащил, ударили, назад вставил флажок.

– Мистер! – сказал Ластер.

Тот обернулся.

– Что? – говорит.

– Вы не купите мячик для гольфа? – говорит Ластер.

– Покажи-ка, – говорит тот. Подошел, и Ластер подал ему мяч через забор.

– Ты где взял? – говорит тот.

– Да нашел, – говорит Ластер.

– Что нашел – понятно, – говорит тот. – Только где нашел? У игроков в сумке?