Шум и ярость - Страница 28

– Шесть долларов? – сказал Шрив. – Это за что же?

– Шесть долларов, – повторил судья. Глаза его скользнули по Шриву, опять на меня.

– Но послушайте, – сказал Шрив.

– Заглохни, – сказал Споуд. – Плати, приятель, и идем отсюда. Нас дамы ждут. Найдется у тебя шесть долларов?

– Да, – сказал я. Дал судье шесть долларов.

– Дело слушанием кончено, – сказал он.

– Возьми квитанцию, – сказал Шрив. – Пусть даст расписку в получении.

Судья мягко поглядел на Шрива.

– Дело слушанием кончено, – сказал он, не повышая тона.

– Будь я проклят, если… – начал Шрив.

– Да брось ты, – сказал Споуд, беря его под локоть. – До свидания, судья. Премного вам благодарны. – Когда мы выходили из дверей, снова бурно взлетел голос Джулио, затем стих. Карие глазки Споуда смотрят на меня с насмешливым, холодноватым любопытством. – Ну, приятель, надо думать, с этих пор ты ограничишь свою растлительскую деятельность пределами города Бостона?

– Дурень ты несчастный, – сказал Шрив. – Какого черта ты забрел сюда, связался с этими итальяшками?

– Пошли, – сказал Споуд. – Нас там заждались уже.

Миссис Блэнд сидит в машине, занимает девушек беседой. Мисс Хоумс и мисс Дейнджерфилд; бросив слушать миссис Блэнд, они снова воззрились на меня с изящным и любознательным ужасом. На белых носиках вуальки приотвернуты, и глаза за сеткой зыбкие, загадочные.

– Квентин Компсон, – произнесла миссис Блэнд. – Что бы сказала ваша мать? Молодому человеку свойственно попадать в переплеты, но – арестантом по улице, пешком, под конвоем какого-то сельского полисмена? В чем они обвиняли его, Джеральд?

– Ни в чем, – сказал Джеральд.

– Вздор. Ответьте вы мне, Споуд.

– Он пытался похитить ту маленькую замарашку, но был вовремя схвачен, – сказал Споуд.

– Вздор, – сказала миссис Блэнд, но голосом угасающим как бы, и уставилась на меня, а девушки тихо и согласованно ахнули. – Чепуха, – бодро сказала миссис Блэнд. – Выдумка в духе этих невежественных простолюдинов-северян. Садитесь в авто, Квентин.

Мы со Шривом поместились на двух откидных сиденьях. Джеральд завел мотор, сел за руль, мы тронулись.

– А теперь, Квентин, извольте рассказать мне, из-за чего весь этот глупый сыр-бор, – сказала миссис Блэнд. Я объяснил; Шрив гневно сутулится на откидном сиденье, а Споуд снова развалился рядом с мисс Дейнджерфилд.

– Пикантность здесь в том, как ловко все это время Квентин дурачил нас всех, – сказал Споуд. – Мы его считаем юношей примерным, которому каждый может доверить родную дочь, и вдруг нате вам – полиция разоблачает его черные делишки.

– Перестаньте, Споуд, – сказала миссис Блэнд. Мы спустились к реке, и через мост, и проезжаем дом, где розовое платье висит в окне. – Это вам за то, что не прочли моей записки. Почему вы не вернулись, не прочли ее? Мистер Маккензи ведь сказал вам, что вас ждет письмо.

– Да, мэм. Я намеревался, но так и не зашел к себе.

– А мы бы сидели и ждали вас не знаю сколько времени, если бы не мистер Маккензи. Он сказал, что вы не зашли за письмом и мы пригласили его третьим кавалером вместо вас. Разумеется, мы и так всегда рады вам, Мистер Маккензи. – Шрив молчит. Скрестил руки, сердитый взгляд устремлен вперед, мимо каскетки Джеральда, английские спортсмены-автомобилисты носят такие каскетки. По словам миссис Блэнд. Миновали дом и три соседних, а во дворе четвертого, в воротах, стоит та девчушка. Без хлеба уже, и по лицу разводы, точно сажей.

Я помахал рукой – не отвечает, только тихо поворачивает голову за машиной, смотрит не мигая вслед. Едем вдоль стены, тени наши бегут по стене, потом на обочине мелькнул лоскут газеты, и меня снова начал разбирать смех. К горлу подступило, и я стал глядеть в листву деревьев, где косо просвечивал день, стал думать про тень клонящийся, про пташку, про мальчишек в реке. Но смех одолевал, я понял, что заплачу, если буду сдерживаться чересчур, и стал думать уже думанное: что я давно уже недевствен, раз столько их бродит в тени, головками девичьими шепчут, затаясь по тенистым местам, и оттуда на меня слова, и духи, и глаза, невидимые, ощутимые; но если все это до того просто, то ничего оно не значит, а если ничего не значит, то из-за чего тогда я… И миссис Блэнд сказала: «Вы что, Квентин? Ему нехорошо, мистер Маккензи?» – и Шрив пухлыми пальцами тронул меня за колено, а Споуд заговорил, и я перестал сдерживаться.

– Если ему мешает корзина с бутылками, то пододвиньте ее к себе, мистер Маккензи. Я захватила корзину вина, поскольку считаю, что молодым джентльменам пить следует виноградные вина, хотя отец мой, дед Джеральда «ни разу Ты ведь ни разу еще» В серой тьме растворено немного света Руками

– Было бы вино, а уж джентльмены не откажутся, – сказал Споуд. – Верно, Шрив? – обхватила колени себе голова запрокинута На лице на горле запах жимолости сплошь разлит

– И от пива тоже, – сказал Шрив. Снова тронул за колено. Я снова убрал ногу. как тонкий слой сиреневой краски Все о нем говорит заслоняя себя им

– Тогда ты не джентльмен, – сказал Споуд. и очертания ее не сумраком уже размыты

– Нет, я канадец, – сказал Шрив. все о нем да о нем Мигают весла движут его переблесками у английских автомобилистов такие каскетки а время несется внизу и только они двое очертаньем слитным навсегда Он в армии служил и людей убивал

– Обожаю Канаду, – сказала мисс Дейнджерфилд. – Дивная страна.

– А одеколон тебе пить приходилось? – спросил Споуд, одной рукой он мог поднять ее на плечо себе и унести бегом Бегом

– Нет, – ответил Шрив. убегает зверем о двух спинах39 и она размыта в переблесках весел Бегом как Эвбулеевы свиньи40 спорясь на бегу «А сколько их Кэдди»

– И мне не приходилось, – сказал Споуд. «Не знаю Слишком много Во мне было что-то ужасное, ужасное» Отец я совершил Ты ведь ни разу еще Мы ни разу ни разу А может

– …и дед Джеральда всегда сам нарвет тебе мяты до завтрака, пока на ней еще роса. Даже своему старому Уилки не разрешал – помнишь, Джеральд? – всегда сам нарвет, и сам приготовит себе джулеп41. Был педантичен в этом, как старая дева, отвешивал и отмеривал дозу по особому рецепту. Помнил этот рецепт наизусть, и только с одним человеком поделился им, а именно с Да У нас было Как ты могла забыть Подожди сейчас я напомню тебе Это было преступление мы совершили страшное его не скрыть Ты думала скроешь но подожди Бедный Квентин ты же ни разу еще А я говорю тебе было ты вспомнишь Я расскажу отцу и тогда волей-неволей Ты ведь любишь отца и мы уйдем на ужас и позорище в чистое пламя Я тебя заставлю подтвердить я сильнее тебя Заставлю тебя вспомнить Ты думала это они а это был я Слышишь я тебя обманывал все время Это я был Ты думала я в доме остаюсь где не продохнуть от проклятой жимолости где стараюсь не думать про гамак рощу тайные всплески дыханье слито пьют неистовые вздохи да Да Да да – самого пить виноградное вино не заставишь, но всегда говорил, что без корзины вин (в какой вы это книге вычитали – должно быть, там же, где про канотье) джентльмены на пикник не ездят «Ты любила их Кэдди любила их» «Когда они дотрагивались я мертвела»

Застыла в дверях на миг а в следующий Бенджи уже вопя тащил за платье в коридор и вверх по лестнице Вопит Толкает ее выше к двери в ванную Встала спиной к двери прислонилась прикрыв лицо сгибом руки а он вопит толкает в ванную К ужину сошла Ти-Пи его кормил как раз Он снова Сперва тихо захныкал но лишь подошла и коснулась он в голос Встала глаза зверьками загнанными Потом я бегу в сером сумраке пахнет дождем и всеми цветозапахами какими насыщен парной этот воздух А в траве вовсю пилят кузнечики но вместе со мною чуть опережая скользит островок тишины Из-за забора смотрит Фэнси смутно-пегая как лоскутное одеяло на веревке Вот чертов негр опять забыл задать ей корму Я сбежал к ручью в кольце кузнечиковой немоты скользящем как дыхание по зеркалу Она лежит в ручье головой на песчаном намыве и вода обтекает ей бедра На воде чуть светлей чем вокруг Подол намок тяжело зыблется с боков в такт течению зыбь гаснет и возникает опять из своего же струения Я стал на берегу Весь просвет водный в запахе жимолости а сверху так и сеет сеет жимолостью и треском кузнечиков и это даже кожей чувствуешь