Штука - Страница 7

– Жалостью?

– Да. Своей жалостью, унижением, своими ничтожеством… Мы собираем жалость по крупицам, направляем ее в нужные точки – и сильным становится невыносимо смотреть на нас, им становиться сложнее причинить нам боль. Они начинают, нехотя, отвлекать ресурсы от войн и других дорогих развлечений – чтобы повысить пенсию старушкам и инвалидам…

– Но ведь слабаки – это не только старушки, – я пожал плечами… – Видал я некоторых старушек – ого-го…

– Но если бы не мы – жалости не осталось бы и вовсе, – грустно сказал Хиляк. Все, что мы умеем делать – это страдать. А раз так – страдать надо на всю катушку.

– Звучит ужасно…

– Ты не понимаешь. Впрочем, у тебя будет время, чтобы понять…

В голове стоял туман, как над утренним болотом. Я окончательно потерял связь с действительностью. Снова наткнулся на взгляд бармена. Тот пялился на меня и улыбался.

Мне стало не по себе. Медленно повернул голову.

Это, наверное, паранойя – немногие посетители этого заведения, все, как один смотрят в нашу сторону.

– Кхе… Гм… – я с сомнением поглядел на Хиляка. – Мы не слишком привлекаем внимание?

– Ничего страшного, – улыбнулся Хиляк. – Они привыкли.

На фоне невнятного гула кафе тихо постукивал метроном.

Я проснулся от звонка в дверь. Тихонько сполз с дивана, поддернул сползающие трусы, на цыпочках прошел в прихожую.

Глянул в глазок. Черт, спросонья глаза отказываются наводить резкость.

Накинул цепочку, приоткрыл дверь. И даже не удивился, увидев на пороге унылого, мешковато одетого паренька лет семнадцати. Он молча протянул мне маленькую бумажную трубочку.

Это микро-свиток. Клан не пользуется телефонной связью: у него есть гонцы. Это не столь мобильно, зато дополнительная страховка – чтобы оставаться невидимыми на фоне буйного развития цивилизации.

Бегло пробежал взглядом мелкий скупой текст. Протер заспанные глаза – и прочитал снова. Пробормотал:

– Угу… Понятно… На словах ничего не просили передать?

Паренек значительно коснулся пальцем уха.

Немой. Значит, сообщению придается особая важность.

Прочел снова, мысленно повторил информацию.

Вернул свиток пареньку. Тот, не отводя от меня взгляда, отправил хрустящий пергамент прямиком в рот. И с тем же унылым выражением проглотил, даже не разжевав толком.

Право же, забавное зрелище. Только смеяться нельзя: этот мальчишка обрел смысл жизни в своей странной работе. И это неплохое начало карьеры для безнадежного слабака, к тому же придавленного немотой.

Осторожно прикрыл дверь, прошел на кухню. Настроение было безнадежно испорчено – вся надежда на чашку крепкого кофе. Налил воды в чайник, включил. Уставился в окно, облокотившись на подоконник.

Унылый осенний двор. Унылые люди, спешащие на унылую работу. Только нам унывать некогда…

– Кто приходил?

У Томы редкий талант – неслышно подкрадываться сзади. Живем вместе уже месяц – а я все никак не привыкну.

– Да так, ничего особенного… – проговорил я, оборачиваясь.

Ее руки уже тянулись, чтобы обнять меня. Красивые, нежные руки… Только я нарочно не смотрел на них – чтобы не видеть жутких багровых рубцов. Черт, надо заставить ее сделать «пластику» – раз и навсегда избавиться от этих «заметок на память».

Да, она резала себе вены. И, наверное, именно я спас ее. Странный случай. Предпочитаю думать, что это судьба. Хотя бы потому, что так оно и есть. Я тогда проходил очередное испытание перед инициацией, работал в одном из «телефонов доверия».

И позвонила она.

Почему-то я сразу понял, что девушка на том конце провода не шутила. И так быстро я еще никогда не бегал. Вообще-то, за спасение отчаявшихся слабаков у нас отвечают Ловцы – тогда у меня не было этого звания. Но все равно, я успел раньше. Хорошо, что порезы были не слишком умелыми – некоторые просто выковыривают вены и кромсают их в лапшу…

Тогда я просто выполнял свою работу и думал, что спас еще одного отчаявшегося слабака.

Но, оказалось, нашел нечто большее.

– Ну, раз ничего особенного, значит, так оно и есть, мой ковбой, – она притворно вздохнула и поцеловала меня.

Нет, так из мужика можно просто веревки вить. Наверное, у меня, сейчас совершенно идиотское выражение лица. Или, черт его знает, мою странную натуру – сверкающий взгляд кинолюбовника…

Это в нормальной человеческой среде она чувствовала себя никому не нужной, потерянной. Но мы – два сапога пара. И теперь в моем доме она – полновластная повелительница.

– Депеша пришла, – говорю. – Из центра. Алекс-Юстасу. На ковер вызывают.

– Ого, – она делает огромные глаза. – Значит, надо ехать. Форма одежды – парадная?

У нее такие глубокие глаза… Просто поразительно, что у какой-то сволочи хватило совести довести ее до последней черты.

– Форма свободная, – улыбаюсь. – Чрезмерного пафоса могут не понять. Тем более, не знаю, чего от меня хотят…

То, что меня вызвали «на смотрины» к самому Владыке, нисколько не радует, но и не является сюрпризом. Во-первых, меня давно уже ничего особо не радует. А во-вторых, я терпеть не могу всякого рода начальство. Пусть оно даже родом из слабаков. А, может, как раз это, напротив именно поэтому. Ну, и в третьих, настораживает такое вопиющее нарушение иерархии.

Я давно подозревал, что от меня хотят чего-то особенного. Чего-то большего, чем от других слабаков. Меня слишком быстро ввели в Клан. Слишком быстро стали поручать серьезные задания – будто торопились поскорее проверить меня, обкатать, как новенькую «иномарку»…

Конечно, с дисциплиной у слабаков обстоит похуже, чем в организациях сильных. Хотя, возможно, здесь просто принцип такой – неряшливости, ватности, размазанности – чтобы не было за что ухватиться. Ведь известно, что Клан распространяет свое влияние по всему миру, за исключением, пожалуй, совсем уж черной Африки и прочих джунглей. Не случайно там до сих пор вовсю продолжают резать и жрать друг друга. Но вот четкого взаимодействия у национальных ветвей нет и никогда не было. Наверное, это правильно. Хотя, скорее всего, я просто ничего толком не знаю. Слишком уж смехотворный у меня допуск…

– Ты вернешься сегодня? – дрогнувшим голосом спросила Тома.

Я дернул плечом:

– Кто его знает?

– Тогда позвони, ладно? Ах, да… – она развела руками.

Очень нелегко привыкнуть к тому, что можно собираться в дальний путь без мобильного телефона. Просто удивительно, как эта привычка – всюду таскать с собой мобильник – въелась в нашу сущность. Лично я до сих пор чувствую себя неуютно с чересчур легкими карманами. Но правила есть правила – с телефоном в Обитель нельзя.

– Пришлю письмо, – это такая шутка.

– Люблю тебя! – всхлипнула Тома, повиснув у меня на шее. Я невольно подумал – нет ли дома, не дай бог, каких-нибудь опасных таблеток.

Прочь дурацкие мысли, прочь!

Быстро собрался, подошел к двери. Замер, вспомнив…

– Забыл что-то? – спросила Тома. Она стояла в коридоре, прислонившись к стенке плечом, смотрела на меня каким-то жалобным взглядом.

– Да так… – пробормотал я, хлопая себя по карманам.

Нет, не забыл. Она на месте.

То, о чем не говорят даже любимой девушке. Мой странный талисман – открытка от самого себя…

У каждого слабака свой набор слабостей. Это моя: я всегда ношу с собой эту чертову открытку. Но это – между нами…

Мой путь мой лежит через Казанский вокзал. Потом электричка – и прочь из мегаполиса, где властвуют зубастые анималы.

Вообще, слабаки могли бы обосноваться и в городе. Простая логика говорит в пользу этого варианта. Но спросите какого-нибудь негра… пардон… Ну, этого, афро-африканца спросите, где ему лучше – в заснеженной Сибири или на солнечном пляже?

Серость, убогость и брезгливость окружающих – вот принцип, на котором строится незаметность и вездесущность Клана.

…В электричке удалось немного вздремнуть. Все-таки, гонец поднял меня слишком рано. Поначалу, конечно, беспокоили мыли о предстоящей встрече. Терзаемый предположениями и сомнениями, ерзал на жестком сиденье. Но потом незаметно отключился.