Штрафной удар - Страница 4
– Вы в этом уверены? – впервые вмешался в разговор начальник штаба. Он оторвался от бумаг и, почесывая толстым красным карандашом переносицу, внимательно смотрел на Петрова.
– Мне доложили, что в скаты машины не попала ни одна пуля – значит, по скатам не били. Следовательно, били по шоферу. Он им не требовался.
– Резонно, – сказал начальник штаба и опять уткнулся в бумаги.
– Вот поэтому мы и уделили основное внимание тыловым частям, – сейчас же вмешался Целиков.
Член Военного совета обменялся быстрым, едва уловимым взглядом с командующим и спросил:
– Скажите, товарищи, вы не обращали внимания на то, что легковые машины тщательно проверяются на контрольно-пропускных пунктах, когда они едут в тыл? Но когда они едут на передовую, бдительность явно притупляется. И еще одно. За все время войны я что-то ни от кого не слышал, чтобы его машину задержали где-нибудь впереди линии расположения штабов дивизий. Там устанавливаются или уже установились никем не писаные правила, по которым любая легковая машина обязательно своя и обязательно начальства, а поэтому проверять ее не следует. И машины носятся там где хотят и как хотят.
– Иногда напарываясь на минные поля или попадая под обстрел, – усмехнулся командующий.
Добровольский подвел-таки свои рассуждения-вопросы к логическому концу, и Петров увидел, как побагровела крепкая шея начальника смерша. Обнаруживался просчет.
– Вы правы, товарищ генерал, – сразу согласился Целиков. – Об этом не подумали. Сейчас же переориентирую людей.
Начальник штаба поднял голову и вопросительно посмотрел на командующего. Тот как будто ждал этого взгляда и неторопливо кивнул.
– Да. Оформите приказом по армии.
– Приказ приказом, – сказал Добровольский, – но мне хочется знать, что думает разведчик о возможном замысле этой группы противника?
Полковник Петров помедлил с ответом. Ход его мыслей раздваивался. Конечно, прослеживая рассуждения Добровольского, он профессионально, опять-таки мысленно, отвечал на его вопросы и, естественно, шел при этом дальше. И так же привычно он думал и за противника.
– Очевидно, сведения собраны, и группа стремится пробиться за линию фронта. На «виллисе» она может быстро и почти безопасно проскочить до самого переднего края и использовать психологический настрой людей из передовых подразделений: раз легковая машина, значит, начальство. А если группа располагает нужными документами, а она наверняка ими располагает, то она не только приблизится непосредственно к передовой, но и – при соответствующей вводной, а вводная может подкрепиться документами, – даже перейти его. Тем более что далеко не везде есть сплошная линия траншей.
– Резонно, – сказал начштаба, не поднимая головы.
Добровольский уточнил:
– Хуже того, может еще и прихватить пленных. Этакая механизированная группа захвата. Учтите, что на машине ночью риска у них ненамного больше, чем при обычном поиске. Наши поначалу растеряются, подумают, что начальство просто заблудилось, и не будут вести огонь по машине. А немцы не такие дураки, чтобы бить по машине, которая сама едет к ним в гости. Нет, такой вариант, или, как говорите вы, разведчики, такая легенда, вполне возможен.
Член Военного совета опять прошелся по горнице, ступая мягко, почти неслышно, склонив черноволосую голову, словно что-то выискивая на полу. Начальник смерша громко вздохнул и, уже обращаясь к командующему, сказал:
– Что ж… разведчики, видимо, матерые… А раз так, то, во-первых, им, знающим наши обычаи…
– Такие же обычаи и у противника! – уже пренебрежительно махнул рукой Петров. – Чинопочитание, внешнее проявление дисциплины у фрицев покрепче, чем у нас. Так что…
– Кстати, вы это учтите, – откуда-то из-за спины отозвался Добровольский.
– Слушаюсь, – отозвался полковник Петров, хотя еще и не представлял, каким образом его разведчикам в тылу противника пригодится возможный тактический прием, кажется, придуманный неизвестным противником.
Начальник смерша с точностью до мгновения уловил нужную паузу и продолжил:
– …сегодня совершенно ясно, что их вариант не удался и уже не удастся. Они вправе подумать, что кто-нибудь да разгадает их… уловку. Но это значит, что они, во-вторых, готовят запасной вариант перехода линии фронта. Вот этим вариантом и следует заняться. Вину принимаю, за перекрытием переднего края прослежу лично.
– Петров, – приказал командующий, – к вечеру приготовьте легенды для двух, самое большое трех групп. – Он помедлил и спросил: – Кстати, те ребята, что отличились в прошлой вылазке, на месте?
– Так точно, товарищ генерал. Одному из них вашим приказом присвоено звание младшего лейтенанта, а второму – старшины.
– Вот и о них не забудь, если они в форме.
– Проверю, товарищ генерал.
Начальник штаба передал командующему лист бумаги с проектом приказа о запрещении пользования легковыми автомашинами в непосредственной близости от переднего края вплоть до особых указаний и резком повышении бдительности.
Командующий читал так внимательно и отчужденно, что и разведчику, и смершевцу стало понятно: высшее командование армии их не задерживает.
– Разрешите идти? – спросил Петров и вместе с Целиковым вышел из горницы.
Став командиром взвода и присматриваясь к своим людям, Матюхин старался задним числом понять своего товарища по училищу Зюзина. Почему, например, Зюзин добился перевода в разведку снайпера Николая Грудинина? Ведь его очень редко включали в поисковые или разведывательные группы. Грудинин в основном вел наблюдение на переднем крае. Наблюдателей в разведке много. В сущности, каждый должен быть отличным наблюдателем, а других особых качеств за снайпером не отмечалось.
Длиннорукий, сухощавый, с маленькими острыми глазками на костистом нервном лице, Грудинин держался в стороне от разведчиков, может быть, потому, что был много старше большинства из них – ему было под сорок.
На занятиях Грудинин казался явным середнячком: все делал с должной добросовестностью, но без огонька. В свободное время, взяв винтовку с зачехленным снайперским оптическим прицелом – на занятиях он появлялся с автоматом, – Грудинин подходил к командиру взвода и, вытягиваясь, просил разрешения обратиться. Матюхин кивал:
– Разрешите отлучиться на два часа на стрельбище для отработки тренировочных упражнений.
Ни разу Грудинин не изменил порядка слов, ни разу не поднял взгляда на взводного, И отходил он от командира как-то странно – боком, мягко, бесшумно и каждый раз новой дорогой. Матюхин следил за его сутуловатой костистой спиной и замечал, как перед опушкой она распрямлялась, походка становилась легкой, скользящей, и Грудинин словно растворялся, в разнолесье.
В тот день, когда Андрей рассматривал машину майора Лебедева, обычные занятия отменили – люди не спали всю ночь, но Грудинин все равно подошел к лейтенанту и попросил разрешения потренироваться. Думая о своем, Матюхин кивнул и уж спустя некоторое время обернулся, чтобы проводить взглядом снайпера.
Именно в этот момент он и понял Зюзина. Разведчики противника так и не сумели расстрелять майора, А ведь он ехал в открытом «виллисе». Немцы же, как правило, пользуются закрытыми машинами, кузова которых сделаны из добротной немецкой или французской стали. Издалека такую сталь автоматная пуля может и не пробить. А снайпер… Снайпер убьет любого, на выбор, одним выстрелом. Вот на случай особого задания в тылу противника Зюзин и брал Грудинина.
Догадка эта несколько ошеломила Матюхина, и он, чтобы проверить ее, стал выдумывать варианты поисков, в ходе которых снайпер мог бы стать хорошим помощником. Результаты решений поставленных перед самим собой задач с помощью Грудинина получались весьма обнадеживающими.
С этого времени Матюхин уже не думал ни о чем, кроме предстоящего выхода в тыл врага. После обеда, так и не уснув, он отпросился у Маракуши на передний край – не терпелось по-новому обдумать на местности все возможности перехода линии фронта.