Штрафники Василия Сталина - Страница 22

Больше всего в этом городе Нефёдову нравился именно базар. Здесь было всё: грецкие орехи, курага, пучки сушёных дынь и жёлтые ядра только что доставленных с бахчи ароматных плодов, сплетённая, словно в женские косы айва. Местные продавцы – народ щедрый и разговорчивый. Прежде чем продать свой товар, они обязательно предложат его попробовать.

– Э, летчик, попробуй уртак! – на весь базар обращался к Нефёдову один из торговцев. – Кушай мой урюк, половина сахар, половина мёд. Ни у кого больше здесь такого нет. Покупай у меня, не пожалеешь!

Борис быстро смекнул, что, даже не имея в кармане ни гроша, можно до отвала наесться всякой всячины. Достаточно только изображать заинтересованного в покупке человека… И он не скупился на комплименты.

– Ай-яй-яй, какая вкусная у вас курага, уважаемый!.. Лучшего винограда я ещё не пробовал, мамаша… Эту дыню, мил-человек, вы явно привезли прямо из рая…

Однако примерно недели через три торговцы смекнули, что русоволосый мужчина в потёртой лётной куртке ничего не покупает, а только пробует их товар. После этого намозолившего глаза коммерсантам липового клиента стали довольно бесцеремонно отгонять от прилавков. К счастью, к этому времени деятельная натура Нефёдова вышла на новые источники пропитания.

Став персоной нон грата на базаре, он переключился на сбор дикорастущих плодов. Из этих промысловых экспедиций Борис возвращался домой с сумками, полными ягод тутовника, черешни, абрикосов и яблок. Часть ягод он даже выменивал у знакомых крестьян на домашние лепёшки и молоко.

Здесь в Средней Азии Борис заботился не только о собственной семье. Однажды он случайно встретил пожилую чету ленинградцев. Они жили у самого аэродрома, и однажды сами подошли к Нефёдову, узнать: не питерец ли он? Так Борис познакомился с Фёдором Петровичем Яковлевым и его женой Изольдой Марковной.

Эту семью эвакуировали на Восток в начале войны. В этот город пришла похоронка на их единственного сына. После войны старики не смогли вернуться домой (свой город они называли только Петербургом). Словно какая-то неведомая сила решила за этих коренных питерцев, что им более не суждено увидеть Неву, а предначертано упокоиться навеки в чужой земле: ленинградский дом, в котором старики жили до войны, разбомбило в период блокады. В университете, где семидесятилетний профессор преподавал более сорока лет, не пожелали вспомнить о пенсионере из бывшей царской профессуры. Вдобавок, когда супруги в 1946 году уже собрались было в дорогу, на вокзале местные уголовники стащили у них все деньги и какие-то документы.

Из-за этих украденных бумаг Фёдор Петрович и его жена не могли оформить полную пенсию и получали какие-то гроши. Только благодаря сочувствию хозяйки дома, в котором они снимали крохотную комнатушку, старики имели крышу над головой. Но закат их жизни проходил в страшных лишениях. Борис с Ольгой сразу решили взять над застрявшими на чужбине соотечественниками шефство, хотя и сами с трудом дотягивали до очередной зарплаты. Но они были молоды, а каково старикам жить на чёрством хлебе и воде!

Вариант – напрямую предложить знакомым деньги однозначно отпадал. Не смотря на своё бедственное положение, гордые ленинградцы никогда бы не приняли такой дар. Поэтому Борису и Ольге приходилось идти на хитрость. Каждый раз они изобретали какой-нибудь подходящий повод, чтобы пригласить профессорскую чету на скромный домашний ужин или в чайхану. На удачу быстро выяснилось, что старики исключительно приятные и интересные собеседники. Все вместе они теперь часто сидели в чайхане на городской окраине и слушали увлекательные истории Фёдора Петровича про археологические экспедиции, отправлявшиеся на поиски исчезнувших под песками времени городов из мифов Древней Эллады, или про раскопки тайных усыпальниц египетских фараонов, в которых профессору в молодости доводилось принимать участие…

Под настилом пола весело шелестела вода – местные чайные обычно строились над арыками или на берегу быстрых горных рек. А перед глазами Нефёдова возникали картины далёких экзотических городов, древних битв, сенсационных научных открытий. Это были прекрасные вечера! Они заряжали каким-то светлым оптимизмом. Окружающая жизнь начинала казаться не такой обыденной, полной загадок и счастливых возможностей. Борис и не подозревал о том, что очень скоро его жизнь и в самом деле кардинально, фантастически измениться…

Однажды Нефёдова срочно вызвали в республиканский центр. Надо было взять на борт партию медикаментов для районной больницы. При заходе на посадку Борис поразился дурной лихости экипажа буквально подрезавшего его зелёного военно-транспортного «Дугласа» Ли-2. «Спекулянты» (так в армейской авиации называли экипажи транспортных самолетов Ли-2Т за их страсть к географически-размашистым коммерческим операциям) шли, как им заблагорассудиться – чуть ли не поперёк полосы, явно игнорируя распоряжения наземных диспетчеров. Сорви головы снижались с очень большой вертикальной скоростью, едва не задевая плоскостями деревья и крыши домов. Такого лихачества «Анархисту» не приходилось наблюдать даже на войне.

– Что делают, черти полосатые! Пьяные они, что ли там? Да за такое морду бьют!!!

Нефёдов едва успел резко взять штурвал на себя и перепрыгнуть через идущий ему наперерез «Дуглас». Матерясь от души, Борис ушёл на второй круг…

После приземления Нефёдов подрулил свой самолёт к нужному ангару и пошёл получать накладные на груз. Всю дорогу он продолжал поминать крепким словцом транспортников, чуть не устроивших крушение и, кажется, даже не заметивших нефёдовский самолёт.

В управлении гражданской авиации к нему подошли двое смуглых, черноволосых офицеров-лётчиков. Один в звании майора, второй капитан. Майор предъявил Нефёдову предписание, напечатанное на бланке Главного управления кадров Военно-воздушных сил за подписью какого-то генерала, фамилию которого Борис не успел разобрать. Согласно предписанию, он должен был срочно явиться в Москву.

– Что за спешность такая? – недоумевал Борис. – Тем более я в отставке.

– Это не важно. Как кадровый военный вы должны понимать, что приказы не обсуждаются.

– Нет, я не полечу. У меня своих забот хватает, – упёрся Нефёдов. – В кадрах всё сделали, чтобы от меня избавиться, так что я им ничего не должен.

Поверьте, товарищ капитан, это в ваших интересах, – с многозначительным видом пояснил Нефёдову майор-кавказец. Борису понравилось, что он обратился к нему по званию, как к действующему офицеру. На самом деле Нефёдов скучал по армии. Да и вообще, в голосе майора звучала явная симпатия. Борис интуитивно чувствовал: эти двое явились сюда с миром. Во всяком случае, не было похоже, что они из «органов».

– Ладно, прошвырнусь с вами до Москвы, – немного поколебавшись, согласился Нефёдов. – Только мне надо жену предупредить… Когда я вернусь обратно?

– В 23.00 снова будешь здесь, дорогой! – оскалил крупные белые зубы в широкой радостной улыбке майор.

Каково же было удивление Нефёдова, когда его подвели к тому самому злополучному Дугласу с большой цифрой 13 на фюзеляже. Но это были лишь первые сюрпризы из череды неожиданных приключений, которые ожидали Нефёдова в этот день…

Сразу после посадки на Центральном аэродроме Москвы к нему подошёл молодцеватый полковник с очень красивым породистым лицом. Он очень походил на актёра Столярова. Полковник огорошил Нефёдова неожиданным предложением: провести учебный бой. Борис уже почти два года не сидел в кабине боевого самолёта, однако согласился, не раздумывая. Такая работа была по нему! К тому же раз сами предлагают, – зачем отказываться? Борис не задавался вопросом: что за надобность такая у полковника – вытаскивать его чёрт-те откуда и доверять дорогостоящую боевую машину?

Ясно было одно: затевается нешуточная показуха. Видимо, где-то наверху вспомнили о редком пилотажном мастерстве затерявшегося воздушного хулигана и решили ради какого-то особого случая временно извлечь его из небытия.