Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - Страница 8
– Танки! – заорал пробегающий мимо Крупенникова боец. И впрямь из кустов, с хрустом сминая подлесок бронированным лбом и облепленными глиной узкими гусеницами, высунулся угловатый корпус «четверки». Похоже, всего одной… твари бронированной. Длинный хищный ствол семидесятипятимиллиметровой пушки, увенчанный ажурным грибом пламегасителя, уже выцеливал новую цель – всех делов-то панцерманам чуток башню довернуть – и ага…
– Пэтээрщики! Пэтээрщики! Валите эту суку! – стирая кровь, стекающую из разбитого носа, закричал Крупенников.
Но «эта сука», разумеется, оказалась плотно прикрыта пехотой.
И в лоб атакующим штрафникам ударили два пулемета «МГ» и винтовки…
Интерлюдия
– Идут, скоты… Как у себя дома. Идут и не боятся, – тихо ругался старший сержант НКВД Харченко, наблюдая, как немецкие грузовики, танки и полугусеничные бронетранспортеры вздымали июльскую пыль белорусских дорог.
– Надоело, блин, прятаться! – ответил ему боец Горох. – Давайте ударим, тащ старший сержант. Ведь от самой заставы отступаем. Ну, сколько ж можно?
– А чем ударим? Две винтовки, пистолет и граната.
– Вы как хотите, товарищ старший сержант, а я гранату сейчас попользую.
– Сидеть, Горох! Я что, один документы тащить буду?
– Документы, документы… Да кому они на хер нужны, те документы, когда немцы – вот они.
– Слышь, боец… Всему свое время. Дойдем до наших, будем и с немцами драться. А сейчас у нас приказ начальника заставы доставить документы.
– Вот и доставляйте, тащ старший сержант.
И боец погранвойск НКВД Горох пополз навстречу немцам.
А старший сержант тех же погранвойск того же НКВД Андрей Харченко лежал и, не дыша, смотрел. Смотрел, как его боец ужом скользнул в придорожных кустах. Смотрел, как он достал гранату, сдвинул предохранитель и приподнялся для броска на одно колено. Смотрел, как взорвался тупорылый серо-зеленый немецкий грузовик и как попрыгали оттуда объятые пламенем фрицы.
А потом он выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и побежал в глубь леса, придерживая мешок с документами и знаменем заставы. Бежал, глотая слезы; бежал и не видел, как рядового Гороха расстреляли в упор из карабинов, а потом добавили для верности прикладом.
Кровавый июль сорок первого…
Майор Харченко стрелял из своего «нагана», встав на колено и не обращая внимания на осколки. Проклятый немецкий Pz-IV Ausf. H лениво ворочался в изломанных кустах и плевался фугасными снарядами по распластавшемуся вдоль дороги батальону. Очень так прицельно, к сожалению, плевался… Противотанковые пули только звонко цвиркали по толстокожей лобовой броне, покрытой остатками немагнитного циммерита, или теряли силу, прошивая жестяные фальшборта башни и отскакивая от основной брони. Тем временем Крупенников, вытирая кровь с лица, поднимал во фланговый обход роты Свинцова и Зайца.
Когда они, наконец, отжали фрицев, проклятый панцер дернулся было следом, но не успел. Кто-то из солдат ловко метнул противотанковую гранату под гусеницу, разорвав ее аж в двух местах. Обездвиженная «четверка» успела еще раз неприцельно рявкнуть орудием, но штрафбатовцы уже бросили ей под брюхо новую гранату. А после двое бойцов вскарабкались на кружащуюся на месте обреченную бронемашину, приоткрыли люк командирской башенки и забросили внутрь одну за другой пару «лимонок». И со всей возможной скоростью сиганули прочь. Внутри гулко бухнуло, затем рвануло еще раз, уже куда сильнее. Выбитые ударной волной крышки люков, кувыркаясь и сбивая с деревьев ветки и листья, отбросило далеко в стороны, а сорванная с погона башня медленно, будто нехотя, сползла куда-то вбок. И натворившая столько бед тварь замерла, воняя на весь лес смрадной гарью синтетического бензина и сладковатым запахом горелого человеческого мяса…
Скоротечный бой закончился.
– Вот прендегасты! – коротко и зло выругался Лаптев. – И откуда они тут взялись?
– Окруженцы, – хрипло ответил ему Харченко, перезаряжая барабан своего «нагана». Руки у него мелко тряслись, как всегда после боя. Особист этого стеснялся, хотя и знал, что это не от трусости. – Мы когда-то так же тут…
– Здесь начинал, майор? – спрыгнул в кювет комбат.
– Немного южнее. Ранен?
– Нос разбил. Он и так у меня ломаный, да тут еще в стекло вмазался, когда водитель тормознул. Кстати, где он?
– Хер его знает. Где-то тут, наверное, – тяжело дыша, ответил Лаптев.
– Командиры рот! Доложить о потерях, – гундосо крикнул Крупенников, поднявшись во весь рост. И добавил, покачав головой: – Ты смотри, что натворила, тварь. Три грузовика в хлам.
В белорусское небо поднимались четыре столба черного вонючего дыма.
А немецких трупов оказалось всего семь, если не считать тех, кто догорал, размазанный по стенам боевого отделения, в танке. И один раненый. Штрафники не любили брать пленных. Не любили, но иногда приходилось.
Экспресс-допрос провел особист. Выяснилось, что фрицев было двадцать человек, действительно окруженцы. У танка кончалось топливо и боеприпасы. Вот и решили атаковать русских из засады. Смертники, блин.
Немца наскоро перевязали и сунули в один из уцелевших грузовиков, строго-настрого приказав бойцам-переменникам довезти пленного живым и слегка здоровым до передовой.
А вот после этого начались настоящие проблемы. Или даже так – ПРОБЛЕМЫ. Когда грузовики догорели и их сбросили с дороги, командиры рот долго копались в воняющих горелой резиной остатках студебекеров. Потом они медленно пошли к «Виллису». Лица у офицеров были, мягко говоря, озадаченными.
– Что так долго копались? – раздраженно рявкнул комбат.
– Товарищ майор… – начал Заяц. В этот момент он отчего-то перестал напоминать волка, став похожим именно на зайца. Беляка. Ибо лицо его было белым как мел.
– Что мнетесь, как барышня после променада? Докладывайте, старший лейтенант! Что у вас с потерями? – подключился к разговору Харченко, тоже почуяв недоброе.
– Так это… нету потерь…
– В каком смысле нет? – поднял голову приготовивший акты Лаптев.
– У меня пропали первый и четвертый взвод, – уставился на свои сапоги Заяц.
– Что значит пропали? Как так пропали? Старлей, ты соображаешь, что говоришь? – крикнул на Зайца Харченко.
– Соображаю, товарищ майор. В сгоревших машинах нет трупов солдат. И оружия нет. Ничего нет. Вообще. Как будто испарились.
– Заяц, ты пьян, что ли? – не выдержал Крупенников.
– Идите и посмотрите сами, – внезапно обиделся старлей.
– Посмотрим, не переживай. А у тебя, Петровский? Тоже потерь нет?
– Так точно, товарищ майор, нет, – убитым голосом ответил командир первой роты. – Только пропавшие без вести.
– А ну пойдем, посмотрим! – сорвался с места Харченко. За ним скорым шагом двинулись Крупенников с Лаптевым. Хотя обоим очень хотелось побежать, но командирам в армии суетиться не положено.
Они долго копались в остатках догоревшего переднего грузовика, но ровным счетом ничего не обнаружили – ни обгоревших трупов, ни личного оружия, ни даже звездочек с пилоток. И в двух других – то же самое.
– Шестьдесят два штрафника пропали без вести, – убито подытожил капитан Лаптев.
– Плюс двое моих, – буркнул подошедший Свинцов.
– Тоже из грузовика сбежали? – мрачно спросил Харченко.
– Нет. Тут совсем странное что-то. Они бежали в атаку, как все. А потом пропали.
– Что тут странного? Рванули в лес и всё! – зло сказал Крупенников.
– Нет. Их бы заметили. Они именно бежали, а потом исчезли. Вообще. Как будто их и не было вовсе.
– Они что у тебя, привидения? Как исчезли? Ты можешь объяснить?
– Никак нет, товарищ майор, не могу, – мрачно покачал головой Свинцов.
– Подожди, товарищ майор, – остановил красного от гнева особиста комбат. – Ты машину, которая впереди шла, помнишь?