Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - Страница 31

– Что ж тут бухать-то? – с удивлением воззрился на литровую фляжку отец Евгений. – Между прочим, первое чудо, которое Христос по Святому Евангелию сотворил, есть чудо превращения воды в вино. На свадьбе к тому же.

– Ну, у нас тут не свадьба!

Священник со вздохом спрятал фляжку обратно.

– Будете зачислены в политический отдел. Опиум свой религиозный попрошу особенно не распространять. Обговорите с заместителем по политической части принципы агитации и пропаганды. Молитвы там свои и прочие ритуалы – не афишировать. Из оружия я выдам вам…

– «Парабеллум»? – усмехнулся отец Евгений.

Крупенников онемел. Поп, оказывается, знал…

– Это цитата, товарищ майор. Только оружие мне не нужно. Нельзя мне оружие. Ибо буду извергнут из сана.

– А еще ругали этих… либерастов, – вспомнил комбат смешное слово, недавно прозвучавшее из уст батюшки.

– Попрошу, – поднял палец отец Евгений, – меня не оскорблять! Правила у нас такие. Священник не имеет права проливать кровь. Даже змеиную. Устав, так сказать.

– И чем же вы от ЭТИХ отличаетесь? – усмехнулся Крупенников.

– У меня свое оружие есть, – твердо ответил священник. – Слово Христово.

– Вот на ящерах и посмотрим, действует ли ваше Слово, – скептически улыбнулся майор.

– Посмотрим, – покладисто согласился тот. – А можно мне в футбол поиграть? Давно мячик не пинал…

– В армии говорят: «разрешите, товарищ майор!»

– Разрешите, товарищ майор, в футбол с добровольцами погонять! – священник неожиданно встал, вытянулся и приложил руку к голове.

– К пустой голове руку не прикладывают, – буркнул Крупенников.

Тот опустил руку. В глазах отца Евгения плясали веселые… гхм… огоньки, в общем, веселые.

– Идите… Батюшка… Поговорим еще…

Когда священник ушел, Крупенников заварил еще чая и долго, целых десять минут, наблюдал, как тот, сняв рясу, азартно бегает по полю за мячом. Потом передернул плечами и, выключив блокнот и спрятав его в полевую сумку, пошел на склад проводить ненужную, в общем-то, инвентаризацию, тем самым отвлекаясь от ненужных, высоких мыслей…

Однако до складских помещений комбат дойти не успел, привлеченный криками со стороны спортплощадки. Виталий удивленно приподнял бровь: это ж как орать нужно, чтобы даже внутри здания было слышно?! Что там еще случилось?

Выйдя на задний двор, где располагались открытые спортивные сооружения и футбольное поле, майор остановился, пытаясь разобраться, что происходит. На поле разыгрывалась настоящая трагедия. Или, что скорее, комедия. Или и то, и другое вместе. Новоявленный доброволец, аккуратно сложенная ряса и рюкзачок которого лежали на скамейке рядом с опоясывающей поле беговой дорожкой вместе с вещами других игроков, ныне валялся в центре штрафной площадки, схватившись за лодыжку. Стоящие вокруг игроки обеих команд и свободные от учебы или нарядов болельщики самозабвенно орали:

– Пенальти! Было же пенальти?

– Да какое пенальти? Он же сам упал!

– Так тот еще до штрафной ему подкат сделал!

– А чего они? На батюшке сфолили, а теперь отнекиваются!

– Больно-то как! Помяни царя Давида и кротость его!

Последняя фраза, ясное дело, принадлежала отцу Евгению.

Крупенников молча постоял, потом кашлянул. На него никто не обратил внимания, даже Харченко, вместе с замполитом стоящий в задних рядах.

Комбат кашлянул громче. С тем же результатом.

Потом не выдержал и гаркнул во всю немалую силу легких:

– А ну, смирно! Что тут, ядрена вошь, происходит?!

Толпа замолкла, обернувшись.

– Что. Тут. Происходит?

Обернувшийся Харченко смутился, шмыгнул носом, поправил фуражку и пояснил:

– Так это, матч у нас… товарищеский.

– А орать так зачем? – не понял Крупенников. – Матч матчем, а орать зачем?

– Так форвард от 1-й роты в атаку пошел, а его защитник из 4-й срубил подкатом в штрафной! Вот и спорим! – крикнул кто-то из толпы.

– А судья кто? – спросил комбат просто ради того, чтобы не молчать.

– Он… – навстречу майору вытолкнули незнакомого бойца из местных добровольцев.

– Да не успел я, согражданин, то есть товарищ комбат… – немедленно заныл тот.

– Твои проблемы, – отрезал Виталий. – Если и в бою не успеешь, первым и умрешь. Точнее, ящерицам на обед угодишь. Кого сбили-то?

– Меня, – подошел, хромая, отец Евгений.

– Бей пенальти, и весь вопрос. Счет какой?

– По нолям, товарищ майор!

– Интриги больше будет. Пусть отец… гм, то есть товарищ Смирнов, бьет пенальти, а потом идет в медчасть на осмотр. Ясно?

Кивнув, батюшка похромал к одиннадцатиметровой отметке. Комбат пошел было в сторону казарменного корпуса, но вдруг остановился. Захотелось посмотреть на футболиста по имени отец Евгений.

Тот подошел к отметке, поставил на нее мяч. Перекрестился. Отошел, разбежался…

Удар получился корявым, вратарь противника без труда взял мяч.

– Ура! – взревела половина болельщиков; вторая половина угрюмо молчала. Игроки тоже разделились, одни сердито брели на свою половину поля, другие радостно хлопали по плечам вратаря. Крупенников ухмыльнулся, развернулся к футболистам спиной… и резко остановился. Гм… Ну ладно, сейчас разберемся…

– Так! – на сей раз командный голос легко перекрыл рев толпы. – Смирнов, Харченко, Финкельштейн, Лаптев! Ко мне все бегом! Потом доиграете.

Через пару минут возбужденные офицеры и отец Евгений сидели в комнате комбата. Священник поглаживал ушибленную ногу, прижимая к животу рясу и рюкзак.

– А теперь, товарищ-согражданин Смирнов, вы рассказываете, что там у вас на самом делеслучилось.

Особист с замполитом и начштаба недоуменно переглянулись. Дела футбольные да вдруг отвлекли отца и бога батальона?! Или все не столь просто?

– Дриблингом защитника обошел и в штрафную, а тот видит, что я один на один, и подкатом мне в ноги. Сзади!

– Ты, батюшка, тут не темни, – нахмурился Крупенников. – Меня твои кинжальные фланговые прорывы не интересуют. Чай, не Гудериан какой.

– А что тогда? Комбат, ты зачем нас сюда приволок с этим долгогривым? – удивился бесцеремонный Харченко.

– Ой, ой… – застонал поп, снова схватившись за голень.

– Ты не темни, товарищ священник, а объясни-ка, чего так лукаво улыбался, когда к точке пенальти подходил?

Отец Евгений открыто улыбнулся. И совершенно нормальным голосом ответил:

– Когда мне тот защитник по лодыжке въехал… если б я не подпрыгнул, сломал бы мне ногу.

– Ну и что? Не сломал же?

– Вы не поняли, товарищи офицеры, – снова улыбнулся священник. – Он мне целился в ногу.Специально.

– Оп-па… – выдохнул Харченко и сузил глаза. – Ладненько, я с этим футболером поговорю. Через пару часов. Как говоришь, его зовут?

– Откуда мне знать? – пожал плечами тот. – Не успел познакомиться.

– Ага, – Крупенников сдвинул на затылок фуражку, провел рукой по лбу. Похоже, не ошибся он, заподозрив, что что-то во всей этой футбольной истории было не так.

– Особист, а ведь у тебя, похоже, и вправду работа появилась! Ладно, я на склад, а ты тут разберись со всеми этими… футболистами. И прошу не пить!

Последнее относилось уже к отцу Евгению, потянувшемуся было к своей фляжечке.

Быстрым шагом выйдя из кабинета, он уже не расслышал батюшкино ворчливое:

– Но я же чисто для анестезии, дабы боль в ударё́нных членах унять. Да и с ближними своими, чем имеем, поделиться…

Установить личность «футболиста» труда не составило, и через пятнадцать минут особист забрался в Сеть, выясняя, что же представляет из себя этот самый Джим Тойво. Да ничего на первый взгляд особенного. Родился в Скандинавии, учился в Стэнфордском университете. Получил профессию антикризисного менеджера. Специализировался на социальной психологии.

Правда, работать новоиспеченный специалист не стал. Жил на социальный пакет, катался по планете, изредка выбирался за пределы Солнечной системы. Вот и заботливо подписанные автором голофото – «Джим на Луне», «Джим на пляжах Новой Венеры», «Джим и Вики подлетают к Альфе Центавра»… Любимая музыка, круг друзей и интересов… Обычная бредятина, которой забивают Сеть потомки.