Шторм над Петербургом (СИ) - Страница 5

Мицкевич молча достал предписание.

— Приказом его императорского величества вам запрещено покидать территорию Российской империи. Ваше высочество, я уполномочен применить силу, однако не желаю, чтобы меня вынуждали это сделать.

Отец и сын обменялись короткими взглядами: глаза отца обреченно потухли, но сын… Взгляд Павла загорелся какой-то затаённой, мрачной решимостью, и в тот же миг я заметил, как он медленно поднял руку.

— Павел, не делай этого, — тихо, но твёрдо проговорил Дмитрий Павлович. Однако в его голосе не было привычной отцовской строгости — скорее, страх.

— Уходи, отец, ты еще можешь успеть, — прорычал Павел, повернувшись к нам. — Я не позволю им…

Не успел он договорить, как резкий всплеск магической силы, исходящий от него, ударил по залу, рассыпая лёгкие голубоватые искры.

Аэропорт вздрогнул от магического всплеска, словно пробужденный от дремоты.

Павел Дмитриевич стоял, окутанный взметнувшимися к потолку вихрями силы. Раздались испуганные женские крики. Где-то совсем рядом зашелся в плаче ребенок.

— Всем назад! — рявкнули мы одновременно с Кропоткиным и Мицкевичем.

— Ваше высочество! — Мицкевич шагнул вперед. — Вы уже однажды пошли под суд за применение магической силы в общественном месте. Прошу, не усугубляйте свое положение.

Павел бросил на нас полный ненависти и презрения взгляд. Нет, я уже был в курсе, что младший Павлович был импульсивен не по статусу… Но чтобы творить такую дичь, нужно совсем выжить из ума.

Впрочем, Павел и выглядел нездорово — слишком бледный даже для себя, глаза горели каким-то маниакальным безумием, а руки тряслись.

— Мне уже нечего терять, — хрипло сказал он и покосился на князя крови. — Отец, уходите! Я задержу их!

— Павел, нет!

Но младший Павлович уже сделал свой выбор.

Он резко вскинул руку и словно зачерпнул воздух перед собой. По его пальцам змейкой заструилась энергия всех четырех стихий и, сплетаясь с эфиром, окутала его запястья, предплечья, поднимаясь наверх и выстраиваясь в плотный щит.

Так. Стоп.

Пятистихийная защита? Он же «сапфирник»!

— Все назад! — крикнул я майорам. — Вообще все! Здесь что-то не так. Он не должен…

А в следующий миг словно из самой груди Павла вспыхнуло искрящееся пламя, угрожающее поглотить пространство вокруг.

— Барьеры! — скомандовал Кропоткин и тут же принялся окружать Павла защитным барьерным куполом. Я метнулся к наследнику и оказался за пределами защиты.

— Николаев! Отставить!

— Он только что связал пять элементов, — бросил я через плечо. — Если кто и сможет с ним сразиться, то лишь я.

Павел лишь рассмеялся — нервно, истерично. И отправил прямо на меня «Стихийный шторм». Я поглотил заклинание и отправил в ответ оглушающую связку… Но, к моему удивлению, она просто рассыпалась, едва достигнув Павла.

Нет, здесь точно что-то не так. У этого дурака было силы на Алмаз, если не больше. Но как? Откуда? Еще месяц назад он оставался крепким Сапфиром без перспектив к росту потенциала…

Что он с собой сделал? И как?

В зоне вылета началась паника. Пассажиры, бросая багаж и спотыкаясь о чужие чемоданы, метались в поисках выхода. Я бросил сноп эфира в барьер, который возводил Кропоткин и уставился на Павла.

— Что ты такое творишь? — окликнул я его, подходя на шаг ближе.

Мы обменялись взглядами, в которых читалось немое понимание: здесь уже нет места ни уговорам, ни попыткам сдержаться. Павел действительно все для себя решил. И, вероятно, сейчас пытался о меня самоубиться.

Насмешливо склонив голову, он ответил язвительным тоном:

— А как ты думаешь, Николаев? Уйду я отсюда или нет?

Он выбросил руку вперед, и огонь, с неистовством обжигающего ветра, взметнулся в сторону охранников. Они в ответ отреагировали быстро, активировали защитные артефакты, усиливая барьер, но Павел, казалось, только раззадорился. Он резко опустил ладонь к полу, и огонь превратился в воду — стремительный поток, который ринулся вперед, разливаясь по залу. Несколько пассажиров, которых зажало у стены, испуганно вскрикнули и бросились врассыпную, поднимая панику.

— Васильев, Онищенко! Выводите через служебные ходы! — Командовал, перекрикивая гул заклинаний, шеф безопасности аэропорта.

— Внимание! Всем пассажирам в зоне вылета немедленно пройти к эвакуационным выходам! — доносилось из динамиков. — Повторяю, всем пассажирам из зоны вылета немедленно…

Но Павел, пользуясь хаосом, пошел дальше. Его руки поднялись, и земля — настоящая земля — будто проросла из-под пола, превращаясь в гигантские каменные глыбы. Я видел, как одна из них стремительно понеслась в сторону колонн, готовая обрушить на нас часть зала.

— Павел, остановись, чтоб тебя! — взревел я, гася его заклинания.

Толстые стекла здания начали покрываться паутинкой трещин. Что-то задымило, и включились автоматические распылители порошка. Пока Кропоткин и ребята Мицкевича удерживали барьер, сам Мицкевич схватил растерявшегося Дмитрия Павловича.

— Кончено, Павел Дмитриевич! — выкрикнул он. — Ваш отец идет с нами. И вы остановитесь.

— Да, Паша! — дрожащим голосом проговорил князь крови. — Не надо. Ты сделаешь всем только хуже…

Но Павел лишь холодно уставился на меня.

— Я долго ждал возможности тебе отомстить, Николаев. Долго готовился. А ты сам пришел. Какая удача.

Нет, я должен взять его живым. У меня и в мыслях не было убивать этого идиота, хотя он откровенно нарывался.

— Павел Дмитриевич, подумайте о судьбе своей семьи, — спокойно сказал я, краем глаза следя за тем, как охранники выводили последних пассажиров из помещения. Вокруг, поднимаясь и опадая, витала дымка от заклинаний. — Вы единственный наследник мужского пола и уже натворили достаточно. Но ваше положение еще не безнадежно. Идите с нами, ради благополучия вашей семьи.

— А ты думал о судьбе моей семьи, когда выкрал Катерину⁈

Павел резко поднес ладонь к носу и, как мне показалось, что-то вдохнул. Я бросился к нему, предчувствуя неладное.

Нет, только не как немец.

Но Павел умирать не собирался. Вместо того, чтобы захрипеть и упасть, он тут же ударил меня новым мощным заклинанием. Огненный вихрь невероятной силы несся на меня, завывая и шипя, словно целая буря.

Я ринулся навстречу заклинанию, чувствуя, как эфирные потоки концентрируются, готовые к ответному удару. Наши магические силы столкнулись, и световое зарево затопило весь зал, оглушая и слепя. Павел сотворил эфирный клинок и ловко парировал мой удар, и мы обменялись серией молниеносных атак, каждое столкновение вызывало разрывы магических барьеров, которые мы ставили один за другим.

— А ты и правда хорош, Николаев, — криво улыбнулся Павел. — Жаль, что выбрал не ту сторону.

Но в этот момент что-то изменилось. Я ощутил странное, едва заметное, но угрожающее изменение в магическом потоке Павла. Его энергия стала неровной, рваной, а сам он словно излучал какой-то темный свет, от которого невольно пробежали мурашки по спине.

Глаза парня загорелись слишком хорошо знакомым мне зеленым светом. По лицу пробежала зеленая паутинка и опустилась ниже, на шею, по рукам до самых пальцев…

Он был полон энергии Искажений и сейчас решил ее выпустить.

— Всем прочь из помещения! — заорал я. — Сейчас жахнет!

Павел, казалось, окончательно потерял себя. Его руки задрожали, но в них всё еще сверкали всполохи стихийной магии, переплетенной с Искажением — аномальная сила заменила эфир. Яркие искры с черным отливом разлетались от его пальцев, врезаясь в барьеры, которые служба безопасности уже ставила по периметру, пытаясь уберечь пассажиров.

— Чёрт, что он наделал! — выдохнул Кропоткин, отступая, чтобы прикрыть отход людей.

Как? Как ему удалось?

Но сила аномалии была в нем слишком нестабильна. Павел словно был накачан ею, но совсем не мог ее контролировать.

Я собрал все силы, что оставались, чтобы в любой момент поглотить взрыв. Сейчас — только поглощение, и работать надо осторожно.