Шторм над Петербургом (СИ) - Страница 47

Я отошёл к стене, давая Черкасову пространство для разговора, и наблюдал за старушкой. Её реакция казалась искренней — горькой, но не показной.

— Ефросинья Петровна, вы что-нибудь странное сегодня слышали? — мягко спросил Черкасов. — Может, шум какой-нибудь, крики?

— Утром что-то было, — задумалась она, нахмурив седые брови. — Шумели там, вроде бы таскали чего-то. Но Ваня часто коробки носил, у него подработка была в службе доставки. И коробки пустые домой приносил, потом на макулатуру сдавали. Я и подумала, что опять за своими коробками бегает.

— А что насчёт его семьи? Мать, сестра? Вы их видели в последние дни?

— Так уехали они, — быстро ответила старушка. — Ежегодно в декабре уезжали в Варшаву, к её родне. Эльжбета Казимировна там родилась, у неё там сестра живет. На Рождество всегда ездили. Она мне фотографии показывала, такая ярмарка красивая! Правда, в этом году раньше уехали…

— Эльжбета Казимировна не уточнила, почему?

— Да вроде Ваня билеты дешёвые нашёл, но горящие. Нужно было прямо на следующий день вылетать… Они быстро собрались и укатили. И Ваня собирался, только хотел с проектом на работе закончить. Он же у нас ученый, кандидатскую писал…

Старушка снова приложила платочек к глазам.

— Спасибо, Ефросинья Петровна, вы нам очень помогли, — Черкасов кивнул ей с лёгкой улыбкой и кивнул Арсеньеву. — Если что вспомните, сообщите, пожалуйста.

Лейтенант проводил старушку обратно к её двери. Я слышал, как она бормотала себе под нос: «Вот ведь беда-то какая…»

Когда мы остались одни, Черкасов открыл свой блокнот.

— Значит, успел их вывезти, — он сделал пометку карандашом. — Но нужно проверить, выехали ли они и добрались ли до Варшавы.

— Думаете, Мейдель предчувствовал?

— Возможно, знал, что за ним придут. Хотел перестраховаться и уберечь семью.

— Похвально, — отозвался я.

Пока он делал записи, я вернулся в гостиную и начал внимательно осматривать вещи, стараясь не прикасаться к ним. Под ногами поскрипывал пол, в воздухе витал запах пыли.

На краю стола, между разбросанными бумагами, я заметил странный предмет. Это была карнавальная маска — чёрная, бархатная, украшенная золотыми узорами. Тонкая, явно дорогая работа. На её поверхности, в правом верхнем углу, я разглядел выгравированный знак. Золотой крест, заканчивающийся дугой, а над ней — кружочек. Что-то очень знакомое. Я явно где-то видел такой символ.

Но вот где?

— Что-то нашли, Алексей?

Черкасов подошёл, окинув мою находку внимательным взглядом. Я не трогал маску — лишь поднял скрывавший ее лист бумаги, исписанный какими-то формулами. Здесь и правда царил полный хаос. Хорошо хоть, что Мейдель не устраивал в своей квартире лабораторию — иначе работать пришлось бы в защитной экипировке.

— Не уверен, — признался я. — Но я не ожидал найти такую вещицу в таком месте.

Черкасов нахмурился.

— Мне он кажется знакомым. Где-то я видел этот символ.

— Я тоже, — ответил я.

Через двадцать минут после нашего звонка подъехала криминалистическая группа. В небольшой квартирке стало невыносимо тесно. Я отошел в сторону и наблюдал за слаженными действиями сотрудников, стараясь не мешать.

— Вот и твой подарочек, Дим, — сказал Арсеньев, пропуская троих криминалистов в квартиру.

Старший лейтенант Дмитрий Прокофьев — невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти с небрежно накинутой на плечи курткой — кивнул Черкасову и сразу начал осмотр. Его помощники разложили оборудование: камеры, чемоданы с инструментами и пробы для анализа.

— Да уж, горазды вы на сюрпризы. Начнём, — хрипловато сказал он, снимая перчатки из кармана и надевая их.

Один из его напарников фотографировал всё подряд, от тела Ивана до хаоса в комнате. Прокофьев тем временем присел перед телом, осмотрел его, затем начал громко диктовать:

— Мужчина, возраст приблизительно двадцать пять лет. Телосложение худощавое. Одет в домашнюю одежду: тёмные спортивные штаны, серую футболку, черные носки. Видимых следов борьбы нет, — он поднял руку Ивана, внимательно осмотрел пальцы. — Кожа под ногтями чистая.

Криминалисты начали развёртывать пробирки, из которых шёл слабый запах реагентов. Один из них осматривал следы, оставленные обувью на полу, другой сосредоточился на вещах, разбросанных вокруг.

— Порядок стандартный. Снимаем отпечатки, проверяем остатки биологических следов, — скомандовал Прокофьев.

Пока криминалисты работали, Ростопчин подошёл к Черкасову с телефоном в руках.

— Нашёл кое-что про мать и сестру, — коротко доложил он. — Действительно, они летели рейсом «Петербург — Варшава», благополучно приземлились.

— Но? — уточнил Черкасов, уловив интонацию.

— Но дозвониться до этой Казимировны не могу. Телефон отключён. Полагаю, она сменила карту на польскую, чтобы дешевле было. У них же там автономия и местные телефонные операторы…

— Логично, — согласился Черкасов. — Продолжай искать. Свяжись с нашими из варшавского — база-то единая. Должны пособить.

Ростопчин кивнул и отошёл к окну, продолжая возиться с телефоном.

— А это что у нас? — раздался голос Прокофьева.

Я обернулся и увидел, что он держал ту самую чёрно-золотую маску, которую мы обнаружили раньше. Он осмотрел её, с явным интересом, изучая выгравированные узоры.

— Дорогущая, наверное, — отозвался его помощник. — Дай сфотографирую как следует.

Помощник принялся делать снимки, а Прокофьев не отрывал взгляда от маски. Мне показалось, что он тоже что-то в ней приметил.

— Видимо, наш химик был ещё и алхимиком, — наконец, усмехнулся он, поворачивая маску к свету.

— Что нашел? — Черкасов нахмурился, подходя ближе.

— Это алхимический символ, — пояснил Прокофьев, указывая на выгравированную деталь. — Вроде бы так в Средние века обозначалась ртуть. Символ Меркурия.

Я подошёл ближе, разглядывая знак. И правда, похоже.

— На первый взгляд похож, но знак Меркурия рисуется чуть иначе, — сказал я. — У нас же в Корпусе вся ртуть этим символом помечена, я его ни с чем не спутаю. У Меркурия дуга расположена на вершине кружочка, как рожки. А здесь дуга — под кружочком…

Криминалисты уставились на маску.

— И правда, — сказал Прокофьев, прищурившись. — Да, это не Меркурий. Это… — он запнулся, затем вдруг хмыкнул. — Это Плутон. Точно. Плутон.

— Уверен, Дим? — уточнил Черкасов.

— Уверен, Евгений Александрович, — кивнул криминалист. — У меня жена увлекается астрологией и всякими натальными картами. Постоянно рисует символы планет, все тетрадки исписаны асцендентами и прочими домами. Этот знак она точно показывала. Я его еще запомнил, что он похож на человечка с поднятыми руками.

Мы с Черкасовым переглянулись.

— Плутон, говоришь, — медленно повторил Черкасов. — Вечер становится все интереснее… Спасибо, Дим.

— Да на здоровье. В кои-то веки женино хобби пригодилось…

Я жестом попросил Черкасова выйти со мной на лестницу.

— Евгений Александрович, тут все отчетливее прослеживается связь с Римским клубом, — сказал я. — Княжич крови Павел Дмитриевич на допросе говорил, что получил свои стимуляторы через некого Плутона, когда был в том клубе.

Черкасов нахмурился, его глаза сверкнули напряжённой мыслью.

— Да, помню, — кивнул он. — На закрытой вечеринке. Я читал протокол.

— А теперь маска с его символом в квартире аспиранта-химика, — продолжил я. — Становится похоже на то, что наш хороший мальчик Ваня Мейдель мог снабжать этого Плутона либо готовыми стимуляторами, либо веществами для их изготовления. У него был прямой доступ. И с учетом того, что лаборатория гражданская, университетская, то и вынести оттуда что-нибудь ценное было проще.

Ну как Стагнис не углядел⁈ Уж кто-кто, а он прекрасно понимал, насколько опасны вещества, с которыми они работали в лаборатории. Почему не выбил охрану?

Впрочем, насколько я понял, Толстой-Стагнис был пусть и уважаемым человеком на факультете, но серьезных административных рычагов не имел. Ректор попросту мог не отнестись серьезно к подобной просьбе. Дескать, да кому нужна универская лаборатория…