Штольня в Совьих Горах - Страница 25
«Значит это сам Золотой Селезень был! — радостно подумал Марцин. — Тот, которого я и прежде здесь видел!»
Понял он тогда: мудрая птица, видя алчность и злобу дурного человека, на короткое время изменила свой облик! Показалась Любине только простым серым селезнем!.. А золотые перья лежат теперь на дне реки. Но почему так, почему они не плавают по волнам, как это всегда бывает с перьями других птиц?
Достал Марцин одно перо, что побольше. Почувствовал: тяжелое оно! Сжал в горсти — острыми краями перо впилось в ладонь! Поднял Марцин другие перья — тоже самое. Оглядел он их внимательно и видит: из чистого золота они!
— Золотые перья нашел… — шептал Марцин, еще не веря самому себе. — Вот они!.. Там… И тут тоже…
Начал он собирать дорогие перышки и взвешивать каждое на ладони: все тяжелые! Заботливо спрятал их за пазуху, под холстинную рубаху. Оно и понятно: теперь-то мог парень вернуться в родную Пшесеку, в родной дом — к матери и отцу. Конец нужде!
Прошло несколько лет.
Вырос Марцин, возмужал. Стал пригожим молодцом, на которого все поглядывали с интересом. И не потому лишь, что красивое лицо его бородкой светлой и курчавой обросло, что веселые серые глаза у него, и вид статный. Был еще ко всему Марцин очень добрым и трудолюбивым.
Жил он теперь с отцом и матерью в хорошем дворе, на холме. Стадо овец завел, коней, волов. Был у него и надел пахотный: хорошие урожаи собирал с него Марцин. И людям он помогал: всегда помнил, как тяжко в нужде жить.
Как-то осенью, когда и жатва закончилась, и хлеб обмолотили — заиграли в деревне дудки на свадьбе Марциновой. И вошла в его дом светловолосая девушка, зазвенели с того дня во дворе Марцина смех и песни веселые.
Все в Пшесеке любили молодого крестьянина и не могли надивиться достатку его и успеху в хозяйстве. Ну и, как это часто у людей бывает, охотно соседи о Марцине, о его счастье и достатке болтали.
— Какие у него кони, а коровы какие! — в превеликом удивлении всплескивали руками деревенские сплетницы.
— А что одёжи у Марциновой жёнки… — шептались девушки. — Одних кораллов две коробки!
— Слыхали? Марцин-то собрал шесть скирд хлеба! — уважительно качали головами мужики.
Вот так и пошла гулять по всей округе молва о богатом крестьянине из Пшесеки. А потом и до Болеславца докатилась. Услышал об этом рыцарь Любина и уши навострил.
«Э-э-э… — подумал жадюга. — Вон как бездельнику, слуге моему, повезло! Значит этот паренек, что у меня жалким рабом был, теперь самым богатым мужиком стал. Странная игра судьбы! Даже поверить трудно!»
С того времени частенько задумывался рыцарь о богатом дворе, что на холме стоял в далекой Пшесеке, где жил счастливый и любимый всеми человек. Черная зависть и алчность копились в сердце Любины.
«Ведь он моим слугой был! — думал рыцарь, большими шагами прохаживаясь по своей горнице, полной резной утвари, парчи и ковров. — Был тут, у моих дверей, рабом послушным, а теперь? Все о нем говорят, все его хвалят… Кого? Так себе — мужика, сторожа, пастуха! Был бы хоть башмачник или кузнец, а то простой грязный хлоп!»
Наконец до того эти мысли его одолели, что в своей ненасытной алчности начал Любина задумываться — как бы ему Марцина с хозяйства согнать и самому его землей завладеть?
«Должно быть на своих полях он ценную руду отыскал…» — думал Любина по ночам, не в силах глаз сомкнуть. — «А может быть самородки золотые там нашел, либо серебро в земле добывает. Иначе откуда же у него такое богатое хозяйство завелось?»
И стал Любина на ярмарках и в корчме, за кружкой мёду, расспрашивать людей о Марцине:
— У кого он землю купил? Давно ли на ней хозяйствует? Где сеет зерно, где пасеки закладывает?
Охочие до бесед купцы и корчмарь, что раболепствовал перед знатным рыцарем, торговки рыночные и нищие разные — все они приносили Любине вести о его давнем слуге.
— Землю откупил Марцин у старой княгини, которая подслеповата и слышит плохо, а живет в своем замке, что близко от Пшесеки стоит, — сообщил однажды корчмарь, подавая рыцарю дорогое заморское вино.
— Угмм… — кивнул головой Любина. — У старой княгини? Так, так…
На следующий день велел он оседлать себе коня белой масти, оделся в самый красивый наряд и отправился в путь. Шесть оруженосцев ехало позади рыцаря — каждый с трубой медной, чтобы попышнее возвестить приезд его в княжеский замок.
«Когда старуха увидит мой наряд и коней, — думал в пути Любина, — когда полюбуется на оруженосцев и услышит, как затрубят они перед ее замком, — любезнее будет со мной. Заберет у Марцина ту землю, которую продала глупому мужику. А тогда я пообещаю ей лучшую цену, чтобы она отдала эту землю мне».
Старая княгиня дружественно приняла рыцаря в своем замке. Три стола были заставлены яствами — все на золотых блюдах. А жареного и печеного столько из кухни принесено было, что ни сам Любина, ни шесть его оруженосцев перечесть не могли!
Неведомо было с чего и начинать!
Ели и пили все, рыцарь льстил старой княгине, хвалил ее наряды, сладость вин и отменный вкус жаркого. Радуясь такому гостю, поверив в речи его льстивые, старая княгиня, едва лишь встали из-за стола, повелела своим писарям взять пергамент, чернила, перья и быстро написать крестьянину Марцину из Пшесеки такой приказ:
«Землю свою ты продашь мне вместе с домом и садом. Хочу взять обратно эти поля для себя».
Как только Любина уехал, старая княгиня наказала своему писарю скорее отвезти письмо Марцину. Послушный слуга тотчас сел на коня и, заботливо спрятав письмо госпожи, отправился в путь.
Едва лишь писарь появился на дороге около Пшесеки меж двух рядов тополей, Марцин издалека увидел его с холма: он как раз был во дворе и поил коней у колодца. Узнал писаря по его черному кафтану, полы которого развевались на ветру, будто два крыла ворона, да еще по тому, что плохо держался писарь на коне. «Уж не ко мне ли едет? С чем бы это — с добром или с плохой вестью?» — тревожно подумал Марцин, когда писарь свернул со шляха на полевую дорогу, что вела ко двору Марцина. А всадник всё ближе подъезжал… Услышала конский топ молодая хозяйка, выбежала из хаты и встревоженно около мужа встала. Белёхонькие кружевца на ее чепце тряслись над лбом: дрожала бедняга от страха.
А посланец княгини уже въезжал на чисто выметенный двор Марцина.
— Письмо тебе, хозяин! От моей госпожи! — молвил писарь и с трудом, неуклюже, с коня соскочил. Подал Марцину свитый в трубку пергамент, с которого на шелковых лентах свисали две большие красные печати.
— Письмо от княгини? А чего хочет госпожа? — услышал Марцин тревожный шепот своей светловолосой жены.
— Сейчас узнаешь… Посмотрим!
Молча развернул Марцин свиток и медленно, как бы не веря глазам, прочел то, что гласили черные, похожие на худых червей, латинские буквы.
— Марина… — тихо сказал жене. — Марина… — и не докончил речи: горе ему дыхание сдавило.
А тем временем писарь быстро выехал со двора — видать, спешил обратно в замок, чтобы поскорее доложить княгине о выполненном поручении. Двое людей остались во дворе — в печали и тревоге несказанной.
— На что княгине Марцинов двор? — дивились люди во всей Пшесеке. — Ведь у нее и так замок огромный, шесть фольварков и мельниц несколько!
Странным всем в деревне показалось это неожиданное желание старой княгини. И письмо, и поспешность его присылки Марцину — всё дивно как-то было. Сошлись люди мудрые во двор на холме, чтобы поговорить обо всём и посоветовать Марцину, что делать.
И так судили, и эдак, — ничего не удумали. Тогда кузнец, человек смекалистый и бывалый, сказал людям:
— Видать, таится тут чья-то хитрость бесчеловечная, и не самой княгиней это придумано. Стара она уже, редко из замка выезжает, да и не зла при том — только и всего, что большого ума никогда у нее не было.
— Кто же тогда уговорил ее? — крикнула Марина. — Неужто послушалась какого пройдоху?