Шпионские игры - Страница 7
«Вот он, мой мальчик».
Над дорогой нависал самолет А-12 «окскарт»: он стоял на трех стальных пилонах, устремленный в небо. Кира улыбнулась впервые за утро. Она любила этот самолет. Ей так и не удалось получить удостоверение пилота, несмотря на детские мечты: у родителей не было никакого желания тратить на это деньги, и ей пришлось удовлетвориться чтением книг о самолетах и многими часами, проведенными в Смитсоновском музее авиации и космонавтики и его филиале в аэропорту имени Даллеса. Первый раз оказавшись в комплексе ЦРУ, она забралась на бетонное ограждение вокруг «окскарта» и коснулась холодного черного крыла. Столь возвышенного чувства она не испытывала ни разу за свои двадцать пять лет. Кира до сих пор пыталась представить, каково это – лететь на шедевре Келли Джонсона[5] на высоте девяносто тысяч футов, рассекая воздух на скорости, в три раза превышающей скорость звука.
Самолет остался позади, и Кира вернулась к реальности.
Судя по тому, что на парковке почти не было машин, многие сотрудники ушли в отпуск. Она поставила машину на нижнем уровне недалеко от входа, заглушила двигатель и тут же подумала, не завести ли его снова и не уехать ли отсюда.
«Ну, давай же! Иначе тебе придется вернуться сюда завтра».
Она вышла из машины, прежде чем успела убедить себя этого не делать.
Ветер сдувал снег с сугробов и бросал ей под ноги. Она не побеспокоилась ни о шапке, ни о перчатках, просто сунула руки в карманы куртки. Однако щеки и уши онемели, пока она дошла до стеклянных дверей нового здания штаб-квартиры, а когда преодолела завесу горячего воздуха, их уже неприятно покалывало. Глоток виски сейчас согрел бы ее быстрее, чем кофе, и Кира на мгновение пожалела, что у нее нет фляжки с чем-нибудь покрепче. Впрочем, это желание быстро пропало. Если при встрече с директором ЦРУ еще до обеда от нее будет пахнуть алкоголем, можно распрощаться с любой карьерой, на какую еще можно рассчитывать.
Вестибюль напоминал небольшой храм – тридцать ярдов в длину, темно-серая мраморная колоннада с двух сторон, а вдоль нее – бронзовые скульптуры и стандартные серые виниловые диваны. Серо-голубой ковер с эмблемой ЦРУ в центре вполне соответствовал полумраку, несколько странному для вестибюля, который обычно бывает ярко освещен. Посмотрев вверх, Кира увидела, что стеклянный купол засыпан снегом и сквозь него не может пробиться солнце, отчего все вокруг кажется тусклым. У входа не было никого, кроме охранника, сидевшего за столом. Настольная лампа отбрасывала круг теплого света.
Кира пересекла вестибюль, провела пропуском над турникетом и ввела код. Рычаги раздвинулись, и охранник даже не поднял на нее глаз. Кира прошла к эскалатору, который вел на нижние этажи. В окна от пола до потолка был виден пустой двор внизу и внушительное старое здание штаб-квартиры в нескольких сотнях футов. Полумрак и тишина создавали ощущение абсолютного безлюдья, от которого становилось не по себе, учитывая размеры старого здания в окнах. Комплекс Управления занимал триста акров, вырубленных в Национальном лесу имени Джорджа Вашингтона вдоль шоссе, неподалеку от Потомака. Глядя со стороны, невозможно было понять, сколько народу здесь работает. В любом случае точное количество сотрудников хранилось в секрете, а из-за размеров здания Кира чувствовала свою незначительность.
«Всего лишь шестеренка в машине».
Снова появилось желание вернуться, но она безжалостно его подавила, и ей опять захотелось выпить.
Чтобы дойти до цели, понадобились долгие три минуты. Вестибюль отдела медицинской службы на первом этаже выглядел словно обычный врачебный кабинет, и это удивило ее еще тогда, когда она пришла сюда первый раз. Медицинское учреждение, ничем не отличавшееся от гражданских, казалось совершенно неуместным в правительственном здании, тем более что оно вклинивалось между музеем Управления и вестибюлем старой штаб-квартиры.
Кира прошла регистрацию. После короткого ожидания медсестра провела ее в смотровую. Кира заняла привычное место на смотровом столе. Сестра заверила, что врач придет через несколько минут.
Пришел доктор – старый, с седыми волосами и обветренной кожей, но в молодости, подумала Кира, он, наверное, был симпатичный. Доктор молча изучал ее карточку, а у Киры было время внимательнее изучить его самого. Она уже была здесь сразу после Каракаса и разговаривала с другим врачом о его работе, достаточно незамысловатой: она состояла главным образом в осмотрах и прививках сотрудников, отправлявшихся за границу. Обычно у врачей было много работы на Рождество, когда приходилось делать бесплатные прививки от гриппа всем посетителям. Но иногда заглядывали аналитики за консультацией по поводу пациентов, имен которых они не называли, хотя у докторов был допуск к совершенно секретной информации. Вероятно, пытались выяснить, не собирается ли умереть какой-нибудь особенно непопулярный лидер иностранной державы, что в отсутствие самого пациента становилось настоящей головоломкой.
Иногда им приходилось лечить пациентов вроде Киры – от ран или болезней, полученных в местах, о которых не всегда можно было говорить. Она не сомневалась, что это хоть как-то нарушает монотонность их работы.
– Рука все еще болит? – наконец спросил врач, закрывая карточку и кладя ее на маленький столик сбоку.
– Да, – призналась Кира. – Плохо сгибается. Не очень удобно водить машину.
– У вас коробка-автомат или механика?
– Автомат, – ответила Кира.
Езда по кольцевой дороге на ручной передаче превратилась бы в пытку, так как бо́льшую часть времени приходилось то останавливаться, то ехать дальше.
– Обычно она не беспокоит, если не надо резко повернуть или настроить радио.
– Вероятно, последствия глубокого повреждения тканей, – предположил врач. – У вас отсутствуют фрагменты трехглавой и плечевой мышц, шрам уходит глубоко в мускул. Рубцовая ткань не слишком эластична, так что придется смириться с некоторой потерей гибкости. Думаю, она не слишком велика, но заметна. Вы правша или левша?
– Левша.
– Это хорошо. Ведущая рука не пострадала, – сказал доктор.
Кира не сомневалась, что он лишь пытается ее утешить.
– Ладно, давайте посмотрим.
Кира расстегнула рубашку и вытащила из рукава правую руку, обнажив сложенный в несколько раз бинт, приклеенный пластырем с обратной стороны плеча. Врач снял бинт, осторожно оторвав пластырь. Рана тянулась поперек плеча почти на три дюйма. Ее края, аккуратно подрезанные скальпелем и стянутые вместе, удерживали два десятка швов.
Доктор рассматривал рану, слегка поворачивая руку из стороны в сторону.
– Неплохо, – сказал он наконец. – Никаких признаков инфекции. Думаю, можно снять швы, но на всякий случай поносите повязку еще две недели.
Кивнув, Кира снова засунула руку в рукав и поправила рубашку.
– Как вы переносите викодин? – спросил врач.
– Думаю, неплохо, – ответила Кира. – По крайней мере, он позволяет мне заснуть. Хотя рука иногда все равно болит, где-то в глубине кости.
– Не удивлен, – сказал врач. – Вероятно, у вас поцарапана плечевая кость, но трещина уже должна срастись. Если станет хуже, принимайте викодин и дальше. Вам нужен рецепт?
– Конечно, – без особого энтузиазма ответила Кира.
– Я выпишу.
Он уловил в ее голосе подавленность, которую она даже не пыталась скрыть.
– Радоваться надо, – сказал он. – Могли и без руки остаться.
– Что-то я не испытываю особой радости, – ответила Кира, застегивая рубашку и спускаясь со смотрового стола.
– Что ж, того, кто получил пулю, вполне можно понять, – согласился доктор.
Кира закатывала рукав, когда доктор уже вышел. Одна из назначенных встреч закончена. Вторая же беспокоила ее гораздо больше.
Впервые Кэтрин Кук побывала в Овальном кабинете, вступая в должность директора ЦРУ. В тот летний день президент Соединенных Штатов потратил две минуты, тщательно отмеренных руководителем персонала Белого дома, на светскую беседу и экскурсию по кабинету. Советник по национальной безопасности принял у нее должностную присягу, в то время как фотограф Белого дома запечатлевал это событие. Представителей прессы Белого дома пригласили на выступление президента, в котором он выражал надежду, что Кэтрин Кук оправдает его доверие. Кук тоже выступила с короткой речью (она трудилась над ней шесть часов, десятки раз переписывая и заучивая наизусть), выразив стандартную благодарность. Затем были предоставлены пять минут на шесть вопросов, после чего президент извинился перед прессой. Кук отвели полминуты на светскую беседу, а потом вежливо дали понять, что визит подошел к концу. Следующие аудиенции касались в основном общественных вопросов. Работа директора ЦРУ теперь была уже не та, что раньше. В течение пятидесяти девяти лет ее предшественники руководили Управлением и разведслужбами страны в той мере, в которой это было возможно. Однако ЦРУ потерпело слишком много неудач, и рассерженный конгресс создал для выполнения этой функции новое ведомство, так что теперь Кук подчинялась директору национальной разведки. Этот самый директор, Майкл Рид, являлся советником президента по разведывательной информации, и у главнокомандующего не было повода приглашать главу Центрального разведывательного управления в Белый дом.